Александр Гера - Набат-2

• Название: Набат-2
• Автор: Александр Гера
• Издательство: Издательство АСТ
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 1999

Это — роман-предупреждение. Роман о том, как, возможно, и НЕ БУДЕТ, но МОЖЕТ БЫТЬ. И если так будет — это будет страшно… Это — невероятная смесь реальности и фантастики, политического триллера и антиутопии, настояшего и будущего, книга, в которой трудно отличить вымысел oт истины. Это — роман о том, как случайная ошибка может привести — и приводит — к ошибкам все более непоправимым, а раз неверно выбранный путь становится гибельным для миллионов людей. Так МОЖЕТ БЫТЬ. Так БЫТЬ НЕ ДОЛЖНО…

---

— Есть! Согласен!

— Тебя не спрашивают, — оборвал его голос. — Ты живешь вне времени и пространства, ты — судный ангел и жить будешь теперь моими помыслами — был ответ, и следом он провалился опять в лилово-фиолетовую жижу, она облапила его, спеленала и выбросила на кафельный пол, заляпанный слякотью следов с улицы. Из-под двери тянуло холодом.

Он приподнялся, потер ушибленную коленку и осмотрел свой белый халат — не измазался ли он, когда поскользнулся? Нет, обошлось. И поспешил за стойку. Звякнул колокольчик над дверью, в аптеку входил покупатель, и ему не стоит видеть оплошность ручниста. Уборщица не вышла на работу, и ему приходилось самому подтирать пол. И заведующей нет, и кассирши нет. Что говорить: мы в Советском Союзе.

— Здравствуйте, — надменно приветствовала его осанистая брюнетка. — Лекарство моего мужа готово?

— Доброго здоровьица! Разумеется, готово, — откликнулся он, лихорадочно вспоминая, какое именно лекарство требует дама. Рука сама потянулась к стеклянному цилиндру, крутнула его и остановила в понятном ей месте. Достала пузырек с длинным галуном рецепта. — Вот ваше лекарство. Пожалуйста, двадцать четыре копейки в кассу, — сообщил он и побежал в кабинку кассира.

— Так дорого? — возмутилась дама.

— Каломель, гражданочка, — учтиво ответил ручнист, — а без него препарат неэффективен. Препарат сделан в точности по назначению врача.

— Этот безмозглый профессор Саворский! Я говорила мужу, Блюменталь лечит дешевле и с большей пользой, Андре не согласился. Стоит человеку почувствовать легкое недомогание, медицина готова нажиться на этом, — ворчала она, добывая из кошелька копейки.

Ручнист дожидался ее, протягивая из окошечка кассы пузырек, от которого исходило лилово-фиолетовое свечение, и он волновался, что надменная дама заметит свечение и устроит скандал.

— А почему никого нет сегодня? — обвела она брезгливым взглядом помещение.

— Болеют-с все, — учтиво ответил он. — Грипп-с…

— Безобразие какое-то! Я буду жаловаться в аптекоуправление!

Ручнист только заискивающе улыбнулся, из кассы поспешил открыть перед надменной дамой дверь и, как был в халате, вышел за нею и пристроился сзади.

Она шла, отдуваясь, не замечая ручниста за спиной, а он, вжившись в образ, взял и прыгнул ей на плечи, уселся удобнее.

— Проклятый совок. Скорей бы прочь отсюда! — бормотала она, а ручнист мало того что дал ей везти себя, еще и храбро разговорился:

— То ли еще будет! Еще в Горький, где ясные зорьки, поедешь, походишь за продуктами сама!

Дама не возмутилась на эти речи, будто не слышала.

Они вошли в просторный вестибюль высотки, и возле лифта ручнист спрыгнул на пол. Дождались оба, пока грудастая домработница открыла по звонку дверь. Ручнист ущипнул домработницу за грудь, и та недоуменно уставилась на хозяйку, не замечая его. Без видимых причин дама разразилась бранью:

— Живешь на чужих харчах, получаешь деньги и вечно недовольна, вечно недовольна!

— О! Чего ж за сиську щипать?

— Какие глупости ты говоришь? Слушать противно! Сходи-ка лучше за свежим хлебом.

— Утром брали!

— Иди сейчас, — властно приказала дама, домохозяйка ойкнула, обиделась, а ручнист не стал слушать их перепалку и, мурлыкая под нос: «Ландыши, ландыши, светлого мая приве-е-т», — устремился по широкому коридору внутрь квартиры.

Он свободно ориентировался здесь, будто жил всегда. В кабинете он сел на кожаный диван с высокой спинкой и промолвил, разглядывая хозяина за широким письменным столом:

— Иди и быстренько выпей лекарство.

Хозяин с массивным костистым черепом встал и крикнул в коридор: Елена! Ты принесла мое лекарство?

— Принесла, Андрюша, сейчас, — появилась она с пузырьком и столовой ложкой в руках.

Прямо у двери он выпил из ее рук столовую ложку микстуры, поморщился и тоном избалованного ребенка сказал:

— Представляешь, как меня обидел Черников? Он сказал, что моя релятивистская теория в корне противоречит марксистско-ленинскому учению. Видите ли, Илья Франк прав, а я нет. Как тебе это нравится?

