Гарри Гаррисон - Чего стоят крылья

• Название: Чего стоят крылья
• Автор: Гарри Гаррисон
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1989
• ISBN: 5-268-00279-1

Тема религии нашла широкое отражение в творениях многих фантастов, как отечественных, так и иностранных. Настоящий сборник рассказов — попытка познакомить советских читателей с зарубежной антирелигиозной фантастикой. В него вошли произведения известных писателей из США, Англии, Франции, Италии, Польши. Каждый из авторов выступает в присущей ему индивидуальной творческой манере, избирая для достижения поставленной задачи различные художественные формы — от реалистических до притчевых и пародийно-гротесковых.

Содержание:

От составителя

Гарри Гаррисон. Смертные муки пришельца. Пер. с английского В. Ровинского

Гарри Гаррисон. Ремонтник. Пер. с английского Д. Жукова

Айзек Азимов. И тьма пришла. Пер. с английского Д. Жукова

Клиффорд Саймак. Поколение, достигшее цели. Пер. с английского А. Иорданского

Джон Уиндем. Колесо. Пер. с английского Л. Киселева

Хюберт Лампо. Рождение бога. Пер. с фламандского И. Волевич

Примо Леви. Трудный выбор. Пер. с итальянского Л. Вершинина

Сандро Сандрелли. Прототип. Пер. с итальянского Л. Вершинина

Серджо Туроне. Необычный ангел. Пер. с итальянского Л. Вершинина

Серджо Туроне. Автомобилеизм. Пер. с итальянского Л. Вершинина

Серджо Туроне. Рекламная кампания. Пер. с итальянского Л. Вершинина

Уинстон П. Сэндерс. Договор. Пер. с английского А. Иорданского

Роберт Шекли. Битва. Пер. с английского И. Гуровой

Роберт Шекли. Ритуал. Пер. с английского Н. Евдокимовой

Роберт Шекли. Планета по смете. Пер. с английского С. Васильевой

Пьер Буль. Когда не вышло у змея. Пер. с французского М. Таймановой

Пьер Буль. Чудо. Пер. с французского Е. Ксенофонтовой

Курт Сиодмак. Целебная сила греха. Пер. с английского В. Постникова

Артур Кларк. Звезда. Пер. с английского Л. Жданова

Артур Кларк. Девять миллиардов имен. Пер. с английского Л. Жданова

Роберт Силверберг. Добрые вести из Ватикана. Пер. с английского А. Корженевского

Гораций Голд. Чего стоят крылья. Пер. с английского Ф. Мендельсона

Бертран Рассел. Кошмар богослова. Пер. с английского Г. Льва

Комментарии

Составление, вступительная статья, комментарии и примечания: С. В. Белозерова

Художник: П. С. Сацкий

---

Чего стоят крылья

От составителя

Настоящий сборник — первая в отечественном книгоиздании попытка показать вклад современной фантастики в антирелигиозную пропаганду.

Однако значение книги, думается, не ограничивается признанием ее формального первенства в данной области, так же как ее функции не исчерпываются простым использованием возможностей обычного тематического сборника. И дело тут в том, что в книге рядом с «традиционными» разновидностями современной фантастики: научной, сказочной, сатирической, гротескной — впервые соседствует — пусть заочно, пусть в качестве отправной точки, объекта критики или мишени, наконец, — и фантастика религиозная, которая может считать себя старше любой их предшественницы. Такое соседство легко объяснить, если вспомнить классическое определение религии, данное Энгельсом: «…всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, — отражением, в котором земные силы принимают форму неземных»[1].

Религиозную фантастику из окружения родственных ей разновидностей жанра выделяют особые, только ей свойственные принципы организации элемента фантастического. «Требование веры в достоверность соответствующего сюжета отличает религиозную фантастику от фантастики некоторых литературных жанров, например басни или волшебной сказки… Чтобы эти сюжеты стали элементами религиозной картины мира, не хватает лишь того, чтобы они стали объектом веры и превратились, таким образом, в догматизированные положения, что могло бы послужить почвой и поводом для возникновения и соответствующих культовых форм»[2].

Внимательный читатель вряд ли пройдет мимо оговорки о «некоторых литературных жанрах». В частности, научная фантастика, выводя на арену событий «неземные силы» — пришельцев из далекого космоса, вовсе не требует «веры в достоверность сюжета». Тем не менее она не исключает потенциальной возможности утверждения в будущем каких-либо явлений, предвосхищенных писателями-фантастами. Многие уникальные достижения науки и техники «перешли» в жизнь со страниц научно-фантастических книг. Однако в данном случае мы вправе говорить только о научном предвидении, которое меняет во взаимоотношениях человека и природы знак с минуса (господство над человеком «внешних сил») на ярко выраженный плюс (человек подчиняет «внешние силы» и ставит их себе на службу).

