Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы: Сочинения

• Название: Одлян, или Воздух свободы: Сочинения
• Автор: Леонид Габышев
• Издательство: Фолио
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-7150-0118-8

«Одлян, или Воздух свободы» — роман о судьбе подростка, отбывающего наказание в воспитательно-трудовых колониях и там, в зоне, постигающего смысл свободы. Время действия — конец 60-х — начало 70-х годов. Книга эта — жестокое и страшное повествование, реквием по загубленной жизни. Роман был опубликован за рубежом, во Франции попал в число бестселлеров.

Роман «Из зоны в зону» продолжает тему «Одляна…».

Жорка Блаженный из одноименного дневника-исповеди предстает великомучеником социальной несправедливости: пройдя через психиатрическую больницу, он становится добычей развращенных девиц.

---

— Какая у тебя была кличка? — спросил Артем.

— Глаз.

— Глаз, — как бы не веря услышанному, повторил парень. — Так это ты, Глаз?! Я о тебе много слышал.

Артем замкнулся, не стал пить вино и распахнул портсигар.

— Пойдем покурим.

Вышли в тамбур.

— Я еду с матерью. Приехала встречать. Боится, как бы в пути не подзалетел.

Докурив сигарету, Артем сказал:

— Пойду в вагон, а то мать беспокоится.

Была суббота, и дядя Миша только что встал. Он радостно и громко приветствовал племянника. Холостяк дядя Миша жил в маленькой комнате коммунальной квартиры.

Работал на судоремонтном заводе начальником по хозяйственной части и был убежденный сталинист, считая себя настоящим коммунистом, презирая бюрократов и нечистых на руку людей.

— Так, — сказал дядя Миша, — напоив племянника чаем, — сейчас гулять, а когда откроются рестораны, пойдем в самый лучший.

Они бродили по утреннему зеленому Омску, и дядя Миша рассказывал:

— …А когда началась война, нам сократили курс обучения и я, получив звание лейтенанта, поехал на передовую. Шли страшные бои за Пулковские высоты, и роту принял во время боя. Захожу в дзот, а первый номер убит. Второй номер взялся за пулемет. Тут раз — пуля, и второй номер валится. Тогда я за пулемет. Не успел ленту расстрелять, как следующая пуля, разрывная, мне в верхнюю губу. Снайпер, гад, пристрелялся, и нас троих за несколько минут. Мне разорвало губу, зубы выбило, и нос к чёртовой матери. И был я на фронте чуть больше двенадцати часов. А потом госпитали.

Всего за мою жизнь из-за этого носа — красивее хотел быть, — сделали двадцать девять операций, а тридцатая — аппендицит. Потом домой съездил. И вскоре предлагают работать в НКВД. Дают два направления: или ехать на Украину, бендеровцев отлавливать, или в Прибалтику. Война еще не кончилась. Я позвонил твоему отцу, — он тогда в Крутинке начальником милиции работал, — и спрашиваю: куда ехать? Он кричит: езжай в Прибалтику, Европу посмотришь. Ну и поехал в Прибалтику. Не жалею. Посмотрел Европу. Назначили меня начальником Паневежиского отдела НКВД. До меня там какой-то хлюпик работал, никаких показателей. Сверху давят, нужны арестованные бандиты, и я за три дня набил полную КПЗ.

Помотался по Прибалтике. Где только не был. На одном месте долго не задерживался. Всегда меня на самые трудные участки направляли. Потом работал в лагере для военнопленных. Оперуполномоченным. У меня был личный шофер, пленный из местных. Отличный «опель». Немец катал с ветерком. Сто — и не меньше. Каждый поворот знал, каждую выбоину на дороге. Вначале думал: разобьет. Я по сей день восхищаюсь им как шофером. Через наш лагерь, через нашу обработку прошло несколько немцев, а сейчас они члены ЦК компартии ГДР, занимают высокие должности.

Много чего в Прибалтике было. И свои же сковырнуть хотели. Однажды на гулянке, у попа, поналились все, я раз за кобуру, — нет пистолета. Никого посторонних. Один, сволочь, смеется, что я пистолет по пьянке потерял. А мне утром к начальнику. Без пистолета нельзя. Трибунал. Я понял: пистолет вытащил капитан, а он все смеется. И я, выхватив из его кобуры пистолет, взвел курок и направил ему в лоб. Все остолбенели. Поп давай креститься. Я говорю: «Сволочь, пистолет взял ты, отдай! Или нажму на курок». Он побледнел и говорит: «Михаил, да ты что, мы же пошутили, возьми, он под комодом». После этого со мной не шутили.

Вскоре женился на враче. Красивая была. За ней все ухаживали. И свои же говорили ей, что вот, мол, нашла за кого выйти. У него носа нет. Недолго мы с ней прожили. Прихожу как-то домой, — уже в Омске жили, — а она лежит на кровати, рядом тазик, а в нем… она аборт сделала. Понял, не хочет иметь от меня детей, и мы разошлись. Да, Колька, очень жалею, что нет у меня детей.

Потом еще несколько раз женился. Клаву ты знаешь. И с ней не получилось. Так прошла жизнь.