— Релятивизм, — наставительно произнесла дама, — как таковой меня интересует мало. Ты мне скажи, когда у нас будет не относительный, а настоящий «ЗИМ»?

— Леночка, скоро. — Он виновато опустил глаза. — Я такое придумал, такое… — Он зажмурился, будто съел что-то очень вкусное.

— Чертям тошно покажется! Новейший вход в невидимое, нейтронное облучение реагирует только на человеческое тепло! Представляешь, бомба, в сто тысяч раз сильнее хиросимской! Ты только взгляни, — направился он к своему столу.

— Андре, оставь эти забавы себе, я устала, — остановила она.

— Жаль, — огорчился он. — Это величайшее открытие, я — бог, понимаешь? Это невероятно, буду пробиваться прямо к Хрущеву.

Ручнист усмехнулся, слез с дивана и, подойдя к столу, взял несколько листков бумаги, густо исписанных формулами. В конце приписка: «Я всех заткнул за пояс!» Он снова усмехнулся и положил листки на стол.

— Академик, — позвал он, — иди сюда, ознакомься…

Формулы исчезли. Только приписка в конце сохранилась.

Академик взял листки в руки и долго разглядывал их.

— Что же я этим хотел сказать? — рассеянно пробормотал он. — Ах да!.. Я решил бороться с рутиной…

Он сел к столу, отодвинув книги и рукописи в сторону, взял авторучку и начал писать, проговаривая текст вслух:

— Первому секретарю ЦК компартии большевиков товарищу Хрущеву Никите Сергеевичу. Уважаемый Никита Сергеевич! В то время как весь советский народ свершает трудовые подвиги на строительстве советской родины…

— Правильно, — похвалил за спиной ручнист. — Пиши кляузы, а про бомбу забудь. Ты уже изрядно напакостил с атомной бомбой. Всевышний гневается, себя с ним сравнил! Пиши, не отвлекайся! А за твою неординарность Он решил превратить тебя из черта в ангела. Будешь ты каяться до конца лет своих и станешь великим миролюбцем!

Академик рассеянно кивнул, продолжая подбирать самые емкие слова для выражения обид на непонимание, что не дают работать великому советскому ученому, а он может сделать переворот в науке и сделать Советский Союз недосягаемым благодаря новейшей бомбе.

Ручнист вышел, с удовольствием покатался на лифте между этажами, потом запустил домохозяйку с сумками в лифт и доехал с ней до квартиры, наставительно сказав даме:

— Микстуру академику давать регулярно три раза в день. Не дай Бог соединиться черту с ангелом. Когда черт стукнет башмаком по трибуне, академик превратится в ангела.

Ручнист вышел на разогретый асфальт. С тех пор как он покинул аптеку, зима сменилась жарким летом. Хотелось пить. Он подлетел к павильону «Соки-воды», предвкушая, с каким удовольствием выпьет стаканчик-другой газировки с малиновым сиропом, но откуда ни возьмись появился лиловофиолетовый вихрь, скрутил его в кокон и увлек в голубое небо с оранжевой подпалиной.

— Газировочки бы, — жалобно попросил ручнист.

— Нет там газировочки, — произнес голос. — Не изобрели еще. Зато Зоны теперь не случится. Тебе зачтется. Справишься с новым заданием. Я подумаю, не вернуть ли тебе оболочку…

5 — 23

Прокуратор Пилат не любил выбираться из прохладной Кесарии и наезжал в Иерусалим только тогда, когда требовали этого самые неотложные дела и обязательные празднества. Приезжая в столицу Иудеи, он по обыкновению останавливался во дворце Монобаза, где его привычки знали прекрасно и любые пожелания исполнялись с полуслова. Сюда, к Понтию Пилату, совершенно скрытно доставляли самых очаровательных и малолетних иудеек, до которых он был очень охоч, и никто в городе не подозревал, сколь откровенные оргии велись под покровом темноты во дворце, где ни один светильник не вызывал любопытства и не в чем было обвинить строгого прокуратора.

В этот раз он велел приготовить для себя дворец Асмоне-ев и перенести туда из ристалища судейское кресло.

Поставщики малолетних проституток от обиды могли закусить косточку указательного пальца и оплакать потерю дохода, но коль скоро наместник Рима изменил постоянной привычке, нужно искать причину этому куда более существенную.

Неплохо познавший Иудею, Понтий Пилат с большим умыслом сменил привычный дворец на этот, расположенный на окраине верхнего города, который буквально просматривался насквозь любопытным взглядом, пронизывающим его, как камень пущенной пращи. Дворец Асмонеев возвышался над обширной площадью, а та, в свою очередь, соединялась мостом с Иерусалимским храмом. Сюда проще всего собрать практически все население города и окрестностей и в случае необходимости быстро перекрыть его войсками. Пусть огорчаются сутенеры, но для Понтия Пилата в столь ответственный момент проще забыть любимые излишества, не дать пищи досужим перетолкам.