Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 21

• Название: Полное собрание сочинений. Том 21
• Автор: Толстой Л.Н.
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 2014

---

10 июня 1871 г. Толстой уехал в свое самарское имение и возвратился только 7 августа. Но и там он продолжает занятия греческим языком и читает греческих классиков. В письме от 16—17 июля 1871 г. он сообщал А. А. Фету, что читает Геродота.[211]

В эти же годы Толстой читает и «Жития святых». Об этом свидетельствует С. А. Толстая, которая под 27 марта 1871 г: отмечает в своих «записях»: «[Лев Николаевич] мечтает написать из древней русской жизни. Читает Четьи-Минеи.... и говорит, что это наша русская настоящая поэзия».[212]

Нужно сказать, что в выборе материалов для своей «Азбуки» Толстой руководствовался главным образом критерием простоты, ясности и художественности. В письме к H. Н. Страхову от 29 сентября 1872 г. он откровенно признавался, что «длинное и скучноватое» житие Иосифа Волоколамского он наметил к помещению в «Азбуке» только потому, что в нем имеются «места наивно-художественные — прелестные». Даже из естественных наук, по его признанию в том же письме, он «выбирал не то, что попадалось в книгах, не то, что случайно знал, не то, что ему казалось нужно знать, но то, что ясно и красиво, и когда ему казалось недостаточно ясно и красиво, он старался выразить по-своему».[213] И потому, вероятно, Толстой, увлеченный «настоящей поэзией» «Четьих-Миней», уже в марте 1871 г. решил поместить житийный материал в славянские отделы всех четырех книг «Азбуки», чего не имелось в плане-конспекте «Азбуки» 1868 г. Возможно также, что тогда же были намечены и образцы этого материала.

Если приходится говорить предположительно о том, какие материалы для своей «Азбуки» Толстой подготовил за период с 1868 года, то есть с момента составления первого плана-конспекта «Азбуки» до сентября 1871 г., когда он всецело ушел в работу над ней, то можно утверждать, что за эти и предыдущие годы была проделана огромная подготовительная работа по знакомству с разными источниками, из которых потом черпались сюжеты и материалы для художественных рассказов, вошедших в «Азбуку». Уже в 1860-х годах, в связи со школьно-педагогической работой и составлением книг для народа, Толстой ознакомился с большим количеством школьных книг, с детскими журналами, с летописями с русскими и иностранными произведениями, написанными для народа с русскими и западными произведениями народного творчества и с арабским эпосом, из которого был взят тогда один сюжет для народного рассказа. Этим предварительным ознакомлением с огромным количеством источников Толстой в значительной степени преодолел одну из главных трудностей работы над «Азбукой», о которых он писал А. А. Толстой в апреле 1872 г.: «Для нее нужно знание греческой, индийской, арабской литератур, нужны все естественные науки, астрономия, физика».[214]

В «Азбуке» Толстой переработал и синтезировал элементы, заимствованные в какой-то части из разных учебных книг. Некоторые элементы собственно азбуки: алфавит с таблицей картинок на каждую букву, склады, слова, разбитые на слоги, простые фразы, пословицы, поговорки на каждую букву алфавита и, наконец, маленькие рассказы, загадки, пословицы и поговорки для упражнения в чтении слов с сомнительными гласными, с постановкой слышимых гласных над строкой, — в известной мере имеются в учебных книгах Н. И. Греча («Русская азбука», СПб. 1846), П. Бенедиктова («Книга для чтения», СПб. 1864), диакона Бухарева («Книга для обучения русскому чтению и письму», М. 1869), Анны Дараган («Елка. Подарок на рождество. Азбука и постепенное чтение», изд. 8-е, 1872) и др. Басни Эзопа и произведения русского, западного и восточного эпоса были использованы в качестве материала для чтения в книгах Ушинского, Басистова, Паульсона, Кирпичникова и Гилярова и др. Славянский и естественнонаучные отделы почти без исключения имелись во всех хрестоматиях того времени. Летопись в качестве материала для славянского чтения имеется в книге А. Галахова («Русская хрестоматия для детей», СПб. 1860). Арифметика, в виде особого отдела, включена в книгах Н. Греча и диакона Бухарева, в которых мы находим даже применение счетов для упражнения учеников в первоначальном счете (Бухарев) и обозначение чисел славянскими, арабскими и римскими цифрами (Греч).