Да, вот что тебе надо рассказать. Когда со второй женой разошелся, познакомился с симпатичной женщиной. А у нее была сестра Жанна. А с Жанной познакомился вор в законе, Авенир. Мы встречались, но друг о друге ничего не знали. И вот как-то я шел по городу в форме, и Авенир встретился мне в компании воров. Некоторых я знал. Вечером он с Жанной заваливает к нам с коньяком и шампанским. Мы устроили кутеж. Женщинам ничего не говорим. Жанна не знала, что Авенир вор.

После этого пошла у нас с ним дружба. Черт побери, он вор в законе, а я только начал старшим следователем работать. И стали мы друг друга обрабатывать. Он убеждает меня бросить ментовскую работу и идти на гражданку, а я обрабатываю его, но тонко, чтоб он с воровской жизнью завязал. В общем, как-то летом у них воровская сходка за городом была, и он сказал, чтоб в случае чего меня не трогали. Это я узнал потом. Но мне приходилось часто в форме ходить, и мы с ним иногда встречались. Воры видят — он со мной все ходит, и стали ему высказывать: вот, мол, нашел капитана, отмазку для себя. Ты же знаешь их законы. А он продолжает со мной дружить. Жанна, Жанна связывала его со мной. Он ее любил. А по воровским законам нельзя жениться. Можно, но на короткий срок. И он женился. Год проходит, два, и он с Жанной живет и со мной встречается. В общем, я его во многом убедил. Воры от него отвернулись: нарушает воровские законы и не выполняет требования сходки. Он авторитетным вором был. Ну, конечно, воры ему ничего не сделали. Я даже хотел написать об этом книгу. Да все некогда. Потом с ним встречаться не стал, а с сестрой Жанны порвал. А Авенир с Жанной из Омска уехали.

— А почему ты, дядя Миша, до пенсии в милиции не дослужил?

— Не сработался. Я не брал взяток, в общем, вел дела честно. Мне даже воры спасибо говорили. Однажды вел следствие у татарина, а его родственники богатые, — у нас здесь много татар живет, — и они меня у управления несколько дней встречали, предлагая деньги, и просили повернуть следствие. Я ни в какую. Они говорят: «Ты ведь тоже татарин, а своему помочь не хочешь». Ведь и сестра моя, Агата, на татарку похожа, да и отец мой — твой дедушка, походил, и брат мой двоюродный, и сестра его — тоже похожи. По отцовской линии кто-то был татарин. И они мне говорят, что я специально изменил фамилию. Я не согласился, и они отстали. От меня и в управлении кое-что требовали, начальство, но я не соглашался. Говорил, что против закона и совести не пойду. За мной даже начальник управления вокруг стола бегал, доказывая, что это не так, но я стоял на своем. Потому и уволился. И не жалею. Ну их, этих ментов.

Коля хотел дядьке про Одлян рассказать, но тот махнул рукой:

— Знаю, все знаю.

В обед дядя Миша сводил его в ресторан. Оказывается: дядька-холостяк рестораны не забывает.

Утром с первым автобусом покатил в Крутинку — районный центр Омской области — попроведать тетку.

В Крутинке во время войны его отец работал начальником милиции, и тетя Агата, тогда молодая девушка, приехала к брату, и он устроил ее в милицию, в паспортный стол. Через несколько лет она имела офицерское звание и возглавляла паспортный стол. А потом перешла в райком партии.

А вот и теткин дом. Коля в черных очках. Не постучав, вошел. Окна занавешены. Он оказался не то в кухне, не то в комнате, и шагнул к следующей двери. Распахнув, увидел кровать и на ней, под одеялом, двоюродную сестру. Потряс за ногу.

— Хватит спать, вставай, сваты приехали.

Алла, проснувшись, не могла понять, кто так нахально трясет за ногу. С улицы зашла тетка. В полумраке она приняла племянника за жениха дочери и сняла с окон одеяла.

— Мама! — закричала Алла, — кто к нам пришел, чего ему надо?

Тетка встала в дверной проем.

— Молодой человек, вы зачем пришли?

— Я? — Коля улыбнулся. — Сватать вашу дочь.

Алла, глядя на брата, протянула:

— Мама, я не знаю его, а он трясет меня за ногу.

— Ну-ка, уходи, что к нам ворвался, — тетка повысила голос.

Он снял очки.

— А, Коля, здравствуй, извини, мы тебя не узнали, — мягко сказала она.

К завтраку теткин муж подоспел и, потягивая вино, все смеялись, вспоминая колину проделку.

За огородом плескалось озеро Ик, и он пошел купаться. Долго шел по илистому дну, а глубина никак не доходила до пупа.

Вернулся, и тетка сказала:

— Собирайся, пойдем в городской парк. У нас массовое гулянье в честь выборов.

В стране проходили выборы в Верховный Совет СССР. Коля за двадцать один год ни разу не голосовал. И в этот раз не опустит бюллетени.

В парке шел концерт художественной самодеятельности, и он подумал: «Хоть и до лампочки мне выборы, но стихотворение прочитаю».

Подошел к конферансье и поговорил.

— Сейчас Коля Петров прочитает стихотворение Сергея Есенина «Цветы», — громко объявил конферансье.

Петров вошел в круг, — местные артисты выступали прямо на траве, — и стал читать стихотворение. Конферансье заметался: всем участникам концерта вручали подарки, а парень влез со стихами, и для него подарка не приготовили. Коля закончил стихотворение, и конферансье сказал: