Дмитрий Скирюк - ОСЕННИЙ ЛИС

• Название: ОСЕННИЙ ЛИС
• Автор: Дмитрий Скирюк
• Жанр: Романтическое фэнтези
• Год: 2003

Средневековая Европа, мир, где обыденное и чудесное все время идут рука об руку, странные герои и неизменный привкус тайны – невозможно догадаться, что ждет читателя на следующей странице романа Дмитрия Скирюка, открывающего цикл о валашском маге Жуге. История, в которую угодил отвергнутый своим родом травник, заставляет его пуститься в странствия, ища не приключений, но ответа на вопрос, отчего его судьба так тесно вдруг переплелась с судьбой мира. На этом пути не помогут ни сила, ни хитрость, ни древние бога – оказывается, у каждого своя война и своя правда, а дар волшебства запросто способен превратиться в проклятие...

---

Яцек кивнул:

– Мне тоже поначалу не нравилось, а потом привык. На вот, сахару добавь.

– Сахару?!

Жуга заглянул во второй мешочек. Там действительно был наколотый кусками сахар – редкостное лакомство в горах. В Гаммельне его продавали в аптеках. Видно, не так уж мало денег получал Яцек за свою работу, если мог позволить себе такое! Поколебавшись, Жуга положил в кофе пару кусочков и снова попробовал. Напиток и впрямь стал вкуснее. Утренняя вялость постепенно ушла, в голове прояснилось.

Хлеб из пекарни фрау Мютцель был свежайший – даже масло таяло, когда его намазывали на толстые теплые ломти. Приятели в два счета съели всю булку и засобирались по своим делам.

– Вот так ты и питаешься? – спросил Жуга, когда Яцек укладывал все обратно в сундук. – Хлебом да водой?

– А что?

Жуга пожал плечами:

– Хоть бы кашу варил, что ли…

– Сваришь ее, как же! – фыркнул тот. – Нет ничего – ни огня, ни камина.

Жуга обернулся, стоя в дверях.

– Ты вот что, Яцек, – сказал он. – Раздобудь к вечеру какой-нибудь горшок. Только не шибко большой. И чтоб с глазурью.

– Глиняный?

– Ну.

– Для чего? Я же говорю – негде готовить.

Жуга загадочно улыбнулся.

– Что-нибудь придумаем, а пока – до вечера.

– До вечера.

* * *

Томас Остенберг, бургомистр Гаммельна, принимал просителей по вторникам и четвергам. Сегодня он был не один – с утра к нему заглянул господин Густав Бреннель, доктор медицины. Обоих связывали давние и прочные дружеские отношения, хотя человеку стороннему трудно было бы вообразить двоих людей, более друг с другом не схожих, как внешностью, так и характером.

Бургомистр был полный, степенный господин лет сорока, слегка обрюзгший и бледный, как все горожане, с пухлыми губами, маленькими серыми глазками и редкими светлыми волосами. Бреннель же, напротив, был сух и высок, профиль имел ястребиный, а взгляд – пронзительный. Его лицо и руки покрывал темный загар. Горожане, встречая его на улицах, почтительно снимали шляпы: он был ничуть не менее, а может быть, даже более уважаемым человеком в Гаммельне, чем сам бургомистр.

Сейчас Томас Остенберг сидел за столом, перебирая бумаги и почти не глядя на очередного посетителя. Сегодня как раз был вторник, и настроение у бургомистра было испорчено с самого утра. Ох уж эти просители! Ну зачем, скажите на милость, зачем нести в городскую ратушу всякие мелкие дрязги? Взять, например, Рудольфа Хоффа, что подал жалобу на соседа. Неужели нельзя было разобраться меж собою тихо и мирно? А этот придурок Ганс Фогель, мелкий лавочник, который сетует, что ему нет покоя от крыс, и просит принять меры! Каково, а? Может, прикажете еще и ущерб ему возместить?

