Томас Диш - Всепоглощающая любовь

• Название: Всепоглощающая любовь
• Автор: Томас Диш
• Издательство: Compact Books
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1967

30 ноября 1986 г. на Землю прибыл инопланетный миссионер, дабы проповедовать религию Вселенской Любви и преподнести землянам Дар Любви. За короткое время человечество было покорено силой его Любви, и один лишь Генеральный секретарь ООН оказывал сопротивление…

---

Томас М. Диш Всепоглощающая любовь

I

Солнце грустно закатилось, где-то за Джерси, в половине пятого пополудни, и поскольку совершенно ничего делать было не нужно (никакого совещания вести, ни за одним кризисом следить, никому выговор объявлять), генеральный секретарь Сенека Трэквейр почел за лучшее отправиться домой. Снаружи моросил холодный декабрьский дождь. Трэквейр двигался по непривычно пустынной 42-ой улице. Мелкие капли, осевшие на толстых стеклах его очков (намеренный анахронизм — очки давно стали отличительным знаком генерального секретаря, таким же, как сигара Черчилля), двоили и заставляли мерцать лампы светящихся гирлянд, развешанных над магистралью, подобно множеству звезд Рождества. Трогательное зрелище. Он поднял меховой воротник пальто и иронично улыбнулся (в последнее время он, кажется, улыбался только таким образом), подумав: «Следи за собой, старина, ты становишься сентиментальным». Сентиментальность сделалась роскошью, которую он не мог себе позволить.

Заметив приближающегося Трэквейра, Джимми, швейцар Тюдор Виллидж, поспешил к нему бегом, держа в руке раскрытый зонт. Он излил на него потоки приветливой чуши. Даже американец не смог бы вынести его чересчур горячего дружелюбия. Джимми был обращенным, разумеется. Большинство людей, принадлежащих низшим классам, были ими. Осуждать их язык не поворачивался.

Тем не менее, Трэквейр это делал. Он винил их. Трэквейр являлся гуманистом, какие встречались в XVIII-ом веке. Он ставил цивилизацию превыше всего и не мог смотреть на ее каждодневное разрушение без чувства глубокой злости по отношению к бесчисленным джимми, позволяющим человечеству стремительно катиться навстречу гибели.

Ах, если бы только одни джимми…

Он вошел в кабину лифта, пол которой был усеян отбросами, и поднялся на последний этаж. Когда он добрался до своих апартаментов, Паулина уже ожидала его на пороге с улыбкой.

— Любовь моя, — произнесла она нежным голосом, застенчиво целуя его в щеку.

Он глянул на нее с неприязнью. Любовь! Господи, насколько же ему стало ненавистно это слово! Оно вызывало в памяти грязные тела, несвежие воротнички, неубранные лифты. Оно представлялось бесцеремонностью и неприличием. Оно означало… вернее, им следовало обозначить крушение всего того, чего человечеству удалось с огромным трудом достичь за долгие века медленной и непоследовательной эволюции.

И очень сомнительно, чтобы он, или вообще кто-либо, мог этому помешать. Любовь, по словам его жены, преодолевает все препятствия.

Как человек атомного века Сенека Трэквейр никогда не относился к сторонникам теории конца-света-в-стенаниях. Но каждый день, похоже, приближал именно такой финал. Австралия, откуда он был родом, имевшая самые высокие в мире показатели по запасам ходячего мяса на душу населения, уже познала голод. Австралийцы перестали забивать овец и коров, они перестали ловить рыбу, они перестали истреблять вредителей… от кроликов до самых низших видов, таких как личинки насекомых. И из-за чего? Из-за любви.

«Даже если она не сумеет преодолеть все препятствия, нас она точно уничтожит», — подумал он. Но удержался от того, чтобы сказать это Паулине, которая была обращенной с сентября. К настоящему времени лишь ничтожная часть человечества оставалась необращенной.

* * *

БОГ ЭТО ЛЮБОВЬ. Золотые буквы, налагаясь друг на друга, возникали на фоне нефа кафедрального собора Всех Религий (некогда Святого Патрика). Буквы начали расплываться, и в объективе камеры возник брат Лучезарной Благодати, стоящий на золоченой кафедре. Брат Благодати, опустив глаза, ожидал, когда собравшиеся закончат свое: «Ближе к тебе, Господи».

«Это по случаю корабля, идущего на дно», — подумал Трэквейр.

Гимн закончился, и брат Благодати поднял глянцевые оленьи глаза к камере, чтобы воззвать не только к тысячам верующих, заполнивших кафедральный собор Всех Религий, но и к миллионам обращенных остального мира.

— О, мои дорогие братья и сестры, как хорошо, хорошо, хорошо оказаться снова с вами. Какая радость, какое счастье купаться в лучах вашей любви! Любовь — затопляющая все на свете, животворящий свет, цель всех наших исканий, любовь — открывающая души и поднимающая горы.

