Геннадий Аксенов - Вернадский

• Название: Вернадский
• Автор: Геннадий Аксенов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03306-1

Жизнь великого русского ученого Владимира Ивановича Вернадского (1863–1945) прекрасна и удивительна, представляет собой образец цельности, насыщенности высшими духовными интересами, нравственной ответственности. Его умная деятельность связывает разные эпохи в истории России. Он мощно двинул вперед все науки о Земле, что привело к новому пониманию общества и личности. Он создал учение о биосфере и о разуме в природе, дал новое представление о времени и пространстве и, следовательно, открыл новое естествознание, которое только сегодня становится внятно мировому научному мышлению. Его время пришло. В новом тысячелетии мы как никогда нуждаемся в его необычайных идеях о вечности жизни и о силах свободной человеческой личности.

Подводя итог жизни, он сказал: «Я сделал все, что мог, и не сделал никого несчастным».

Книга снабжена научным аппаратом.

Издание второе, исправленное и дополненное

---

Эмпирическое обобщение не поддается логическому анализу в старой логике. Оно — из другой системы понятий, из наблюдения. И относится ко всей природе сразу.

В вольных лондонских размышлениях Вернадский и заявляет, что новую логику естествознания еще только предстоит создать. Нужна система эмпирических обобщений, которые, не противореча друг другу, обнимут собой весь опыт нашего наблюдения явлений природы.

* * *

Написанный в Лондоне отрывок «О логике естествознания» интересен еще и тем, что в нем впервые употреблен термин «ноосфера». Это свидетельствует о том, что, вероятно, в этом году Вернадский наконец-то прочитал изданную в Париже книгу Леруа 1928 года «Истоки человечества и эволюция разума». В письме Личкову 7 сентября объясняет: «Я принимаю идею Леруа о ноосфере. Он развил глубже мою биосферу. Ноосфера создалась в постплиоценовую эпоху — человеческая мысль охватила биосферу и меняет все процессы по-новому и в результате энергия, активная, биосферы увеличивается (противоположно энтропии <…>)»13.

Еще через месяц, 15 ноября, уже из Москвы сообщает Личкову о своем решении:

«Как я Вам писал, я сильно продвинул свою книгу “Об основных понятиях биогеохимии”, вчерне написал Введение и весь план ее обдумал. Теперь надо писать, и я хочу это устроить, как главное свое дело. Очень многое я продумал и выясняется многое. Ввожу новое понятие “ноосферы”, которое предложено Леруа в 1929 году и которое позволяет ввести исторический процесс человечества как продолжение биогеохимической истории живого вещества. <…> (На самом деле год выхода книги Леруа 1928-й. — Г. А.)

Две области меня охватили очень сильно: логика описательного естествознания (ее нет, но она начинается) и, во-вторых, индийская философия, как живая и большая — возрождающаяся в связи с влиянием точного знания, интереснее западной для науки. <…>

Давно я так глубоко не вдумывался в окружающее»14.

Таким образом, общая идея, высказанная когда-то в письме жене в тридцатилетием возрасте, была сформулирована так: «Есть один факт развития Земли — это усиление сознания». Эта мысль являла собой сигнал. Непрерывно видоизменяемый, но остающийся самим собой, он обрел теперь развитый вид. Мысль втянула в свою орбиту массу создаваемых попутно научных представлений и наук. Наука о живом веществе не будет полна без науки о геологической деятельности человечества, без природного действия разума.

Восточная философия интересовала его давно. Уже в «Вечности жизни» указал, что вытекающее из принципа Реди безначалие жизни не отвечает западной духовной традиции, основанной на аврамических религиях. На Западе мысль строится на рождении мира из ничего. Мир развертывается, непрерывно изменяется и восходит от простого к сложному. И это связано не с самим миром, а с мышлением европейцев. За две тысячи лет религиозное сознание настроило мысль эсхатологически, то есть на представление о начале и конце мира и его преображении. Но на Востоке умственная обстановка иная, не связанная с идеей начала. Для людей, сросшихся с этой духовной атмосферой, вопрос о начале мира или жизни не будет казаться неизбежным. Извечное существование живого будет для них более понятным, чем его появление во времени.

В 1936 году он проштудировал книгу Роллана «Жизнь Вивекананды», и мир восточной мудрости придвинулся вплотную. Приобрел сочинения самого Вивекананды и с юношеской жадностью впитывал его философию. Вероятно, пришел он к выводу, учение о живом веществе могло бы быть воспринято легче в Индии, чем в Европе. А наука не должна основываться на какой-либо одной философской традиции. Она может быть полнее за счет включения других культур. И вообще, не связываться с философскими традициями, не основываться на них.

Разобравшись принципиально, в общих чертах, с логикой естествознания, Вернадский теперь окончательно расходится с философией. Несмотря на общую идейную атмосферу в стране, где господствующая философия выглядывала отовсюду и все освящала, Вернадский указывает на ее глубокое отставание от науки. В начале XX века начался рост научного знания, интенсивность которого он всегда называл взрывом научного творчества, сравнимым с эллинской наукой и с временем Галилея и Ньютона. Но философия осталась на уровне XIX века, прозрачно намекает ученый на господствующую идеологию. Философия эта не проделала никакой работы, чтобы привести свои категории и понятия в соответствие с величайшими достижениями науки, а работа эта огромная, предупреждает автор. Самое главное, нужно подвергнуть анализу сам ее инструмент: слова языка, употребляемые понятия. В философии и науке XIX века они соответствуют названной логике Аристотеля, то есть основаны на анализе мышления, а требуется соответствие логике Демокрита, опирающейся на анализ естественных тел. Вот почему, указывает он, претензии философии на руководство наукой — беспочвенны. Вернадский ссылается на свой ответ Деборину 1933 года, когда возникла вдруг дискуссия о времени, где он писал, что ученые должны быть избавлены от философской опеки.

Не только для текущего момента, но и для всей истории науки важно, что Вернадский точно указывает те области, в которых наука опирается на этот новый язык, новую методологию. Эти области составляют главный нерв развития знания, в их строе заключаются все великие загадки и проблемы науки. Они исследуют факты на базе эмпирических обобщений, которые отличаются не только от философского языка, но и от чисто математического естествознания, которые оперируют теориями и гипотезами — временными строительными лесами. Можно также понять, что теоретические науки есть введенная одновременно с научной революцией мода, по сути дела, пена, образующаяся впереди гигантского, хлынувшего в новые области, потока знания. Области прорыва — атом и планета: микро- и мегамир. Вот какой список Вернадский приводит:

«Достаточно привести следующие нацело лежащие вне философской обработки и философского анализа большие области научных фактов и эмпирических обобщений: правизна и левизна, учение о симметрии, диссимметрия (принцип Кюри), разные законы в разных разрезах мира, изменение геохимических процессов человеческим сознанием (мыслью), биохимические функции в биосфере, принцип Реди, единство жизни в аспекте геологического времени, связь явлений жизни с атомами и их строением, относительная ничтожность проявлений химических элементов в массе вещества в Космосе, непрерывность уточнения, углубления и усовершенствования реакций нервной ткани в ходе геологического времени, связанная с усилением влияния жизни на биосферу и т. д. Я беру здесь не теоретические и гипотетические представления, как теория относительности, учение о квантах, разное проявление причинности в разрезах мира и т. п., а конкретные эмпирические обобщения. Число их быстро увеличивается. Именно это есть характерное явление переживаемого момента в истории науки. Список легко может быть увеличен»15.

Легко себе представить, что испытала редакция «Известий Академии наук», получив подобный текст. Не печатать академика, тем более одного из ведущих, старых академиков — нельзя, но и снести удары, направленные в самую сердцевину идеологии, — тоже нельзя. Вернадский следит за всеми мучениями издателей и отмечает этапы прохождения статьи. В дневнике 16 февраля пишет: «От Горбунова (старый большевик, непременный секретарь АН, вскоре погибнет в пучине террора. — Г. А.) письмо с корректурой о пределах биосферы — из нее выброшена вся вводная часть (отношение к философии). Я отказался печатать в таком виде. Эти совершенно безумные люди еще считают себя “левыми”. Совершенное повторение времен Магницкого и покоренья Крыма»16. Переговоры с непременным секретарем Горбуновым продолжались целый год.

Наконец в январе 1937 года номер журнала с его статьей увидел свет. Редакция вышла из положения так же, как четыре года назад, — напечатала статью с разоблачительной сопроводилов-кой, поручив ее работнику Института философии А. А. Максимову, которого сами местные идейные работники называли унтером пришибеевым от марксизма. Абсолютно беспомощный и ругательный комментарий к Вернадскому. «Без такого послесловия статья не была бы выпущена, — вспоминал Вернадский через пять лет. — Я поставил условие, чтобы эти статьи были “присланными”. Это исполнили. И я, и статья Максимова вполне откровенные. Оттиски я получил в 50 экземплярах.

Я забыл об этой статье совершенно. Хотя, перечитав ее, теперь нахожу ее правой и думаю, что это maximum свободы мысли, допускаемой в нашей форме советского государства. Это один из факторов, ее разлагающих. Я явился нападающим»17.

Замечание — верное. Статья стала признаком его победы над диаматами. Он остался единственным в стране ученым, с открытым забралом выступавшим против марксистской тарабарщины в науке, отвоевавшим свой остров — свою новую науку от их атак. Причем победа была признана и его идеологическими противниками. С 1936 года прекращаются нападки в печати. За исключением уведомления РИСО, сопровождавшего каждое его отдельно печатающееся произведение и признающего его право быть идеалистом, нигде уже Вернадского не называли врагом и помехой на пути строительства.