Н– да…

Ну, ладно, когда приходят горожане – это еще можно понять. Но что здесь делает этот подпасок, который и говорит-то по-немецки с трудом?

Бургомистр откинулся на спинку кресла и задумчиво побарабанил пальцами по столу. Поднял взгляд.

Перед ним стоял худой, безусый паренек лет семнадцати – уже не мальчик, но еще не мужчина. Острый взгляд, голубые глаза, давно не стриженые рыжие волосы. В речи сквозит сильнейший славянский акцент. Интересно, откуда он пришел?

– Так ты говоришь, что хотел бы посмотреть приходские книги?

– Да, это так, – кивнул тот.

Томас Остенберг нахмурился.

– Сделать это не так-то просто, юноша. Приходские записи – важный документ, и нельзя выдавать их первому встречному. Зачем они тебе?

Паренек помолчал, переступил с ноги на ногу.

– Семнадцать лет тому назад в этих местах был мор, – медленно подбирая слова, начал он. – Черная смерть. Очень много людей умерло тогда… Я хотел бы посмотреть старую перепись тех лет.

– Для чего?

– Мне не хотелось бы об этом говорить.

Бургомистр помрачнел. Он помнил то время, помнил, как прошлась по деревням и городам своей ржавой косой бубонная чума, помнил, как жгли за городом в кучах заразные трупы, как чадили на улицах факела, и плыл над городом унылый погребальный звон. Тогда еще не было в соборе нынешнего Малинского кариллона, лишь звякал надтреснуто одинокий старый колокол… По счастью, времена те давно миновали.

– Где ты живешь?

– В доме у площади, где пекарня.

– А, у вдовы Мютцель… И давно ты в городе?

– Четыре дня, – ответил тот. – Работаю у Иоганна Готлиба, в аптеке.

– Хорошо, – кивнул тот. – Приходи в пятницу, я подумаю, что тут можно сделать. Но учти – одного желания мало, чтобы получить доступ к записям. Тебе ясно?

– Да, – кивнул тот. – Спасибо. Я подожду.

И он ушел. Бургомистр облегченно вздохнул – на сегодня этот был последним.

– Этот парнишка кажется мне немного странным, – он повернулся к сидевшему в кресле у камина Бреннелю. – А что по этому поводу думаете Вы, господин доктор?

– Аптекарь, – с легким презрением произнес тот. – Аптекарь и помощник аптекаря из диких мест, скорее всего, с гор. Последнее время они плодятся, как мухи. Народ любит лечиться у фармацевтов – ни тебе кровопусканий, ни процедур: знай себе глотай пилюли, да пей микстуры. Вся эта зараза ползет к нам с Востока, от арабов и сарацин, у которых много трав и мало знаний. Авиценна, конечно, кое в чем был прав, но далеко не во всем. Вот что я Вам скажу, господин Остенберг: единственное, что у них стоит покупать – это яды. Боле ничего. Все остальное – чистой воды шарлатанство.

– Да? – Бургомистр придал своему лицу умное выражение. – Но что Вы скажете про Готлиба? Я слышал, вы когда-то начинали вместе.

Густав Бреннель поморщился, словно съел что-то кислое.

– Готлиб – паршивая овца в стаде, – ответил он. – Доктор, который на старости лет вдруг впал в маразм и вообразил, что можно лечить людей травками и цветами… Цех аптекарей имеет большое влияние, но почти все они – просто наглые самозванцы. Впрочем, – он покачал головой, – Иоганну Готлибу можно доверять больше, чем другим – он все таки, доктор медицины… Хотя я не упустил бы случая поставить его на место.

– Мне кажется, перед нами как раз такой случай, – с улыбкой произнес Томас Остенберг.

– Вы имеете ввиду этого мальчишку?

– Именно, – кивнул тот. – Книги, как Вы знаете, хранятся в подвалах, за семью замками, и даже я не всегда имею к ним доступ. И вдруг заявляется какой-то мокроносый юнец и заявляет, что хотел бы их посмотреть. Посмотреть! Вы не находите, господин Бреннель, что это нагло сказано?

– Пожалуй, – поразмыслив, согласился тот.

– К тому же, – продолжал бургомистр, – большинство книг, особенно тех лет, так испорчено крысами, что прочесть их весьма затруднительно.

– Хм! – на тонких губах доктора появилась улыбка. – А это, может быть, и к лучшему… Знаете, Томас, у меня появилась идея. Кажется, мы сумеем загнать Готлиба в угол.

– Пари? – оживился бургомистр. – Скажем, пятьдесят талеров?

– Принимаю!

Они скрепили свой спор рукопожатием.

– А теперь, – улыбаясь, сказал Томас Остенберг, – когда мы покончили со всеми делами, не выпить ли нам вина?

* * *

– Ландыш?

– Сердце.

– Ревень?

– Слабительное.

– Александрийский лист?

– Что-что? – Жуга поднял голову.

– Э-ээ… сенна.

– Тоже слабительное.

– А тысячелистник?

– От простуды…

С раннего утра в аптеке у Готлиба витал дым и чад – престарелый аптекарь и Жуга, ставший на время его помощником, плавили в медном котле белую вязкую смолу (вчера посыльный доставил от графа фон Оппенгейна заказ на сургуч). Попутно Готлиб решил испытать паренька на предмет знания целебных растений. Было жарко, и Жуга снял рубашку, оставшись в одних лишь штанах. Аптекарь мельком взглянул на его шрамы, но ничего не сказал.

Аптека Иоганна Готлиба была не только, и не столько лавкой, сколько мастерской – все лекарства и другие заказы приготовлялись прямо здесь. Жуга с интересом разглядывал длинные полки, уставленные разных размеров пузырьками, медленно, по складам разбирая незнакомые названия: «Антимоний», «Алкалия», «Зильбер Глет», «Серная печень»… А полкой ниже понаставлено и вовсе непонятно что: «Аравийская Камедь», «Кинкина», «Сандал», «Фернамбук», «Драконова Кровь»и даже «Адский Камень» – ни больше, ни меньше. Да и травы, знакомые Жуге с детства, здесь назывались иначе.

– Мята? – спрашивал меж тем Готлиб, помешивая вязкую желтоватую массу.

– От кашля.

– Шалфей?

– Для горла.

– Адонис?

– Как?

Аптекарь огляделся, снял с полки мешочек и вынул горсть засушенных растений.

– А, горицвет! – Жуга понимающе закивал. – Он тоже, если сердце заболит… но только сушеный.

– И как же его сушат?

Жуга почесал в затылке.

– Ну-у, как… Медленно.

– Гм! А ромашку?

– В тени…

– Отвар из девясила как приготовить?

– В печке напар делают, в горшке.

Готлиб усмехнулся довольно – паренек не лгал, когда говорил, что знает толк в травах. Жаль, что только в травах – остальное аптекарское дело было для него тайной за семью печатями. Взять например, сургуч. Любой подмастерье знает, что здесь к чему. Открой книгу и прочти: «Растопи воск, затем возьми чистой белой смолы, распусти ее на слабом угольном огне, и когда распустится, ними и вмешай в смолу на один фунт четыре лота малярной киновари, добавь мел, дай застыть вместе, и получишь красивый, красный, крепкий сургуч». Этот же и читать-то толком не умеет – взял вместо киновари малахитовую зелень – это же надо! Хорошо еще, что не добавили дорогой даммар – белую смолу, а обошлись для начала канифолью. Вон, стоит в горшке, остывая, зеленая масса, сколько не тыкай пальцем – все мягкая, липнет к рукам… Эх, молодо-зелено… А так, если посмотреть, парень сообразительный, схватывает все на лету. Хотя…