Трэквейр начал испытывать теперь уже знакомое ощущение в груди, мерзкий спазм, сопровождавший желание поддаться горячим мольбам этого человека. Затем, после небольшого усилия, все прошло, и Трэквейр снова смог наблюдать за ним критическим взором, с несокрушенным духом.

В конце концов, брат Благодати был не человеком… а пришельцем. Он имел человеческие формы: две ноги, две руки, лицо, элементы которого располагались таким же образом, как и у Трэквейра, что внушало доверие. Но отдаленным сходством дело не исчерпывалось. Трэквейру часто говорили, что брат Благодати имеет рост метр девяносто пять без обуви и напоминает картину Эль Греко… Святой Андрей, если быть точным. Брат Благодати вполне мог сойти с какого-нибудь полотна этого мастера: длинное худое тело гермафродита, лицо узкое и в то же время на удивление нежное, большие горящие глаза, находящиеся в постоянном движении и вращающиеся, как у плюшевого медвежонка. Но самой примечательной его особенностью, которой и было обязано имя Лучезарный, являлось сияние. Кровь, циркулирующая под шелковистой кожей, содержала фосфор вместо железа и поэтому испускала легкое свечение, окружая его персону ореолом духовности и придавая серьезности самым банальным заявлениям. Впадая в душевное волнение, он весь светился, словно Таймс-Сквер после захода солнца.

— Наконец, — говорил инопланетный миссионер (и хотя это было лишь началом программы, он уже начинал озаряться), — что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно… (в этом месте он обозначил паузу, и интенсивность свечения заметно возросла) …что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте.

Глубокий вздох наполнил динамики телевизора, когда брат Благодати опустил свои глаза плюшевого медвежонка, демонстрируя великое смирение. Трэквейр узнал стих VI-8 Послания Филиппийцам, поскольку его отец был миссионером в бушах. Как любой хороший проповедник брат Благодати заимствовал из местных религий все, что подходило его целям… почти из всех религий, за исключением разве что культа вуду. Само по себе учение имело мало значения, важны лишь душевные переживания, как часто он повторял. То, чего он достиг, было не чем иным, как демократизацией мистицизма. Он предоставлял Прекрасное Видение, трансцендентальное слияние личности с Сущностью Бытия, по той цене, которую все могли заплатить. То что общество в целом за эту цену могло приобрести себе гораздо больше, было уже другим вопросом, но проблемы социального порядка никогда не вызывали жгучего интереса у мистиков.

— Любовь, — торжественно цитировал брат Благодати, — подобна прекрасной розе.

— Да, этого я никогда не забуду, — пробормотал Трэквейр, выключая телевизор.

— Ну, пап, — простонал жалобный голос в темноте, — нельзя ли досмотреть до конца? Еще и полчаса не прошло.

— Ленни, тебе следует находиться в своей комнате и заниматься уроками.

— Я как раз повторял задание, когда услышал голос брата Благодати, и…

Но, заметив неодобрительный взгляд отца, тут же сменил тему.

— Ты абсолютно прав, папа, если я не буду заниматься французским, мне не сдать экзамена.

Угодливая послушность Ленни казалась еще более противной, чем его беспредельное восхищение братом Благодати. Было что-то ненормальное в том, что мальчик одиннадцати лет настолько уступчив. Если не считать, конечно, его последнего взбрыка: оставить школу сразу же после того, как он сдаст экзамен за пятый класс! Месяц назад, приступая к этой теме в первый раз, Ленни объявил о намерении прервать свое обучение немедленно, но отцу удалось убедить его в том, что, по причине технологической природы современного общества, ему следует, по крайней мере, сдать этот экзамен. Тогда Трэквейр принял желание сына за шутку.

Все лепилось одно к одному: отсутствие интереса Ленни к школе, кухарка, проработавшая у Трэквейра более десяти лет и внезапно потребовавшая расчет, многочисленные дипломаты, которые возвращались к себе домой, столь же мало интересуясь новыми проблемами нехватки провизии, как и своими личными ссорами и унаследованными от предков распрями, растаявшими, словно дым, после пришествия брата Благодати. Все устремления материального плана угасали.

Но здоровье не всегда пахнет розой. Трэквейр помнил, как неделей ранее зашел на кухню, которая после увольнения кухарки стала вотчиной Паулины. Разделочный стол был усеян покрытыми плесенью остатками пищи и пустыми упаковками. Белый линолеумный пол потемнел от наложившихся друг на друга пятен грязи. Паулина мыла посуду в большой кастрюле на столе, поскольку не знала, как запустить посудомоечную машину, а в раковине кишели бедные букашки, которых она, по ее собственным объяснениям, боялась утопить.