Константин Романенко - "Если бы не сталинские репрессии!". Как Вождь спас СССР.

• Название: "Если бы не сталинские репрессии!". Как Вождь спас СССР.
• Автор: Константин Романенко
• Издательство: Яуза–пресс
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9955-0256-2

«Если бы не сталинские репрессии!» - это любимая присказка всех антисоветчиков и врагов России: мол, не истреби «кремлевский тиран» «цвет интеллигенции», «детей Арбата» и «элиту Красной Армии», наша история могла пойти по другому, куда более благоприятному сценарию, и войну мы выиграли бы гораздо меньшей кровью...

Новая книга ведущего историка-сталиниста не оставляет от этих мифов камня на камне, неопровержимо доказывая: сталинские репрессии были совершенно оправданы и необходимы, а чистка Красной Армии являлась обязательным условием ее модернизации. «Обезглавил» ли при этом Сталин вооруженные силы? Разумеется, нет! Строго говоря, до 1937 года у СССР вообще не было боеспособной армии. Создававшаяся не для защиты собственных границ, а как инструмент «Мировой революции», РККА была заражена троцкизмом и «бонапартизмом», превратившись в рассадник заговорщиков и врагов народа. Сталинисты хорошо усвоили уроки Февральской революции, продемонстрировавшей, что нелояльные к власти вооруженные силы из опоры государства превращаются в его могильщика. И если бы Вождь не очистил Красную Армию от троцкистской нечисти, заговорщиков и иуд - СССР вряд ли устоял бы в 1941 году. Если бы вовремя не «обезглавил» военную оппозицию - все эти тухачевские, блюхеры и якиры вполне могли обрушить фронт, как это случилось в 17-м. Не будь сталинских репрессий - не было бы и Великой Победы!

---

Тухачевского задержали в приемной первого секретаря Куйбышевского обкома партии, куда он пришел для встречи с Постышевым. Арестом руководил «Рудольф Карлович Нельке, старый большевик, честнейший человек, работавший полномочным представителем НКВД». Распахнув дверь в приемную, Тухачевский помедлил и, не входя, долгим взглядом обвел всех присутствующих, а потом, махнув рукой, переступил порог. К нему подошел Нельке и, представившись, сказал, что получил приказ об аресте. Не произнося ни слова, Тухачевский сел в кресло, и тут же послали за гражданской одеждой. Когда привезли одежду, арестованному предложили переодеться, но он, никак не реагируя, продолжал молча сидеть в кресле.

Присутствующим пришлось самим снимать с него мундир с маршальскими звездами, который он надел лишь полтора года назад. К подъехавшей оперативной машине его вывели уже через черный ход. Об аресте Тухачевского Ежов известил членов Политбюро только после того, как бывший маршал был доставлен в Москву и помещен во внутреннюю тюрьму НКВД, в камеру № 94. Поэтому именно в этот день Политбюро вынесло Постановление:

«Поставить на голосование членов ЦК ВКП(б) и кандидатов в члены ЦК следующее предложение: «ЦК ВКП получил данные, изобличающие члена ЦК ВКП Рудзутака и кандидата ЦК ВКП Тухачевского в участии в антисоветском троцкистско-право-заговорщическом блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германии. В связи с этим Политбюро ЦК ВКП ставит на голосование членов и кандидатов ЦК ВКП предложение об исключении из партии Рудзутака и Тухачевского и пе­редаче их дела в Наркомвнудел».

Но к этому времени дел у профессионалов госбезопасности было невпроворот. 26 мая очередной допрос Ягоды начальник 4-го отдела ГУГБ капитан ГБ Коган и оперуполномоченный 4-го отдела лейтенант ГБ Лернер начали с рассмотрения обстоятельств убийства Кирова. Но, по его ходу, Ягода сделал и другие признания: «Весь 1935 год я тормозил, саботировал, оттягивал требование ЦК громить центры троцкистско-зиновьевских организаций и правых. Когда по прямому заданию Сталина я вынужден был заняться делом «Клубок», я долго тянул, переключал следствие от действительных виновников, организаторов заговора в Кремле — Енукидзе и др., «на мелких сошек» — уборщиц и служащих и тем самым спас свое положение.(...)

Поэтому было бы неосторожно с моей стороны продолжать свои встречи с Енукидзе именно в этот период, когда шло следствие по делу «Клубок». (...) Но Енукидзе, должно быть, не очень в меня верил и опасался, что я его могу окончательно провалить. Поэтому он прислал Карахана для разговора со мной. А до этого по его поручению со мной говорил Петерсон.

Вопрос. О чем Вы беседовали с Петерсоном?

Ответ: ...Весной 1935 года Петерсон... заявил, что Енукидзе сам обеспокоен материалами о заговоре, которые попали в НКВД. Он говорил мне, что некоторые факты об их заговорщицкой деятельности, которые про­рывались в стенах Кремля, он их задержал у себя... Я ознакомил его с данными НКВД, сказал ему, что особых причин к беспокойству нет, что я стараюсь выгородить его и Енукидзе. (...)

В следствии я действительно покрыл Петерсона, но мне надо было его скомпрометировать, чтобы снять его с работы коменданта Кремля. Я все время стремился захватить охрану Кремля в свои руки, а это был удобный предлог. И мне это полностью удалось. Кроме того, я сообщил тогда же в ЦК, что Петерсон подслушивает правительственные разговоры по кремлевским телефонам (кабинет Петерсона находился рядом с телефонной станцией)... Петерсон был после этого снят, вместе с ним из Кремля была выведена школа ЦИК. В Кремль были введены войска НКВД».

В продолжение ответов на вопросы следствия Ягода отметил: «На одном из допросов я уже показал, что к планам нашего заговора на государственный переворот только внутренними силами прибавилась ориентировка на немцев, вернее на фашистскую Германию, как на со­юзника в деле свержения Советской власти.

...В 1935 году перспектива войны со стороны окрепшей Германии против Советского Союза нарастала с каждым днем. В связи с этим надо было забежать вперед и договориться с ними. Енукидзе мне говорил, что Троцкий за границей установил контакт с германскими правитель­ственными кругами, что сам Енукидзе тоже имеет линию связи с немцами. (...) И именно в связи с этим роль Сокольникова в общем центре заговора, являющегося одновременно заместителем Наркоминдела, имела особое значение потому, что через него могла быть налажена связь с официальными кругами Германии».

Ягода пояснял следователю, что во взглядах на сотрудничество «с германскими правительственными кругами у троцкистов и зиновьевцев, с одной стороны, и у правых, с другой стороны, были свои особые, различные линии». Это привлекло внимание капитана ГБ Когана.

Вопрос: Чем они отличаются и откуда вы знаете?

Ягода: Об этом мне говорил Карахан... в 1935 году. (...) Троцкистско-зиновьевская часть нашего центра вела переговоры с германскими правительственными кругами через находящегося в эмиграции Троцкого... готового все отдать, лишь бы скорее свергнуть Советскую власть и вернуться в Россию.

Иначе к делу относились мы, правые. Мы не являлись сторонниками полного раздела России, как это делал Троцкий. Мы считали, что силы наши в стране довольно значительны и можем в переговорах с немцами выступать как равная сторона. Если дозволено на фоне наших преступ­ных и изменнических дел употребить слово «патриотизм», то некоторая доля этого патриотизма в нас, правых, все же сохранилась. (...)

Связь с немцами у Карахана существовала давно. И эту уже установленную линию связи центр правых использовал как реальную линию, предложив Карахану вступить с германскими правительственными кругами в официальные переговоры. Я уже показывал, что Карахан после этого был в Берлине, виделся там с Надольным и Гессом (или с Геббельсом) и, как он мне говорил, уже в 1936 году добился значительных уступок от немцев.

Вопрос: Каких уступок?

Ягода: Уступок от кабальных условий, на основе которых было достигнуто соглашение с Троцким. ...Карахан говорил о двух вариантах соглашения: один, если центр заговора приходит к власти самостоятельно без помощи немцев; второй, если заговорщикам в их приходе к власти помогут немецкие штыки во время войны.

При первом варианте речь шла о следующих условиях: 1) Разрыв СССР договоров о союзе с Францией и Чехословакией; 2) заключение военного и экономического союзов с Германией; 3) ликвидация Коминтерна; предоставление Германии (права) на долголетние концессии источников химического сырья СССР (Кольского полуострова, нефтяных источников и прочее); 5) установление в СССР такого политического и экономического строя, который гарантирует германским фирмам полную возможность развития своей частной инициативы на территории СССР.

При втором варианте, т.е. при приходе к власти в военное время при помощи немцев, оставались в силе те же условия, плюс какие-то территориальные уступки, но какие именно, я не помню. Об этом должен подробнее и точнее показать сам Карахан».

В материалах по реабилитации Тухачевского, представленных в 1960 году комиссией под председательством Н. Шверника (члены комиссии А. Шелепин, З. Сердюк, Н. Миронов, Р. Руденко, В. Семичастный), указывается: «Следствием по делу Тухачевского непосредственно руко­водил Ежов; в качестве следователей им были использованы вышколенные фальсификаторы Леплевский, Ушаков и другие. Эти лица, потеряв понятые о человеческом облике, не считались с выбором средств для достижения цели, применяли различного рода моральные и физические пытки, чтобы сломить волю арестованных и добиться ложных показаний... Тухачевский 26 мая 1937 года написал следующее заявление:

«Народному комиссару внутренних дел Н. И. Ежову. Будучи арестован 22-го мая, прибыв в Москву 24-го, впервые был допрошен 25-го и сегодня, 26 мая, заявляю, что признаю наличие антисоветского военно-троцкистского заговора и то, что я был во главе его (курсив и подчер­кивание мои. — К. Р.). Обязуюсь самостоятельно изложить следствию все касающееся заговора, не утаивая никого из его участников, ни одного факта и документа..

Основание заговора относится к 1930-му году. Участие в нем принимали: Фельдман, Алафузо, Примаков, Путна и др., о чем подробно покажу дополнительно. Тухачевский».

Цитируемое выше утверждение о применении «моральных и физических пыток» нельзя воспринимать как свидетельство умственной неполноценности членов хрущевской комиссии. Наоборот, совершенно очевидно, что такое утверждение является осмысленной грязной фаль­сификацией хрущевских клевретов, впоследствии тысячекратно повторенной другими клеветниками.