Даниель Арно - Навуходоносор II, царь Вавилонский

• Название: Навуходоносор II, царь Вавилонский
• Автор: Даниель Арно
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-235-03194-4

Навуходоносор, сын Набопаласара, правил в Междуречье 43 года — дольше всех ассиро-вавилонских царей. С его именем связаны многочисленные легенды. При нем были возведены знаменитые ворота богини Иштар, украшенные изображениями священных быков и драконов, и Вавилонская башня, ставшая в Библии символом человеческой гордыни. Он взял столицу Иудеи Иерусалим, разрушил храм Соломона и увел десять тысяч евреев в 50-летний вавилонский плен. Именно ему традиция приписывает строительство легендарных висячих садов.

Благодаря книге Даниеля Арно, написанной на основе свидетельств библейских пророков, трудов античных историков, многочисленных клинописных текстов на глиняных табличках и результатов археологических раскопок, читатель имеет возможность отделить реальность от вымысла, познакомиться с жизнью обширной империи, занятиями и религиозными представлениями ее подданных и деяниями их великого правителя.

---

Как и все прочие монументальные ворота Вавилона, ворота Иштар охраняли от демонов статуи «буйных быков» и «драконов в гневе великом». Они были «медные», что, без сомнения, надо понимать как «обшитые медью». Если бы статуи были сделаны целиком из металла, Навуходоносор не забыл бы указать это. Из меди были отлиты также пороги и петли ворот, а их косяки были сделаны из «превосходного» кедра, обитого бронзой.

Именно на этой улице, между ее стенами, единственный раз в году миряне принимали участие в религиозной жизни по случаю выхода статуй богов из «святая святых». Такая публичная процессия происходила только на Новый год. Долгое время в каждом стольном городе «страны Шумера и Аккада» было свое новолетие — то был случай проявить местный патриотизм. Потом древние традиции забылись, и всем божествам страны приходилось на время оставлять свои святилища, собираясь в гостях у Мардука в Вавилоне. Когда это произошло впервые, неизвестно; мы не знаем и причины, хотя представить ее себе нетрудно: новая церемония утверждала единство Вавилонии вокруг ее самого знаменитого города. Во всяком случае, ко времени Навуходоносора централизация ритуала в столице существовала уже много веков. В общем, города были не слишком довольны, что их божества покидают свои стены даже на время, но поневоле мирились с этим, будучи готовы выказать свое возмущение при подходящих обстоятельствах.

И всё же божества вавилонских городов по случаю Нового года отправлялись в столицу. Набу выезжал из Барсиппы и встречался с отцом, окруженным торжественно-радостной свитой и всем божественным семейством. На другой день боги вновь пускались в путь через весь Вавилон в храм, расположенный за его стенами; предполагается, что «Дом новолетия» находился между внутренней и внешней стенами на северо-востоке, но здание его не обнаружено, так что это местоположение до сих пор гипотетично. Согласно традиционному выражению, властитель Вавилона «держал руку Мардука»; он шел перед всеми рядом с «владыкой над владыками» (то есть его статуей) через всю столицу. Его присутствие должно было убеждать народ в том, что царство будет еще целый год жить в порядке и довольстве. Обратно боги возвращались после тайного обряда. О нем к нам не просочилось ничего достоверного; очевидно, там Мардук распоряжался судьбами двенадцати грядущих месяцев. Затем царь богов расставался со своей божественной свитой. В процессии, провожавшей возвращавшиеся по домам статуи, участвовал не только весь духовный и обслуживающий персонал «Дома под высокой кровлей» и других храмов, но также царский двор, сановники и представители прочего народа. Общий религиозный дух находил выход лишь на эти несколько часов. Другие праздники отмечались только жрецами, вдали от взглядов любопытствующей толпы. В поисках своего места в мире, в столкновении с мирозданием вавилонянин мог полагаться лишь на собственные силы.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. В ПОИСКАХ НОВОГО МИРА

ПУТЬ ДЕЙСТВИЯ И ПУТЬ СПАСЕНИЯ

Итак, храмовая религия была чисто ритуальной; ее церемонии оставались запертыми в стенах святилищ. Житель Вавилонии был от нее отгорожен, не мог найти в ней ни моральной поддержки, ни, еще того менее, ответа на свои вопросы о мире. Характерно, что в литературных текстах человек в горе открывает сердце более счастливому другу, просит его о сострадании; ему и в голову не приходит искать помощи у жреца.

Конечно, названия храмов и находившихся в них священных предметов входят в состав имен собственных, занимая там место имен божественных. Быть может, богов часто и воспринимали в конкретном облике их почитаемой статуи? Здания храмов являлись носителями божественной личности: они исполняли молитвенные просьбы верующих «в замещение богов», как тогда говорили. Храмы брали на себя и обычное человеческое усыновление. Но именно тут с наибольшей силой проявлялись любовь и доверие: верующий просил благословения своему потомству и выражал надежду «видеть» храм. Это было искреннее, но не слишком продуманное изъявление неклерикального мистического чувства. Мирянин внезапно начинал славить могущество божества, находящегося в «святая святых». Он переносился туда лишь мысленно; исполнить его желание буквально было невозможно — вход на священную территорию был для мирян под нерушимым запретом.

Таким образом, преданность храмам была вполне реальной даже для тех, кто не входил в клир. Однако она плохо оправдывалась совокупностью социальных ролей храма и, во всяком случае, оставалась формальной, внешней; в ней проявлялась прежде всего привязанность к тому или иному городу, который ассоциировался со своим главным храмом и жившим там божеством. По-настоящему утолить скорбь она была не в состоянии, а эта потребность была тем более сильной, что и общераспространенное мировоззрение не давало утешения.

Для вавилонян человек был предназначен к смерти. Избежать ее — привилегия божества; собственно, бессмертие и есть его основное отличие. Какие бы подвиги ни совершил герой, в конце концов он не мог избежать уничтожения.

Этот принцип был неоспорим, представления же о самой смерти — путаны и бессвязны. Правда, описаний преисподней, а также сходивших в нее богов и людей было более чем достаточно. Но их надо рассматривать лишь с тех позиций, с которых это делали вавилоняне, воспринимавшие их всего лишь как великолепные литературные образцы. На деле подземный мир являлся скорее декорацией, созданной интеллектуалами, вставлявшими в нее какую-либо моралистическую тираду или политическую программу. Это было обрамление, а не настоящее верование.

По представлениям вавилонян, мертвых надо было хоронить, чтобы они не стали привидениями. Затем близкие были обязаны регулярно приносить им еду и питье. Но живые, бывало, уклонялись от этой обязанности. Благочестивые писцы так часто напоминают о необходимости ее исполнения, что можно предположить, что ею часто пренебрегали. В этом небрежении выражались страх и неуверенность вавилонян перед смертью. В конце земного пути всякого человека ставилась точка — люди не верили в другую жизнь. Но каким-то образом мертвые все же продолжали существование, потому что «отчаянные призраки, повсюду рыщущие мертвецы» беспокоили живущих. Как это было возможно, никто не знал и не старался понять; лишь заклинатели при помощи должных процедур брались изгнать непрошеных гостей туда, откуда они пришли.

Оканчивая свои дни, человек умирал весь, целиком; следовательно, удачливым злодеям не грозила никакая кара, а униженные праведники не могли надеяться получить награду. Всё происходило только в этой жизни: кончилась жизнь — конец игре. Смерть всех уравнивала. «Взойди на древние развалины, смотри на черепа великих и малых: кто из них творил зло, кто творил добро?» — таким доводом в одном из литературных произведений (условно озаглавленном «Пессимистический диалог») угодливый слуга бесстыдно одобряет своего хозяина, который хотел было сделать доброе дело для страны, но потом передумал. К чему послужит ему доброе дело?

Итак, зло и злая судьба не находили отмщения на ином свете; в таком случае вопрос о воздаянии становился особенно тяжелым. Традиция давала на него пафосный ответ: всякий преступник понесет наказание при жизни, а невинному, конечно, придется потерпеть неприятности, но в конце концов он станет благополучен: «То, что ты потерял в один год, вернешь в один миг, в том нет сомнения». В общем, всякий наказанный заслуживает своего наказания, даже если сам не сознает за собой вины: ведь эта концепция не принимала в расчет существования доброго или злого намерения. Согласно ей, в глазах богов небрежность и сознательное прегрешение были одинаково тяжкими.

Чтобы избежать бед, религия советовала держаться «под сенью» божества-покровителя. Вавилонянин должен был упражняться в благочестии: «Когда убедишься, сколько выгоды в почитании бога, ты прославишь бога и призовешь его благословение на царя». Благочестие приносит богатство, детей, долголетие и высокое положение в обществе — таков был общий образ мыслей жителей Вавилонии. Ни о каких нравственных ценностях речь при этом не шла. Так же судил и Навуходоносор. Например, он обращался к «Госпоже набережной» с такими просьбами: «Продли мои дни, умножь мои годы; да установят уста твои долгую жизнь и многое потомство; дай здравие душе и телу моему; сделай верными гадания обо мне; сделай добрыми советы <богов> для меня; всегда проси Мардука, царя неба и земли, о поражении врагов моих и гибели стран враждебных». Как ни звучны такие прошения, они ограничиваются пожеланием личного и государственного материального успеха. Кроме того, все они эгоистичны: в них ничего не говорится о людях, составлявших царскую семью, страну, империю. Это не случайность; ничего подобного не встречается и в других надписях вавилонского царя.