Александр Гера - Набат

• Название: Набат
• Автор: Александр Гера
• Издательство: Издательство АСТ
• Жанр: Триллер
• Год: 1998

Этот роман, написанный живым, образным языком, трудно отнести к жанру политического триллера, детектива или антиутопии, хотя в нем присутствуют все элементы этих жанров. Роман реалистичен, герои его узнаваемы, события предсказуемы, и читается он на одном дыхании. Будущее и настоящее, прошлое и виртуальное настолько сплелись в остросюжетную нить, что трудно отделить вымысел от истины. Это роман-предупреждение. Это НАБАТ.

---

— Скажи мне, сын, скажи честно, ты тоже замарался?

— Я бы не расставлял акценты в таком ключе. Мой дружок задолжал своим американским дружкам более полумиллиона баксов. Его прижали: если должок не взыщат, в ГэБэ станет известно о проделках его папы. А это отставка, Лёнька не любит аморальщиков. Тогда он пришел ко мне и сказал: если я не помогу ему, станет известно о моем папе. А мой папа — самый любимый и умный, поэтому я пришел к нему со слезами жалости.

— Какая жалость! — Передернулась кожа на сиденье кресла.

«Какая гадость!» — про себя повторил Судских и почувствовал огромное желание выбраться на свежий воздух. Затошнило. Настиг его другой голос, голос Ефима Копеляна за кадром: «Швейцария. Берн. Резиденция ЦРУ. «Гарри, я слышал, ваш план с обработкой двух советских балбесов удался?» — «Да, Джек, теперь Советы лет на десять увязнут в афганском болоте». — «Поздравляю, Гарри. А вы учли круги от брошенного камня?» — «Джек, пока волна доберется к нам, много воды утечет. Нынче пора разбрасывать камни». — «Я стар, Гарри, не доживу, а вам еще предстоит выплывать. Чужая война подмоет и чужой берег, и наш».

Судских выслушал всю беседу, хотел было уходить, но голос, знакомый уже по квартире на Кутузовском, заставил его слушать дальше:

— Таким образом, после провала модернизации флота нужна сухая война… Учитывая ситуацию в Афганистане, революционное брожение, мы можем твердо надеяться на присоединение еще одной советской республики к дружеской семье народов СССР.

Судских затряс головой от возмущения. Послышался звук, словно кто-то перематывал пленку, не выключив звук магнитофона. Он замер, и снова Судских услышал голоса из квартиры на Кутузовском:

— Поздравляю, папа! Ты гений! Ты гений и стратег!

— Как мне больно, сын, что ты связан с наркотиками…

— Папа, твой сын их не употребляет. Сыну нужны деньги, а деньги не пахнут. Пойми, чем больше сдохнет быдла от наркоты, на войне ли, тебе же легче будет управлять этим сбродом!

— А ты уверен, что мы выиграем эту войну?

— Вы? Папа, не хочу тебя обижать, но войны выигрывают не импотенты, а крепкие душой и телом воины. Я, например.

— Ты растлен. Какой ты воин?

— Я тайный воин, папа. В этой стране побеждают только такие.

— Ты шш-шпион?

— Это не твое дело, папа. Придержи язык.

— Да я!.. Я…

Голос Копеляна за кадром: «Нескончаемая вереница людей к гробу покойного, большую утрату понес весь советский народ…»

— Выбрался? — встретил Судских Тишка-ангел.

— Ну и мразь… Хочу еще раз увидеть его.

— Вот он, спрашивай, княже…

Та же нагловатая усмешечка, уверенность пресыщенного мерзавца.

— ЦРУ убрало?

— Что вы, Игорь Петрович, мне сделали операцию на спинном мозге, после чего жить стало неинтересно. Я пошел и повесился.

— Кто делал операцию?

— Знаменитый швейцарский врач Луцевич. Это не наше быдло.

— Поклон ему до самой земли, от такой дряни избавил! Пошли, Тишка. За один раз достаточно.

Они стали подыматься наверх по неосязаемому эскалатору.

— Выходит, под видом убитых в гробах вывозили наркотики?

— Да, княже. Операция «Черный тюльпан» зафиксирована всеми разведками мира, только в советских архивах ее нет. Потому, что почти весь первый эшелон власти был причастен к ней. Воливач тоже.

— И Воливач? — не поверил Судских.

— Ужель ты думаешь, что Воливач безгрешен?

— Но не до такой же степени! Он был молод, высоких постов не занимал…

— Но хотел занимать, такова истина. Помнишь, княже? «Человек зачат в грехе и мерзости».

— Слышал, — буркнул Судских.

— А я поведаю тебе, почему о царе природы сказано такое. Мне будет трудно обойти правило не срамить Сущего — и в мыслях такого нет, мне было указано Им, что я могу лишиться своих крылышек.

— За что, Тишка?

— У Всевышнего не бывает ошибок. Человек вышел таким из-за оплошности подручных.

— Мне это первый Христос уже рассказывал.

