Ольга Ружникова - Побеждённые (Дочь Лорда)

• Название: Побеждённые (Дочь Лорда)
• Автор: Ольга Ружникова
• Жанр: Фэнтези

Человеческая память коротка, и все, что не сохранили анналы истории, засыплет песок веков. А то, что сохранили, исказят переписчики. С каждым новым поколением все меньше истины останется в былых хрониках. И наступит день, когда не вспомнится ничего…

Вечное как мир озеро хранит древнюю легенду. Одну из многих, что давно забыты. Одну из тех, что не следовало забывать. Новые храмы возведены на месте прежних святилищ, но старые боги исчезли не навсегда.

Мир Эвитана — условный XVII век с элементами фэнтези.

---

Ольга Ружникова Побежденные (Дочь Лорда)

  Что ни вечер, то мне молодцу,
  Ненавистен княжий терем,
  И кручина злее половца,
  Грязный пол шагами мерит.
  Завихрился над осиною
  Жгучий дым истлевшим стягом,
  Я тоску свою звериную
  Заливаю пенной брагой.
  Из-под стрехи в окна крысится
  Недозрелая луна;
  Всё-то чудится мне, слышится:
  Выпей, милый, пей до дна!..
  Выпей — может, выйдет толк,
  Обретешь свое добро,
  Был волчонок — станет волк,
  Ветер, кровь и серебро.
  Так уж вышло — не крестись —
  Когти золотом ковать,
  Был котенок — станет рысь,
  Мягко стелет — жестко спать!
  Не ходи ко мне, желанная,
  Не стремись развлечь беду —
  Я обманут ночью пьяною,
  До рассвета не дойду.
  Ох, встану, выйду, хлопну дверью я —
  Тишина вокруг села —
  Опадают звезды перьями
  На следы когтистых лап.
  Пряный запах темноты,
  Леса горькая купель,
  Медвежонок звался ты,
  Вырос — вышел лютый зверь:
  Выпей — может, выйдет толк,
  Обретешь свое добро,
  Был волчонок, станет волк,
  Ветер, кровь и серебро.

Хэлависа.

Пролог

1

— Что ж, Ваша светлость. — Мэтр Лорэ, один из лучших художников Эвитана, сейчас серьезен как никогда. — Вне всякого сомнения, на обоих портретах — одна и та же дама. Ваша бабушка.

— Портреты — день и ночь, — герцог удивленно взглянул на собеседника. — Судя по картине в мидантийской раме — бабушка была редкой красавицей. А вот полотно слева…

— Совершенно другая школа. Общее одно: ваша бабушка, вне всяких сомнений, была очень привлекательной дамой. И, осмелюсь сказать, это отразили оба портрета, — почтительно склонил голову художник.

Одно и то же лицо… только женщины — абсолютно разные. Наряд и драгоценности значат немало, но не изменят души. А между этими дамами — ничего общего, кроме имени.

С роскошного портрета кисти самого Алиэ Готта надменно и холодно улыбается молодая красавица. Когда-то в детстве герцог не отличал ее от десятков других. Бесчисленные портреты Гербовой Галереи если чем друг с другом и схожи — то именно выражением лиц.

Пятьдесят лет минуло, триста ли пятьдесят? Всё те же истинные аристократы — в своем высокомерном величии. Скучные люди, потратившие жизнь на то, чтобы не уронить чести предков.

Бабушка… Как странно так называть не дожившую до рождения внуков.

Алое, сильно декольтированное (мода той эпохи) платье. Блеск ледяных зеленых глаз, блеск бриллиантов в фамильном колье, блеск рубинов в высокой прическе. Правда, к таким глазам больше пошли бы изумруды, но…

«Вне всякого сомнения» (как сказал некий весьма неплохой мастер кисти), дама — истинная аристократка. И по праву занимает достойное место в семейной галерее.

А на портрете неизвестного художника юная девушка в простом белоснежном платье бежит по залитому солнцем весенне-зеленому лугу. Дворянка, горожанка, крестьянка — не угадать. Ни диадемы, ни колец, ни сережек. Лишь в распущенных светлых волосах — венок из ромашек, розового клевера и, кажется, васильков. А в озорных зеленых глазах пляшут золотые блики солнца. Отражают юную зелень травы…

Кажется, девушка — тоненькая, легкая, облачно-воздушная — летит над лугом. Навстречу своей судьбе, свету… Возможно — будущему счастью.

Только разве внуку не известна судьба собственной бабушки?

— Да, это — тоже она, — с улыбкой подтвердил художник. — Ваша знаменитая родственница. Ей посвящено, кажется, тридцать с чем-то баллад…

— Уже сорок восемь. Еще с десяток пьес и тринадцать рыцарских романов. И это только из известных литературе. И одна пьеса пишется сейчас — очень неплохая. Возможно, я даже разрешу ее поставить… Интересно всё же, какой бабушка была на самом деле? — герцог отбросил со лба прядь непослушных темных волос — тоже фамильных. — На этих картинах — два совершенно разных человека. Но раз вы уверены, что обе — подлинники… Как вы полагаете, мэтр Лорэ, кто из портретистов прав? Или это просто разные периоды бурной жизни прекрасной герцогини?

— Вряд ли, — покачал головой художник. — Не будем забывать, эта достойная во всех отношениях дама прожила не столь уж долгую жизнь. Если вам интересно мое мнение — я верю мастеру, чье имя не сохранило время. Вряд ли сильно ошибусь, если скажу, что сей шедевр — а это шедевр! — рисовал влюбленный…

— Вы так думаете? — герцог постарался скрыть удивление. — Хотя да… возможно всё. Я ведь прекрасно понимаю: бабушка была тогда молода и очень красива. Но… тайный влюбленный? Что вообще известно об этом портрете?

— До недавнего времени — ничего. Обнаружен пару месяцев назад в семейной галерее одного из северных баронских замков. Последний потомок рода умер бездетным. Владения перешли к дальнему родственнику. И один из гостей заметил сходство портрета с копией одной из самых знаменитых работ Алиэ Готта. Увы — род прервался. И узнать имя художника не представляется возможным. Единственное, что известно — дата написания. Спустя семь месяцев после смерти вашей бабушки. Так что это — более поздняя работа, чем портрет в Гербовой Галерее. Ведь великий Готта писал герцогиню при жизни…

— Да… — задумчиво протянул живой внук давно почившей красавицы. — И судя по посмертному портрету — бабушка эту жизнь весьма любила. И мечтала быть счастливой. Интересно, это ей удалось хоть ненадолго?

Два портрета. И высокомерная красавица-аристократка в алом бархате гордо и надменно озирает бегущую по лугу смеющуюся девчонку. Такую наивную в своем стремлении догнать счастье…

2

«Человеческая память коротка. И всё, что не сохранили анналы истории или древние свитки, засыплет песок веков. А остальное исказят переписчики. Случайно или по указке правителей, чьи имена в свою очередь сотрет неумолимое время.

С каждым поколением всё меньше истины останется в былых хрониках. И наступит день, когда далекие потомки не вспомнят ничего…

Вечное как мир озеро хранит древнюю легенду. Одну из многих, что давно забыты. Одну из тех, что не следовало забывать. Новые храмы возведены на месте прежних святилищ. Но старые боги исчезли не навсегда.

Два года, как ушел к праотцам Фредерик Второй — не лучший из королей.

Два года, как его завещание уничтожено. А Регент — принц и полководец Арно Ильдани, младший брат покойного короля — убит на пути к столице.

Два года, как власть в Эвитане захватила клика придворных интриганов, самозванно объявившая себя Регентским Советом.

Два года, как их войска огнем и мечом прошли по землям покойного принца Ильдани и его вассалов.

Два года, как стихийно вспыхнуло восстание. Оно позволило друзьям погибшего Регента вывезти из страны его сына Грегори. И семью лучшего друга Арно — маршала Алексиса Зордеса-Вальданэ, мидантийского изгнанника. Когда-то он нашел приют при дворе Ильдани. А теперь — убит вместе с Арно.

Два года, как восстание подавлено. Часть мятежников погибла, часть бежала за пределы страны. А наименее опасные — прощены и сосланы в собственные имения.

В числе прощенных оказался и примкнувший к мятежникам бывший Рыцарь Круга Равных (Ордена, основанного Арно Ильдани), лорд Лиара Эдвард Таррент…»

Из «Мемуаров» барона Сержа Криделя.

Часть первая. Предательство

В этом мире неверном не будь дураком:

Полагаться не вздумай на тех, кто кругом.

Трезвым оком взгляни на ближайшего друга —

Друг, возможно, окажется злейшим врагом.

Омар Хайям.

Глава первая

Эвитан, Лиар, замок Таррент. 2993 год от прихода Творца, начало Месяца Рождения Осени. 1

Эйда боится всего. Спать с ней в одной комнате давно превратилось в пытку. Сестренка кричит и мечется каждую ночь. А что еще хуже — сама вырваться из кошмаров не в силах.

Приходится вставать и расталкивать. Не то чтобы Ирии не жаль сестру. Было жаль. Особенно в первые месяцев пять. А сейчас уже меньше…

Можно попросить, чтобы младших поселили отдельно. Можно.

Но во-первых — нет ни малейшего желания просить мачеху. Хоть о чём. А во-вторых — рука не поднимется оставить Эйду одну в темноте.

Вот так мы и не меняем ничего в своей жизни. Год не меняем, два. Пятнадцать лет не меняем…

Ирия нехотя вылезла из постели, растолкала несчастную сестренку. Обняла за плечи и принялась укачивать, что-то вполголоса напевая. Привычно-привычно.

На самом деле так, наверное, быть не должно. Страшно, когда привыкаешь к такому.

— Ири! — Эйда, наконец, проснулась. Серые глаза полны слёз. — Ири, мне опять…