Алексей Щербаков - Русская политическая эмиграция. От Курбского до Березовского

• Название: Русская политическая эмиграция. От Курбского до Березовского
• Автор: Алексей Щербаков
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-373-05002-9

Людей, недовольных властью и бежавших на чужбину в поисках лучшей жизни, в России хватало со времен Ивана Грозного. Это и бывшие царские послы и соратники, позднее ставшие перебежчиками, и представители революционной элиты и белой эмиграции, и пособники фашистов, а также диссиденты советской эпохи.

Как правило, политэмигранты покидали страну, чтобы извне бороться с существующей властью. Они не теряли связей с Россией, потому что рассчитывали вернуться. Причем, не для того, чтобы обнять березки и перекреститься на Исаакиевский собор или храм Василия Блаженного, они мечтали вернуться с победой, на белом коне, чтобы насладиться видом поверженных противников. И именно этим объясняется их неразборчивость в поисках соратников. Для достижения своих целей они заключали сделки с кем угодно, в том числе и с откровенными врагами России…

В новой книге А. Щербакова прослеживается тернистый путь российской политической эмиграции с XVI по XX век.

---

Алексей Щербаков Русская политическая эмиграция. От Курбского до Березовского

Пролог

В эмиграцию люди подаются по разным причинам. Кто-то надеется, что в другой стране будет жить лучше. Кто-то – из авантюристских настроений. Как сказал писатель-эмигрант Сергей Довлатов, кто-то уехал из СССР в США, потому что ему хотелось плюнуть с Бруклинского моста в Гудзон. Писатель и рок-музыкант Владимир Рекшан рассказывает о своем друге, отбывшем в Великобританию, чтобы иметь возможность ходить на концерты группы Deep Purple.

Так было не только в советские времена. В конце XIX‒начале ХХ века множество людей ехали за океан за лучшей жизнью. А гимназисты, начитавшись Фенимора Купера, пытались бежать в Америку, чтобы «воевать за индейцев». И ведь некоторые, самые упорные, добирались до цели…

Но политическая эмиграция – это совсем иное дело. Политэмигранты, как правило, покидают страну для того, чтобы бороться с существующей властью. А потому они очень тесно связаны с покинутой ими страной.

Чтобы понять отличие психологии политических эмигрантов от иных, приведу такой пример. В России существовало явление, называемое «русским протестантством». Суть его в том, что определенные группы людей отвергали Православную церковь и исповедовали неортодоксальные религиозные взгляды. Их было достаточно много. В Российской империи с такими взглядами жить было непросто, «русских протестантов» довольно жестко прижимали. Так что многие подались в эмиграцию. Общины различных сект образовались в том числе и в Южной Америке – и существуют до сих пор. Сектанты сохранили русские традиции, возможно, лучше, чем мы. Но… Их никогда особо не волновало, что происходит в России. Они жили и живут своей жизнью – и какое им дело до того, что происходило и происходит на их исторической родине?

А вот политические эмигранты продолжали смотреть на покинутую Родину. Они хотели разрушить существующий режим – а для этого надо было иметь информацию о происходящих в России событиях. Так, белоэмигранты внимательно читали «Правду» и «Известия», работы советских вождей, а самые настырные – даже стенограммы партийных съездов. Причем они штудировали всё это куда внимательнее, чем многие коммунисты.

Главное отличие политэмигрантов от всех прочих – они рассчитывали вернуться. Даже если реальных шансов на это не было – в глубине души они на это надеялись. Причем хотели не просто вернуться, чтобы обнять березки и перекреститься на Исаакиевский собор или храм Василия Блаженного. Они желали вернуться с победой, на белом коне, чтобы насладиться видом поверженных противников. Часто это желание затмевало всё, в том числе и здравый смысл. Потому-то для достижения своих целей они связывались с кем угодно, в том числе и с откровенными врагами России.

Первый русский диссидент

В России XVII века Курбский как борец с тиранией стал известен благодаря проникновению из Речи Посполитой так называемых Сборников Курбского – подборки его сочинений, нередко объединенных с другими произведениями, описывающими жестокости Ивана Грозного – например, главы «О московской тирании» из хроники польского историка XVI века Мацея Стрыйковского «Описание Европейской Сарматии», переработанной Александром Гваньини.

Тем самым Сборники Курбского, известные более чем в 120 списках, как бы создавали альтернативу официальной «благопристойной» истории правления Ивана Грозного. Как отмечено К. Ю. Ерусалимским, «копирование Сборника имело привкус „литературного скандала“»… Сами масштабы копирования этого сборника могут быть истолкованы как знак участия Курбского в жизни российской литературы и общества. Информация, собранная князем, не находила аналогов в официальных русских текстах о времени Ивана Грозного. Брошенный Курбским вызов тирании иногда воспринимался как вызов власти как таковой.

