Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы

• Название: Одлян, или Воздух свободы
• Автор: Леонид Габышев
• Издательство: Фолио
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-7150-0118-8

«Одлян, или Воздух свободы» — роман о судьбе подростка, отбывающего наказание в воспитательно-трудовых колониях и там, в зоне, постигающего смысл свободы. Время действия — конец 60-х — начало 70-х годов. Книга эта — жестокое и страшное повествование, реквием по загубленной жизни. Роман был опубликован за рубежом, во Франции попал в число бестселлеров.

---

Минут через десять в подсобку вошли Мах, Томилец и еще два вора из других отрядов.

— Ну что, — спросил Мах, — нашли обед?

Парни молчали.

— Начнем по новой, — сказал он, беря из угла палку.

Палки — сломаны, обед — не нашелся.

— Идите работать. А в перекур сюда, — сказал наконец Мах.

С отбитыми руками ребята приступили к работе. Мах зашел к Кирпичеву.

— Михаил Иванович! Четыре палки сломали, никто не сознался. Может, кто не из наших?

— Сломайте хоть десять, но шушару найдите.

Мах двинул в цех. Он работал. Сшивал диваны. Шустрее и качественнее других справлялся с заданием. Вором, вором он скоро станет и тогда будет слоняться по зоне.

Кто бы мог подумать, что обед у Кирпичева свистнули два вора — Ворон и Светлый. Шофер передал им бутылку водки, срочно понадобилась закусь, и они, проходя через обойку, зашли в кабинет к Кирпичеву. Там никого не было, и Светлый заметил на столе сверток.

— Давай, — сказал он, — возьмем на закуску обед Кирпичева.

На чердаке они распили бутылку, закусили и веселые пошли по промзоне.

Навстречу шустрик Кыхля.

— Куда несешься? — спросил Ворон.

— В ученичку.

— Что нового?

— Да ничего. В обойке, правда, у Кирпичева обед стащили. Обойка трупом лежит. Никто не сознается. Мах будет обед из них вышибать еще.

— Та-ак, — протянул Ворон, — иди.

Кыхля двинул, а Ворон сказал;

— Светлый, в натуре, из-за тебя ребят дуплят. Пошли.

Они отправились в малярку. Отозвали шустряков и велели быстро принести несколько банок сгущенки, консервов или другого гужона, какой будет.

Отоварка была недавно, и курков в промзоне много.

Не прошло и двадцати минут, как шустряки положили на скамейку две банки сгущенки, банку консервов, полбулки свежего хлеба и пол-литровую банку малинового варенья.

Светлый и Ворон закурили и послали пацана в обойку за Махом.

Мах пришел быстро.

— Садись, — сказал Светлый.

Мах сел напротив.

— Что, у вас в обойке обед у Кирпичева взяли?

— Ну, — сказал Мах и пульнул матом.

— Обед взяли мы, — сказал Светлый.

Мах с недоверием посмотрел на воров.

— Мы достали пузырь водяры. Закуски не было. Зашли к Кирпичеву, базар к нему был. Его не было. В общем. Мах, так: отнеси это ему. — Светлый кивнул на жратву. — Но не говори, что обед взяли мы.

Они ушли, а Мах остался в курилке. Не бывало такого в зоне, чтоб воры у мастера обед забирали. Прав Кирпичев: воры измельчали.

Мах остановил проходившего мимо курилки пацана.

— Сними халат, — сказал он.

Парень снял. Мах завернул в него банки, хлеб и сказал:

— За халатом придешь в обойку.

Кирпичев сидел в кабинете. Мах развернул халат и выложил еду.

— Ваш обед, Михаил Иванович, съеден. Я и парни просим у вас извинения. Заместо вашего обеда мы принесли вам это.

Кирпичев курил и смотрел на банки.

— Кто?

Мах молчал.

— Кто съел?

— Михаил Иванович, ваш обед взяли не наши ребята. Это точно. Но кто, я сказать не могу.

— Воры, значит?

Мах молчал.

— Что, закусить нечем было?

Мах кивнул.

— Попросить надо было.

6

Учебный год окончен, но восьмые и девятые классы еще долго сдавали экзамены. Вот экзамены сданы, и около пятидесяти человек освободили досрочно. Ушли по досрочке помрог отряда Коваль и рог отряда Майло. Неплохой был рог. Хоть и сильный был, но пацанов не трогал, иногда даже защищал. Воры и актив поэтому, может, его не любили.

Рогом отряда поставили бугра отделения букварей Мехлю, а бугром у букварей — помогальника Томильца.

Мехля — татарин, из Челябинской области, невысокого роста, коренастый, с развитой грудной клеткой. Ему подошло досрочное освобождение, и начальник отряда пообещал: если в отряде будет порядок, его к концу лета освободят.

Мехля, став рогом отряда, всюду ходил с палкой. Многие роги и воры с палками не расставались. Печатает шаг какой-нибудь отряд, а в первой четверке канает вор и играет палкой. В строй-то он стал просто так, пройтись, размяться. В строю воры, как и роги, не ходили.