— Не мог он знать все. Только архангелы и ангелы знают, приближенные Сущего. Помнишь, в Писании сказано, что Бог создал человека и отдыхал. Во время сна Антисущий вполз змеем в Эдем, где Сущий с подручными проводили опыты на Адаме. Змей украл семя.

— Зачем?

— Чтобы не появился беспорочный человек. Сущий проснулся за полчаса до оплодотворения семени восходящим солнцем и… у подручных осталось маловато времени, чтобы содеянное Антисущим исправить и сотворить лоно. А сущий никогда не ошибается.

— Я понял тебя, — с грустью сказал Судских, выслушав выверт Тишки. — А каким мог быть человек, не вмешайся Антисущий?

— Как растение, которое двигается. Он получился бы, как там у вас принято сейчас говорить, экологически чистым. Сущий недаром сначала создавал рыб, птиц, животных, лучшее отбиралось для человека. Эх, если б подручным хватило времени… Из-за ошибки их Сущий решил уничтожить людей. Теперь он готовит другой потоп. Новый человек сможет совладать с дьяволом Ариманом. Тебе Он хочет поручить миссию нового Ноя. Пока все для тебя…

Тишка дал понять, что не хочет больше распространяться на эту тему, но Судских придержал его:

— Скажи, Тишка, почему часто употребляется срок — полчаса?

— Из-за ошибки подручных Сущего, — нехотя отвечал Тишка, — срок сократился наполовину.

— И если новая ошибка… времени не останется совсем?

Тишка не ответил.

Самописцы в реанимационном блоке замерли.

Медперсонал, как обычно, не знал, какие действия предпринять: пациент неординарный, его состояние — того чище, но Толмачев изо всех выходов из чрезвычайности лабиринта выбрал один и, слава Богу, правильный — ждать. Дуракам везет. Судских стонал, двигался всем телом, мог лежать без движений, а самописцы рисовали крутые пики. До Толмачева дошло: с пациентом все в порядке, что-то происходит там, в неведо» мом мире, где находится Судских, куда им, грешным, не попасть и лучше не пытаться. Есть травка, солнышко, молочко и плотские утехи. Ждать.

Ждали профессора Луцевича со дня на день. Светило. Луцевич мог внести полную ясность: жить Судских или… Нет, ждали, что жить. Ждали его как царя небесного. До приезда именитого профессора из Швейцарии оставалось дотянуть неделю с хвостиком. Труднее всех было Женечке Сичкиной. И она ждала профессора как царя небесного. Сидела на диете, ходила на шейпинг и в церковь. Свечки ставила во все места. На всякий случай. Случаи бывают всякие…

Отец Ануфрий, наоборот, ждал посланца земного. Уже сообщили из Шереметьева, что самолет, слава Всевышнему, приземлился и высокий гость будет в течение часа. Официально прибывал теософ и богослов Бьяченце Молли, неофициально прилетал тот же Бьяченце Молли, но вовсе не теософ и богослов, хотя к церковному промыслу он имел самое непосредственное отношение: синьор Бьяченце Молли ведал казной в международном Совете церквей и ехал в Россию по очень неконфиденциальному делу.

Принимать его выпало епископу Ануфрию, главе Синода. Он поубавил в весе и страстях, стал суше в речах и теле.

Патриарх поступал мудро, доверяя Ануфрию столь важный пост. Одних власть развращает, другим дает стержень. И годы не те, и отойти в мир иной Ануфрию хотелось бы величаво, будто и не было греховодства. Теперь Ануфрий карал других за грехопадения, делал это сурово и в один присест. Самые большие моралисты получаются из пресытившихся развратников, лучшие домохозяйки выходят из бывших проституток. Оно и понятно.

Епископу Ануфрию было вверено вести переговоры с представителями других конфессий. Ведомы ему были познания в слове Божьем, которые он мог излагать к месту и с хладной страстью отстоять догмат Православной церкви превыше других. Католики, протестанты, англикане и другие, исповедующие христианство, приспособились к велению дня, зазывали в храмы мягче, с заискивающими ритмами извращенного слова Господня; одна Православная церковь стояла несокрушимым утесом, заимствований не принимала, перестраиваться не желала и не считала это нужным. Насильно не зазывала. Как ни крути, а жизнь складывается в круг, проще стоять на месте. То рыбка заплывет, то денежка звякнет. А умением доказывать истину Божью в преломлении с догматом Православной церкви Ануфрий обладал полно. Спрашивали его как-то, пытаясь изощренностью знаний смутить, он остался слугой верным: «Отец Ануфрий, почему первым праздником после Рождества идет обрезание Господне, ведь мы не иудеи?» — «Что гадостного нашли вы в этом? Обрежьтесь во славу Божью, если так хочется, вера ваша от этого обряда не изменится». — «Но зачем?» — «Зачем же вы обрезались? Князь Владимир, иудей по матери, крестил русский народ в водной купели и на крайнюю плоть не посягнул. Это дело вкуса, а не Божье».

С таким человеком, разносилась весть по церквям и весям, дело иметь можно: внимающий звону колоколов да услышит и звон монеты на цели Господа нашего, Иисуса Христа…