Виталий Олейниченко - Красное золото

• Название: Красное золото
• Автор: Виталий Олейниченко
• Жанр: Прочие приключения

Роман о приключениях компании студентов, решивших отыскать часть золотого запаса России…

---

Когда воспоминания рассеялись, оказалось вдруг, что я веду интенсивную полемику с Сергеем и Игорем о заработках, в смысле: что можно считать именно таковым, а что — воровством или чем-то подобным. С моей стороны преобладали в основном эмоции и заголовки газетных статей о прихваченных за руку второразрядных коррупционерах, что-то в духе жегловского «Вор должен сидеть!» и бессмертного «тебя посодют, а ты не воруй». В общем, обычная интеллигентская чушь. Выпитое «на старые дрожжи» пиво уже подзатуманило сознание и я, образно выражаясь, слегка поплыл. А потому начал яростно отстаивать свой образ жизни, пытаясь доказать, что вот, мол, мне и так хорошо, что мне, мол, за глаза хватает моей мизерной зарплатки, потому что, мол, не хлебом единым жив человек и главное — это моральное удовлетворение от свершенного тобою, и да благословенны будут… ик!.. труды твои праведные, а все остальное — не более чем приложение, более-менее приятное, но истинному титану… ик!.. духа на все это глубоко плевать, и так далее и тому подобное…

Насчет титана духа я, конечно, несколько погорячился, и вообще городил ерунду, но остановиться уже не мог, и в качестве доказательства своей сомнительной правоты стал слегка уже непослушным языком излагать историю своих архивных изысканий:

— Вот совершенно случайно кучу золота нашел… э-э-э… пока еще, правда, вполне… ик!.. гипотетическую кучу, но нашел, вот!.. и ничего мне за это не надо, потому как нашел я это… э-э-э… эту кучу только ради любви к науке…

— Ну и дурак, — буркнул Миша, совсем как давеча Лелек.

— Нет, позволь, отчего же… ик!.. Ага… И ничего мне за это не надо… впрочем, экскьюзи муа, это я уже говорил… да, ровным счетом ничего, потому что историческое… ик!.. открытие, даже маленькое, вполне достаточная самоцель…

Против ожидания, рассказанная мною история вызвала не усмешки и жалостливо-покровительственное похлопывание по плечу, а очень даже откровенный интерес. Сергей и Болек попросили рассказать все сначала и подробнее. Я приободрился и рассказал. Сначала и подробнее. А когда закончил свое повествование, в буквальном смысле утонул под обрушенной на меня лавиной вопросов. На большинство из них я, к сожалению моему и всей честной компании, ответа не имел, но клятвенно заверил, что непременно во всем разберусь, лишь только архив откроют после каникул…

— А долго он будет закрыт-то? — резво поинтересовался прямо-таки загоревшийся от моего повествования Сергей.

— Ну, где-то с месяц.

— Жалко…

— Хе! Мне и самому жалко, кандидатскую защитить не могу…

— А точно все так, как ты говорил? Не придумал? Уж больно на Стивенсона похоже…

— Я?!

И я, преисполнившись праведного негодования и гордо выпятив подбородок, забубнил о совести ученого-исследователя, которая не позволила бы мне исказить или приукрасить факты. Вероятно, со стороны я в этот момент выглядел, мягко говоря, нелепо, но сам себе при этом казался едва ли не мучеником от науки, жертвенно приносящим на ее, любимой науки, алтарь шанс показаться первооткрывателем Трои Генрихом Шлиманом (был такой псевдоархеолог) ради сохранения и торжества исторической истины. Бред, одним словом…

— Ага, ну ладно. Только ты, как найдешь чего-нибудь интересненькое, эта… звони сразу — подъедем, пивка попьем, расскажешь все…

В итоге я обещал держать всех в курсе своих изысканий. Ирэн, находясь, по всей видимости, под впечатлением от моего сказания, поведала полную нестыковок историю о том, как какой-то знакомый ее знакомых нашел на огороде жестянку с несколькими золотыми монетами царской чеканки и отнес их, дурак, в милицию, чтобы получить причитающиеся ему по закону проценты, а там ему надавали «демократизаторами» по хребтине, отняли все монеты и выкинули за порог… Болек выразил сомнение в существовании жестянки, Галка — злых милиционеров, Игорь начал рассказывать по одному ему понятной ассоциации какой-то длинный анекдот про русского, китайца и еврея, Лелек, выбравшийся, наконец, из-под Ирэн, достал откуда-то бутылку джина — в общем, пьянка покатила по накатанной колее…

ГЛАВА 5

Весна в этом году выдалась небывало ранняя. Кое-где в недоступных щедрым солнечным лучам низинах еще пестрели оттаявшим мусором пористые серые сугробы, но уже теплыми были вечера, совершенно просохли пустыри и пригорки, а легкий ветерок доносил отовсюду невесомый запах дымка от палимой школьниками прошлогодней сухой травы. Этот запах всегда служил для меня признаком водораздела между зимой и летом, как для солдат — приказ о переходе на летнюю форму одежды.