Глаз как-то замешкался в отделении и выскочил последним, когда отряд был построен и ждал команды в столовую. В тамбуре он столкнулся с Мехлей.

— Борзеешь, Глаз, слышал я, — сказал Мехля и стал обхаживать его палкой.

Бил сильно. Палку держал двумя руками и со всего маху опускал ее то на правую богонельку, то на левую. Передыху не давал. Не успеет боль утихнуть на одной руке, как он тут же бьет по другой. И палка прочная попалась. Часто палки ломались и пацаны получали передышку. А эта палка выдерживала удары. Впервые Глаза так больно били, не давая передохнуть. И он взмолился:

— Мехля, Мехля, за что ты меня?

— Борзеешь, — и тот выругался матом, — борзеешь.

Мехля продолжал дубасить Глаза. Шары у Мехли стали бешеными, и страшно было на него смотреть; он стал зверем. Глаз от боли кривил лицо, а Мехле это нравилось, и он чаще наносил удары.

Но устал, видимо, Мехля. На славу поработал. Удары стали слабее, и он, перестав бить Глаза, зашел в отряд.

Вором четвертого отряда был Славик — высокий, стройный, красивый. Шел ему восемнадцатый год. Он чаще других воров становился в строй и ходил, как и все воры, в первой четверке. И неизменным спутником его была палка. Но пацанов не бил, а если и опускал иногда, то лишь на спины оборзевших бугров.

Как и актив, воры в зоне ходили всегда в выглаженных сатинках и брюках. Ранты у ботинок — обрезаны, каблуки — рюмочкой. Беретки — синего цвета, хотя у всех — черные. Но и здесь воры выделялись: часто, даже в строю, ходили без береток.

Славик, в отличие от других воров, на шее носил газовую сиреневую косынку. Он так искусно ее завязывал, что она напоминала мужской галстук. Когда шел впереди отряда, улыбаясь и играя, как жонглер, палкой, концы косынки развевались, задевая его румяные щеки и касаясь плеч. Косынку ему подарила учительница. Роман у них начался прошлой осенью, и до сих пор начальство не могло их засечь.

Учительница уходила в отпуск, и Славик захотел устроить ей проводы. С Мехлей у Славика были хорошие отношения, и они решили провести танцы. Из школы в ленинскую комнату принесли проигрыватель и пластинки. Вместе с Любовью Викторовной в седьмой отряд пришли еще три молоденькие учительницы. Мехля загнал в ленинскую комнату первых попавшихся пацанов и объявил:

— Внимание! Сегодня учителя нашей школы проводят в нашем отряде вечер танцев. Для этого принесена музыка. Сейчас будем веселиться. Будем танцевать.

Поставил пластинку, и зазвучало танго. Славик танцевал с Любовью Викторовной, Мехля пригласил вторую учительницу, а двух оставшихся — бугры. Танцевали четыре пары. Парни молча смотрели на миловидных учительниц. Их за талии обнимали четверо счастливых парней.

— Что же они не танцуют? — спросила Мехлю светловолосая учительница. Он прижимал ее к груди. — Что за вечер танцев, если только мы и танцуем? Я хочу, Рома, чтоб танцевали и веселились все.

— Татьяна Владимировна, я даю слово, что танцевать будут все. И веселиться тоже.

После танго Мехля сказал:

— Следующий танец чтоб все танцевали.

Но парню с парнем танцевать не хотелось. Да и не до танцев. Вечером седьмой отряд идет в наряд убирать столовую. А это значит: дуплить там будут.

После второго танца Мехля приказал ребятам выйти из ленинской комнаты.

— Всем в туалетную, — распорядился он.

— Почему не танцуете? — закричал Мехля, входя в туалетную комнату с дужкой от кровати.

И начал отоваривать всех без разбору.

Здесь не было ни одного шустряка. Никелированная дужка мелькала, отражая свет, и опускалась на богонельки, спины, груди ребят. Мехля не смаковал удары, а просто бил. Многие стонали, но никто не вскрикнул: в зоне, когда бьют, кричать нельзя. Кто кричит, того бьют сильнее.

Парни, вернувшись в комнату, разбились на пары и стали танцевать. Они топтались на месте, еле двигая ногами.

Глаз танцевал с земляком из Тюмени Димой Нининым. Диме Мехля крепко врезал дужкой по груди, и он тяжело дышал. Нинин был родственником воспитателя Андроника Александровича, Глаз об этом знал. Но Диму дуплили без пощады, и воспитатель помочь не мог. Не говорить же активу, что Нинин его родственник.

— Ты что не улыбаешься? — через силу улыбнувшись, спросил Диму Глаз.

И по лицу земляка скользнула вымученная улыбка.

Мехля, танцуя с учительницей, стриг за ребятами. Когда встречался с чьим-нибудь взглядом, парень улыбался.

Идя на съем. Глаз думал, как попасть в больничку.

Около вахты отряд построился. Сейчас откроют ворота и охрана начнет шмонать. Но охрана медлила. Строй нарушился, и Глаз подошел к деревянным воротам. Они вели в жилую зону. На одной из досок на уровне головы чуть наискосок было выцарапано гвоздем: «Самара вор 8 лет концом».