Валерий Залотуха - Свечка. Том 1

• Название: Свечка. Том 1
• Автор: Валерий Залотуха
• Жанр: Мистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9691-1280-3

Герой романа «Свечка» Евгений Золоторотов – ветеринарный врач, московский интеллигент, прекрасный сын, муж и отец – однажды случайно зашел в храм, в котором венчался Пушкин. И поставил свечку. Просто так. И полетела его жизнь кувырком, да столь стремительно и жестоко, будто кто пальцем ткнул: а ну-ка испытаем вот этого, глянем, чего стоит он и его ценности.

---

Вторая (окончание)

А знаешь, старик, что самое неприятное в автозаке? Ты спрашиваешь, что такое – автозак? Ну, старик, надо знать. Автозак, это… автозак… Я вот тоже – который день нахожусь на положении арестованного, а только впервые еду в автозаке. То на «Жигулях», то, понимаешь, на «Hummer’e». А вчера вечером на «Волге», на черной, между прочим. Так вот – автозак. Устроен он следующим образом: эта его, скажем так, будка разделена надвое. В одной половине сижу я, в другой – мой охранник. Его я наблюдаю сквозь зарешеченное без стекла оконце, в которое, кстати, немилосердно дует. Охранник – милейший молодой человек. Всю дорогу спит, причем спит по-настоящему, а не делает вид. Даже всхрапывает… Вторая моя ночь, за тебя, друг, почти сплошь состояла из разговоров. Причем если до перерыва в основном говорил я, то после это был уже он, мой сосед, сокамерник, Дмитрий Ильич Слепецкий. Он начал говорить, когда я еще спал, – шепотом, вполголоса. Он повторял на разные лады одну и ту же фразу, которую мне совсем не хочется повторять, но ради правды жизни я готов это сделать… На разные лады: то рассеянно, то удивленно, насмешливо, презрительно, а то и вдруг зло… Она не матерная, но какая-то противная, я бы даже сказал – мерзкая, и мерзости этим трем словам прибавляет, конечно, ситуация, в которой они произносились: ночь, камера Бутырки, сосед Дмитрий Ильич Слепецкий, интеллигентный человек, и этот интеллигентный человек бубнит без остановки: «Орально, анально и, наконец, вагинально». Не три, а четыре слова, но это все равно, смысл не меняется, точнее, никакого смысла в них нет, а мерзости хоть отбавляй… И конечно, я ничего не мог понять и от этого непонимания, как обычно со мной бывает, засмеялся. Не сразу, нет, я долго крепился, сдерживался, не дышал, потому что, как только начнешь дышать, то сразу и засмеешься, но ведь нельзя долго не дышать, и я задышал, и сразу засмеялся. Не над ним – над собой, потому что решительно не мог понять, что же за человек этот Дмитрий Ильич Слепецкий? Последний раз я смеялся так среди ночи, когда Женька во сне разговаривала, и тоже не над ней, а над собой, а Женька тоже решила, что над ней, забрала одеяло и подушку и ушла к Алиске досыпать. Почему-то, когда я смеюсь, все думают, что я над ними смеюсь, как будто мне не над кем больше смеяться? И обижаются… Вот и Дмитрий Ильич тоже обиделся и закричал.

– Так вы не спите? Вам смешно?! Смешно, да?! Смешно дураку, что рот на боку! Вы – дурак! Вы знаете, что вы дурак? – Произнесено все это было возмущенно, но совершенно не обидно, и я не обиделся.

– В каком смысле? – спросил я и сел. Мне хотелось в ответ его тоже как-нибудь так назвать, но я не знал как, потому что так и не мог понять, что же это за человек.

– В каком смысле? – строже повторил я свой вопрос.

– В прямом и полном! – выкрикнул он. – Ваш друг вас кинул, подставил, разве вы не понимаете?

Я: Не понимаю.

Он: Не понимаете? Объясняю! Ваш друг вас кинул, подставил. Он купил этого продажного следователя, и вас взяли вместо него!

Мне снова стало смешно.

– Какого из следователей? – спросил я, кусая губу, чтобы не рассмеяться. – Какого из следователей вы имеете в виду? У меня их двое.

– Обоих! – закричал он. – И вас взяли вместо вашего друга!

Я: Как это – вместо, не понимаю.

Он: Вы помните, у Толстого в «Хаджи Мурате», где брат пошел служить на Кавказ вместо призванного в армию брата и его там шлепнули… Читали?

Я: Ну, допустим, читал.

Он: Это вам ничего не напоминает?

Я: Ничего не напоминает.

Он: Да это то же самое, только наоборот! Там брат брата спасает, а тут друг друга… кидает! Что вы молчите? Думаете, я вас не понял? Не раскусил? Да прекрасно я вас раскусил! В благородство решили играть? Молчать, чтобы он успел за границей скрыться? Поэтому не говорите им, кто вы есть на самом деле?

Я: Меня просто об этом не спрашивают.

Он: А вас и не будут спрашивать! Им на руку то, что вы молчите! Вас посадят и фамилию не спросят!

Тут я ничего не понял и даже руками развел.

– Но за что меня посадят?