Александр Филюшкин, историк

Князь Курбский является символической и мифологической фигурой в отечественной истории. Еще декабристы использовали его образ для создания мифа о непримиримом идейном «борце с деспотией». В этом деле принял участие и Пушкин и многие другие. Именно «свидетельства» Курбского в значительной степени служат основой рассказов об «ужасах опричнины». Хотя никаким свидетелем он тут не мог быть по определению.

Но главное другое. В поведении Курбского и в его литературном творчестве прослеживаются характерные особенности многих персонажей из тех, кто «выбрал свободу». И эволюция его взглядов также очень характерна…

Необходимое историческое пояснение

Начну я издалека, кратко охарактеризовав то, что происходило в России.

…Российское государство, как известно, возникло за счет того, что Москва не мытьем так катанием объединяла вокруг себя фактически независимые княжества, на которые распалась Киевская Русь. Процесс, разумеется, происходил очень непросто, и методы были весьма далекими как от гуманизма, так и от средневековых норм морали. А если честно – то гнусными и подлыми. Но вот уж как вышло. Их противники были не лучше. Отнюдь не всем феодальным владетелям хотелось терять свою независимость.

Жирную точку в этом процессе поставил великий князь Иван III (дед Ивана Грозного, кстати, при жизни он имел такое же прозвище, как и его внук), человек, к сожалению, почти забытый в русской истории. Он мало того, что навел порядок, так сказать, в первом приближении, так еще и объявил себя царем. Последнее было делом серьезным. Причина в том, что великий князь по тогдашним представлениям был всего лишь «самым главным» среди князей. Не больше. А вот царь – это дело другое (слово произошло от латинского «цезарь», так называли себя древнеримские императоры). Все остальные феодальные владетели превращались в бояр – то есть они по определению стояли на ступень ниже. Есть царь – и есть все остальные[1].

Сложный период объединения оставил после себя множество «остаточных явлений», за который бояре держались обеими руками. Кроме царя была еще и боярская Дума. Казалось бы, это не самое плохое явление – ограничение царской власти. Но если присмотреться повнимательнее – получается совсем иная картина. Бояре защищали свои и только свои интересы.

Самым знаменитым и самым чудовищным из реалий тогдашней политической жизни было так называемое местничество. Суть его в том, что на государственные должности назначали по знатности. Существовал официальный, хоть и довольно запутанный «рейтинг» как боярских родов, так и отдельных их представителей. Так вот, никого не могли назначить на должность ниже той, которую занимал его предок. Подчиняться более «худородному» для боярина было делом унизительным. И они были готовы до конца отстаивать то, что считали своим правом.

Эту ситуацию наглядно иллюстрирует советский анекдот 70-х. Генерал гуляет с внуком.

– Деда, а я стану генералом?

– Конечно.

– А маршалом?

– Нет, у них свои внуки есть…

Суть понятна. Есть каста элиты, которая живет по собственным законам, и даже царь изменить эти законы не властен. За такие вещи обычно держатся обеими руками.

Но вы представьте, как эта система работала в реальности. Допустим, собрался царь воевать. Ему приходилось изрядно поломать голову над тем, чтобы так расставить людей на руководящие посты, дабы и местничество не порушить, и чтобы военачальники хоть что-то путное из себя представляли…

Вообще, местнические споры были любимым развлечением русских бояр. С ним не удалось справиться даже Ивану Грозному. Официально местничество было отменено лишь Алексеем Михайловичем в 1682 году. То есть уже совершенно в иную эпоху. Но и это не очень помогло. Психологию-то куда денешь? У представителей элиты местничество было вбито в головы с юности тяжелым молотком. Так что реально местничество ликвидировал только Петр I. Как говорится, «против лома нет приема, если нет другого лома». У Петра Алексеевича он был…

Иван III был очень суровым государем, при нем не забалуешь. При его сыне Василии III дело шло тоже, в общем, неплохо. После смерти последнего власть взяла в руки его жена Елена Глинская – также очень серьезная и энергичная дама. Однако в 1538 году она умерла (по некоторым версиям – ей помогли уйти на тот свет). И вот тут-то началось…

А начался, по сути, боярский беспредел. В процессе которого различные аристократические кланы стремились к тому, как бы побольше урвать. В том числе и родственники покойной царицы.

Вот что писал об этом впоследствии Иван Грозный. «Было мне в это время восемь лет, и так подданные наши достигли осуществления своих желаний – получили царство без правителя, об нас же, государях своих, никакой заботы сердечной не проявили, сами же ринулись к богатству и славе и перессорились при этом друг с другом… сколько бояр наших, и доброжелателей нашего отца, и воевод перебили. Дворы, и села, и имущества наших дядей взяли себе и водворились в них. И сокровища матери нашей перенесли в Большую казну, при этом неистово пиная ногами и тыча палками, а остальное разделили».