В один из этих поворотных дней конца апреля, когда я сидел с сигаретой на кухне у открытого настежь окна и наслаждался наступающими сумерками, то есть именно в тот момент, когда душа и все прочее жаждет романтики и любви, мой старенький, еще с дисковым набором, телефон разразился пунктирной чередой квакающих немузыкальных звуков, долженствующих обозначать звонок.

Я давно заметил, что это черное текстолитовое чудовище эпохи тоталитаризма — по таким аппаратам звонят обычно всякие секретари райкомов в фильмах про Отечественную войну — всегда было не прочь обеспокоить меня в самый что ни на есть неподходящий момент. Например, когда я смотрю хороший боевичок, или когда с головой погружен в работу, или — особенное свинство с его стороны — когда у меня гостит особа женского пола и многообещающий вечер плавно переходит в самую приятную стадию. И, конечно же, всегда кто-то не туда попадает, да еще и выясняет минут пять, какой у меня номер, или звонит по пустякам какой-нибудь давно забытый однокурсник, которого уже и в лицо-то толком не помнишь, или кто-то из коллег-экскурсоводов слезно просит подменить его на завтра, потому что теща, понимаешь, требует срочно вскопать огород на даче… И все: пропущена кульминационная сцена фильма, безвозвратно ушла давно пестуемая дельная мысль, а прекрасная гостья успела преисполниться задумчивости, которая, как известно, ведет к сомнению, а то, в свою очередь, к отрицанию…

Разрушать очарование неспешного теплого вечера и поднимать трубку не хотелось категорически, но все же пришлось, потому что могла звонить Верочка. Она не стала пока моей «почти женой», ибо меня было проще в космос отправить, чем заставить жениться, но была уже мне более чем просто подругой из тех, кого наши заокеанские антиподы звучно именуют girlfriend.

Пару дней назад мы с ней абсолютно бездарно и глупо поцапались из-за сущей, в принципе, ерунды: я очень люблю мясо во всех видах, а она, наслушавшись каких-то своих подруг-вегитарианок, решила кормить меня морковными котлетами — мерзость редкостная, между нами говоря. О чем я ей и поведал без обиняков. Она же стала уверять, что это безумно полезно, и тогда я сказал, что если говорят «полезно» вместо «вкусно», значит, подкрадывается старость. Тут Верочка просто задохнулась от возмущения — вполне справедливого, впрочем, потому что ее-то старой уж точно никак не назовешь — обиделась и ушла. А я, как дебильная баба из сказки о Золотой рыбке, остался у разбитого корыта. В смысле: в гордом одиночестве перед полной сковородой остывших морковных котлет, не переставая ругать себя за свой несносный характер последними словами. Ведь мог же один разок пересилить себя, задержать дыхание и затолкать в пищевод эту ужасную ботву, гладишь, и не помер бы. И Вера была бы довольна. А больше она такими глупостями заниматься бы не стала, я ее знаю, ее от этой правильной пищи еще вперед меня стошнило бы…

А с другой стороны: раз поддашься, два поддашься — и привет, ты уже, высунув язык, бегаешь по магазинам, на ходу стирая белье и закатывая водоэмульсионкой и без того чистый потолок. Как же, как же, знаем, проходили… Что ты знаешь, что ты проходил? — тут же вклинился в мои раздумья сидевший внутри второй «я». — Все, что ты там проходил, было давно и на другой планете, а здесь — Верочка… Последнюю фразу он произнес мечтательно и как-то, я бы сказал, восторженно. Я даже чуть было всерьез не прослезился от чувственных воспоминаний, тем более, что к настоящему моменту и сам уже давно был готов к примирению. Более того — готов был даже запихать в себя целый десяток этих ужасающих котлет, лишь бы только Верочка вернулась. Однако, безумно этого желая, первым ей не звонил по привычке и из врожденной вредности характера.

Поэтому трубку надрывавшегося доисторического аппарата я снял с известным душевным волнением и трепетом. В мембране, однако, раздался отнюдь не нежный Верочкин голосок, и вообще — не женский.

— Але! Славка?

— Ну… — я пока не узнавал говорившего. Голос был мужской, грубовато-радостный и решительно незнакомый.

— Баранки гну! — квакнула трубка бодрым примитивом. — Это Серега говорит!

Я продолжал сосредоточенно молчать, вспоминая.

— Ну, помнишь, у Мишани, эта… пиво пили!