Между тем все эти элементы были настолько творчески переработаны Толстым, что его «Азбука» по своему разнообразию содержания и наглядности далеко превзошла все существовавшие до нее азбуки и хрестоматии для детского чтения. С методической стороны слуховой метод, примененный Толстым, «был значительным шагом вперед по сравнению с устаревшим буквослагательным методом»,[215] применявшимся тогда в большинстве школ. Наряду с этим «Азбука» Толстого была исключительным явлением в области школьно-педагогической литературы по художественности изложения, по языку. Художественное значение «Азбуки» хорошо понимал сам Толстой, писавший 3 марта 1872 г. H. Н. Страхову, что «если будет какое-нибудь достоинство в статьях азбуки, то оно будет заключаться в простоте и ясности рисунка и штриха, т. е. языка».[216] Язык явился главной трудностью, которую пришлось преодолеть Толстому при составлении «Азбуки». По этому поводу Толстой писал А. А. Толстой 6—8 апреля 1872 г.: «Работа над языком ужасная — надо, чтоб всё было красиво, коротко, просто и, главное, ясно».[217]

Главным источником в работе Толстого над языком было изучение народной литературы. Старший сын Толстого C. Л. Толстой в своих воспоминаниях сообщает: «Во время составления «Азбуки» и «Книг для чтения» и позднее он [Л. И. Толстой] не переставал изучать русский язык и собирать слова, поговорки, пословицы. В то же время он читал словарь Даля, былины, сборники сказок и пословиц.... Вообще в семидесятых годах он больше чем когда-либо изучал русский язык и русскую народную литературу».[218] Однако одно книжное изучение народного языка и литературы не удовлетворяло Толстого. Он черпал свои знания языка из бесед с крестьянами и, главным образом, с прохожими и странниками, которых он встречал на своих ежедневных прогулках по Киевскому шоссе, проходившему вблизи Ясной Поляны. «Отец говорил, — замечает по этому поводу С. Л. Толстой, — что рассказы странников заменяют народную литературу и даже газету. Он любил разговаривать с прохожими, идя по пути с ними или присев на краю дороги. Некоторые их легенды и рассказы превратились под его пером в художественные произведения. Знание быта рабочего народа, народного языка, местных наречий, северного, поволжского, украинского, многих поговорок и пословиц — всё это отец приобретал на шоссе. Тут же проезжали местные крестьяне, знакомые и незнакомые, трезвые и подгулявшие, с возами и порожняком.... На шоссе же крестьяне били камень; он и с ними заводил разговор».[219]

Школьные занятия с крестьянскими ребятами также давали много материала к освоению народного языка.

В начале шестидесятых годов прозвучала парадоксом статья Толстого: «Кому у кого учиться писать — крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?». А между тем для Толстого это был не парадокс, а вывод из наблюдений и опыта. Толстой действительно был не только учителем, но и учеником крестьянских ребят. Постоянно находясь в близком и тесном общении с учениками, наблюдая, как они устно и письменно выражают свои мысли, и часто сам принимая участие в их коллективных творческих работах, Толстой учился у них народному языку и народной манере выражать свои мысли.

С. Л. Толстой в статье «Ясная Поляна в творчестве Толстого», описывая занятия Толстого с крестьянскими детьми, передает, что Толстой пользовался рассказами учеников для своих произведений, предпочитая их пересказ книжной речи. «В его «Книгах для чтения», — пишет С. Л. Толстой, — одна басня Эзопа изложена так: Лев, осел и лисица вышли на добычу. Наловили они много зверей, и лев велел ослу делить. Осел разделил поровну на три части и говорит: теперь берите! Лев рассердился, съел осла и велел лисице переделить. Лисица всё собрала в кучу, а себе чуточку оставила. Лев посмотрел и говорит: «Ну, умница! Кто тебя научил так хорошо делить?» Она говорит: а с ослом-то что ж было? — В подлиннике у Эзопа сказано: пример осла. Толстой хотел книжное выражение «пример осла» заменить другими словами, но не находил какими. При пересказе басни один ученик вместо «пример осла» сказал: «а с ослом-то что было?» и Толстой воспользовался этим выражением».[220]

В начале семидесятых годов Толстой все чаще выступает против литературных условностей. В письме к H. Н. Страхову от 22 и 25 марта 1872г. он писал: «Ни одному французу, немцу, англичанину не придет в голову, если он не сумасшедший, остановиться на моем месте и задуматься о том — не ложные ли приемы, не ложный ли язык тот, которым мы пишем и я писал; а русский, если он не безумный, должен задуматься.... и поискать других приемов и языка. И не потому, что так рассудил, а потому, что противен этот наш теперешний язык и приемы, а к другому языку и приемам (он же и случился народный) влекут мечты невольные.... Я написал совсем новую статью в азбуку — Кавказский пленник.... Это образец тех приемов и языка, которым я пишу и буду писать для больших».[221]