Он: Не за что, а за кого. За други своя, понимаете?

Я: Нет, не понимаю.

(Я поразился проницательности моего сокамерника, но сделал вид, что ничего не понял.)

Он нахмурил брови и раздраженно махнул в мою сторону рукой.

– Да всё вы понимаете! Знаете, вы кто? Вы – «говядина»[27]. Знаете, что это такое?

– Знаю.

– Так вот, вы – новая русская «говядина»!

Извини, старик, я прерву свой рассказ, потому что наш автозак остановился и мой охранник куда-то торопливо отлучился. Куда, не знаю, улицу отсюда не видно, остается только догадываться… Можно ли отсюда убежать? Теоретически можно, но практически нельзя. Да, я так тебе и не рассказал, что в автозаке самое страшное… Возвращается, кажется… Точно. За сигаретами бегал. Что же курят славные наследники графа Лаврентия Берии? «Ява» явская – «Наш ответ Америке»[28]. Поехали дальше? Поехали дальше… А дальше было следующее! Мне не хотелось возражать на его несправедливые и неприятные доводы, просто не хотелось, и я согласился.

– Ну хорошо, пусть я дурак, я дурак, а вы – кто? Кто вы, человек, который вечером говорит одно, а ночью, в одиночестве, совершенно другое?

Сосед непонимающе моргает.

– Что? Что я говорил?

– Вам повторить?

– Сделайте милость.

– Орально, анально и, наконец, вагинально! – выпаливаю я и смотрю – прямо и требовательно.

Слепецкий неожиданно смеется – негромко, смущенно и как-то очень хорошо.

– Ах это… – говорит он, продолжая смущаться. – Это, знаете, когда не выспишься, прицепится какая-нибудь мелодия, «Зайка моя» какая-нибудь, и всё крутится и крутится в голове. А бывает, слова, фраза какая-нибудь, а это заголовок.

– Заголовок? – как похожи мы со Слепецким.

– Ну да, газетный заголовок. Заметка называлась: «Орально, анально и, наконец, вагинально». Она меня так поразила, что я целый день потом повторял. И вот вдруг всплыла и дергается, как поплавок на воде.

Наверное, на моем лице тоже сейчас улыбка. Дурацкая, разумеется…

– Ну и про что же там было написано? – осторожно спрашиваю я.

– А вы думаете, я ее читал? – с насмешливым вызовом отвечает Слепецкий. – Мне вполне хватило заголовка. Но вы спрашивали, кто я. Отвечаю: я заказчик.

Произнеся последнее слово, он как-то вдруг потух.

– В каком смысле? – не понял, а точнее, не поверил.

– В прямом и полном, – вновь ответил мне Слепецкий и прибавил: – Я заказал человека, жертву… – В голосе его вновь появилась твердость и, как мне показалось, даже зазвучала гордость за себя, заказчика.

И тут у меня опустились руки. Я лег и лежал неподвижно, глядя в потолок и размышляя…Вот так: не Мотя и не профессор, а коротко и ясно – заказчик. Страха не было, нет, страха не было ни капли, просто стало внутри как-то пусто. Я много раз читал в газетах про заказные убийства, и всегда в них говорилось, что киллера еще можно поймать, а заказчика – никогда. Я пытался их себе представить… Они виделись этакими Донами Корлеоне, таинственными и могущественными Карабасами Барабасами, которые дергают за невидимые миру ниточки и – пиф-паф! А они, оказывается, вот какие… Меня все это так поразило, что я даже забыл про Визирова. Я закрыл глаза и лежал так довольно долго.

– Евгений, вы спите? Евгений… – голос у него был печальный и виноватый.

Раз не отвечаю, значит, сплю. (Спу, как говорит Алиска.)

А он вздыхает громко и протяжно.

– Простите, я, кажется, погорячился… – говорит он и молчит, дожидаясь, видимо, что я все-таки заговорю. Не дождешься! Заказчик несчастный…

– Хотите, я вам все расскажу?

Не хочу.

Он вновь вздыхает и продолжает – тихо, примирительно:

– Ну, спите, спите… А я все равно буду рассказывать… Но с чего же мне начать? Представьте себе, вам пятьдесят лет, вы относительно здоровы, обеспечены, окружены привычными вещами, и не потеряли жизненный смысл…

Он прислушался, и я задышал ровно и глубоко, как во сне. Но он продолжал.

Он (продолжает): И в один прекрасный день на вашей лестничной площадке поселяется новый сосед. Как в песенке: «В нашем доме поселился замечательный сосед». И вот… он… начинает… сживать… вас… со… света… В буквальном смысле. А когда он отравил Изольду, я…

Изольда – жена? Но она умерла… От фарингита! Да не от фарингита, чёрт тебя дери, погибла в автокатастрофе! Значит, дочь? Он вполне мог назвать свою дочь таким экзотическим ОПЕРным именем. Сосед отравил его дочь? Неужели такое в наше время возможно? От возмущения я сел и посмотрел взглядом, требующим немедленного объяснения.

– Изольда – кто?

Он не торопился с ответом, громко и противно высморкался в носовой платок, жалобно вздохнул и наконец ответил: