Сергей Дигол - Подлинные имена бесконечно малых величин

• Название: Подлинные имена бесконечно малых величин
• Автор: Сергей Дигол
• Жанр: Русское современное
• ISBN: 978-5-4474-0175-7

Роман, вошедший в длинный список ежегодной национальной литературной премии «Национальный бестселлер» за 2014 год.

Роман – постмодернистская игра, в которой люди и даже предметы кочуют из одной истории в другую, а сюжеты порой напоминают перевертыши, да такие, что уже не разобрать, а есть ли среди персонажей романа, даже самых могущественных, хотя бы одна «не бесконечно малая величина»?

---

Подлинные имена бесконечно малых величин Роман Сергей Дигол

© Сергей Дигол, 2014

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

1. Нику

Он выдумал себе правило и в одиночку чтил его незыблемость. Днем не закрывал внутреннюю входную дверь и не зажигал свет в прихожей. Правило казалось надежным и должно было внушать визитерам, рассматривающим наружную дверь, грязно-рыжего окраса поверх холодного металла, мысль о том, что кроме возможных домашних питомцев других обитателей в квартире в данный момент нет. Нику и сам понимал, что правило годилось лишь для светлого времени суток. Ночные нежелательные визиты грозили не столько продолжительным звонком, поначалу переворачивающим сюжет сновидения, а потом не оставляющим от него и следа, сколько выломанными дверями или влетающими в комнату вместе с осколками стекол темными фигурами на фоне лунного света, прыгающих со своих страховочных канатов прямо на ковер, не оставляющих шансы на спасение и возможности толком проснуться. Лежать! Руки за спину, лицом в пол!

Ночь пахла предательством и вероломством, но днем оставалась возможность остаться незамеченным, пусть ненадолго, но выиграть время. Или, если дела совсем плохи, продумать варианты более-менее почетной капитуляции, если дверь все же взломают крепкие ребята в камуфляже, с одинаковыми черными головами, отличающимися лишь цветом глаз, проглядывающих сквозь прорези на масках.

Профессия вора шлифовала работу органы чувств, и Нику не без основания считал свой слух и зрение если не совершенными, то гораздо более развитыми, чем у большинства людей. Вот и теперь, переждав, пока взбудораженное прерывистым звонком в дверь сердце перестанет отдавать в барабанные перепонки изнутри, он сполз с дивана и в восемь шагов – четыре ногами и четыре уподобившимися передним лапам руками, – выбрался из комнаты в прихожую. Через новые десять шагов, снова став прямоходячим, Нику застыл в промежутке между двумя входными дверьми, прижимаясь плечом к косяку. От дверного глазка его отделяли менее полуметра – достаточная дистанция, чтобы поддерживать у внешнего наблюдателя иллюзию пустой квартиры. Двадцать лет он обчищал чужие квартиры, но в своей всегда чувствовал себя гостем, временным поселенцем, которому в любой момент могут заломить руки за спину и переселить в новое жилище, более темное и сырое и где, как не крути, любой мало-мальски уважающий себя вор чувствует себя на своем месте, пронося через всю жизнь внутреннее согласие с теми, кто спит и видит его за решеткой.

– Показания газового счетчика, пожалуйста!

Услышав за дверью женский голос, Нику отвел себе мгновение, чтобы, мельком взглянув в глазок, безошибочно оценить ситуацию. Подробно девушку за дверью он не разглядел, а впрочем и увиденного было достаточно, чтобы дать ей короткую и точную характеристику. Она была неудачницей, и нахальная уверенность ее голоса не могла обмануть.

Даже не решаясь снова глянуть в глазок, Нику представлял все, что происходило на лестничной площадке. Открыв дверь квартиры напротив, близорукая тетя Нина из тридцать пятой поковыляла на кухню. Там она, взглянув на счетчик, поворчала и теперь тащится через всю квартиру в зал, за очками, без которых ей не разглядеть цифр на все еще пугающем ее устройстве, соединенным с газовыми трубами. Затем она отправляется в повторную атаку, снова через всю квартиру, на этот раз вооруженная очками, и снова терпит поражение, понимая, что восьмизначное число ей не донести до девушки в дверях, и что в ее старческом крике девушка скорее всего не разберет нужных цифр. Заканчивается все тем, что у тети Нины снова дрожат руки, и она шарит ими по столешнице, заколдовывая воздух, из которого перед ее носом должны брякнуться блокнот и ручка.

– Только первые пять цифр! – раздался голос девушки, и Нику только сейчас понял, что и сам никогда не задумывался, как высчитывается кубатура израсходованного природного газа.

С тетей Ниной у Нику были связаны два страха. Первый – что ее обворуют и значит, будут допрашивать соседей, а его и Чеботарей из тридцать шестой – в первую очередь. Второй страх был отблеском апокалиптической картины, на сюжетной периферии которой старушка-соседка, утирая слезы, с нескрываемым любопытством провожает глазами закованного в наручники Нику, спускающегося по лестнице в сопровождении мрачных людей в штатском.

Сегодня можно было не опасаться ни того, ни другого. К тете Нине заглянула хроническая неудачница, а в дверь Нику трезвонила не полиция. И все же в его голове завертелась карусель из мыслей. Так, должно быть, бывает с потерпевшими кораблекрушение – конечно, не со всеми, а лишь с теми, кому подвернулся под руку один из обломков корабля. Например, фрагмент мачты, держась за которую, хочешь не хочешь, приходиться молиться о том, чтобы появившийся на горизонте платок оказался не прощальной зрительной иллюзией, а парусом спешащего на помощь судна.

Нику слышал, как за тетей Ниной захлопнулась дверь и как девушка из, как уже стало понятно, компании «Молдова-газ», не дождавшись ответа от Чеботарей, засеменила по лестнице вниз. По другому и быть не могло: вначале она прокатилась на лифте до девятого этажа, там же и был дан старт ее инспекции. Теперь, увлеченный захватывающей, хотя и не вполне ясной идеей, Нику понял, что нужно торопиться. В запасе у него оставалось два нижних этажа.

Он осторожно потянул на себя дверь и бесшумно отодвинул защелку. В коридоре вынул ключ из кармана – воспользоваться одному ему известным секретом. Плавно затолкнув язычок замка сбоку, он вставил длиннющий ключ в узкую замочную скважину и, притворив дверь, начал медленно вытягивать ключ обратно. Защелка все равно звякнула, но Нику не стал паниковать. Внизу слышались мерные голоса: кажется, девушка из газовой конторы уже общалась с соседями с первого этажа.

Оставшись неуслышанным, Нику также бесшумно переместился на пролет ниже и присел перед лестничным окном. Голоса внизу стихли и через несколько мгновений он увидел причину наступившей тишины. Проверяющая – с высоты второго с половиной этажа она выглядела ниже и плотнее, чем через щель глазка, – вышла из подъезда во двор. Больше медлить было нельзя.

Во дворе Нику первым делом потерял девушку из виду и присел на первую же подвернувшуюся скамейку. Он совсем не расстроился. Выход из огромного двора, шириной в полторы проезжих полосы и два узких тротуара, очерченный торцами двух девятиэтажок напротив, лучше всего просматривался как раз у входа в подъезд, где жил Нику. Покинуть двор, даже бегом, девушка за четверть минуты, которые у Нику занял спуск с площадки между вторым и третьим этажом, все равно не успевала. Значит, рассудил он, она все еще здесь, во втором или четвертом подъезде.

На скамейке он распрямил спину и с удовольствием вдохнул в себя пропитанный липовым цветом воздух. Лето, напуганное июнем с его порывистыми ветрами и холодными ливнями, теперь наверстывало упущенное и уже вовсю дарило тепло резвившимися на площадке детям. Время отпусков, вспомнил Нику и погрустнел. Когда-то лето было для него горячим сезоном, что для квартирного вора равносильно отсутствию какой-либо перспективы поваляться на пляже. За три летних месяца он обеспечивал себе благополучие до конца года, а еще – целый сентябрь на побережье в Одессе, где на собственной шкуре применял метод постепенного закаливания: от бархатных двадцати двух градусов морской воды в первых числах осени до стоических плюс шестнадцати к концу месяца. Теперь даже летом не приходилось перетруждаться, а отдых на море ему не светил даже в прохладном сентябре.

Он не считал себя старым – через год разменяет пятый десяток, – но чувствовал, что все безнадежней отстает, и кроме постоянного угнетения это приносило куда более заметную финансовую неудовлетворенность. Нику понятия не имел, куда податься, при том что он, воспитанник кишиневского детского дома, стал взрослым, так и не перестав быть ребенком. Да и в тюрьму он попал совсем мальчишкой, в двадцать один год, имея за спиной три года стажа домушником и около тридцати обчищенных квартир, при том, что следствию удалось доказать его причастность лишь к двум кражам. Он вспоминал себя того, наглого и побитого жизнью ребенка и видел себя сегодняшнего, зацикленного как маленькая девочка на детской горке. Вот она карабкается по лестнице на горку, запинается о последнюю ступеньку и растягивается на верхней площадке. С ревом тянется к издерганной матери, вздрагивает в ее объятиях, успокаивается и с веселым визгом съезжает вниз, чтобы оказаться у подножия горки, на верхней площадке которой она вновь устроит плач и вой.

Нику тоже бегал по кругу, много лет подряд, и спотыкался в одних и тех же местах. Он сидел на скамейке, рассеянно смотрел на детей и пытался понять, кто она, эта девушка из глазка – спасение или очередная уловка водящей его за нос и по замкнутому кругу судьбы?