В подтверждение этой мысли приведем длинную выдержку из вступления к главе «Космос и фантастика» знаменитой «Фантастики и футурологии» Станислава Лема: «Исторически первым было фантазирование, отмеченное санкцией сакрального достоинства. Человеческое мышление, каким мы теперь видим его в исторической перспективе, представляет собой двухполюсную и двухтактную систему. Мир мысли всегда был заполнен, другими словами, он не обнаруживал явных «пустот» или пробелов. Нам не дано знать, из какого именно яйца вылупилась самая первая картина мира, но когда она уже сложилась — а случилось это в доисторические времена, — в принципе она была такой же, как сейчас. Чисто инструментальные функции, связанные с поддержанием существования, не успели закрепиться в общем представлении обо «всем, что существует». Если мы говорим, что в основном мир первоначальной мысли был похож на наш, тем самым мы хотим подчеркнуть, что, как сейчас нас учит сравнительная антропология, эта мысль подчинялась в принципе тем же законам, что и наша, — индукции, обобщению, исключению и т. п. Тому, что даже к таким недосягаемым явлениям, как звезды, надо относиться так же, как к раскалыванию кремня и выстругиванию сохи, нужно было учиться веками. Но ведь совокупность ручных или опосредованных инструментом видов деятельности, хоть и не изученная во всем своем многообразии, была с человеком с самого начала его человечности, понимаемой как труд освоения мира и стремление подчинить его себе. Итак, изначальная независимость мира всегда оспаривалась, хотя первые формы борьбы с ней были неправильными, но неправильными только в смысле их объективной, установленной эмпирически бесплодности, и наверняка таковыми не являлись с точки зрения мысли, использованной для того, чтобы стороны этого противостояния — мир и человека — приблизить друг к другу… Уже тогда появилось то движение, которое потом открыло атом и отправило корабли по космическим дорогам, и именно в соответствии с таким углом зрения мы чувствуем себя вправе говорить об общей тождественности человеческого мышления. Однако установилось и постоянно воспроизводилось чудовищными коллизиями противоречие между двумя большими провинциями государства мысли, поскольку в отсутствие развитого человеческого опыта захватническая мысль «второго полюса», «второго такта» создала некоторую целостность как картину мира, как образ Космоса — сакрально, религиозно зачатую и выстроенную в соответствии с верой в ее разнообразные проявления. А если так, если сакрально данная понятийная целостность бытия вступала в явное противоречие с постулатами мысли, исходящей от противоположного полюса, дело должно было дойти до битвы»[3]. Но тогда религиозная фантастика, религия вообще и научная фантастика в этом противоборстве, продолжающемся и по сей день, оказываются по разные стороны баррикады. Ведь если «сакральный элемент служил устранению из мира любой невразумительности, так что Непознаваемое, помещенное в сияние, исходящее с «другого полюса» мысли, поддавалось не только усвоению, но и поклонению», то научная фантастика, преследуя ту же цель, но будучи литературной дочерью науки, всегда стремилась заменить это сияние на свет лампы микроскопа.

Независимо от того, когда антирелигиозная фантастика обрела права гражданства в литературе, когда ее слабый ручей превратился в полноводную реку, обильно орошающую поля современной фантастики, писатели, работающие в этом жанре, всегда относились к религии и церкви без должного почтения. В частности, они «заимствовали» из священных книг различных религий некоторые формальные и сюжетные приемы, оставляя без внимания их религиозное содержание. И поэтому нам уже трудно узнать в фантастических произведениях-предупреждениях, рассказывающих о будущих космических, ядерных или экологических катастрофах, ветхозаветные пророчества и новозаветный «Апокалипсис». И что есть появление в фантастике задолго до их настоящего рождения роботов и компьютеров, рукотворных созданий человеческого гения, если не дерзкая попытка примерить на человечество одежды демиурга?

Более того, робот иногда может даже воображать себя мессией для своих сородичей, компьютер — становиться в собственных глазах всемогущим божеством, а пришельцы с далеких планет — выступать в роли исповедников и отпускать землянам их грехи (при этом среди последних обязательно находится такой, кто, как в свое время церковь, не гнушается брать с новоявленных прихожан-соседей деньги за сердобольность космических гостей). Да и весьма популярная ныне в фантастике линия, разрабатывающая тему параллельных или альтернативных миров, разумеется, генетически связана с давними религиозно-эсхатологическими концепциями и представлениями о рае и аде и являет собой научно-фантастический аналог «иного», а подчас и «лучшего» мира.

Научная фантастика, давая явлениям рациональные объяснения, научно истолковывая историю природы и общества, тем самым уже вступает в противоречие с религией, рисующей совершенно иную картину мира и выводящей его существование только из одной — сверхъестественной — причины. Она «провинилась» перед религией еще и тем, что, заглядывая в будущее, всегда отказывала в нем последней. Заметим, что ни в одном рассказе настоящего сборника, которые можно отнести к собственно научной фантастике, бог так и не появляется, и это можно считать законом для жанра. То, что он присутствует в оставшемся за пределами книги романе Карела Чапека «Фабрика Абсолюта», о котором речь пойдет ниже, кажется исключением, опровергающим общее правило, однако не трудно установить, что у Чапека научная фантастика заканчивается и переходит в гротеск там, где президент Бонди спускается в подвал посмотреть на карбюратор инженера Марека. Именно инженеру Мареку, кстати говоря, принадлежат слова: «Наука не может допустить существования бога… И я убежден, что наука постепенно, шаг за шагом, вытеснит бога или хотя бы ограничит его влияние; я убежден, что в этом высочайшее ее назначение»[4]. Чапек отправляет бога в мир, и тот безраздельно царит в романе, оттеснив науку на первые несколько страниц. Но какими унижениями от нее ему приходится расплачиваться за внимание автора к его особе! Во-первых, бога «вырабатывают чистейшим машинным способом». Во-вторых, исследуют его физико-химические свойства («Чистый Абсолют проникает через любые тела, через твердые, правда, несколько медленнее. В воздухе он распространяется со скоростью света… В присутствии Абсолюта любой источник света испускает лучистую энергию гораздо интенсивнее»[5]) и даже измеряют его («В поперечнике у него около шестисот метров, на краях он приметно слабеет» — это относится к «землечерпальному» богу, а ведь есть еще «карусельный» и т. п.[6]). И в довершение всего его деятельности на благо человечества выносят очень низкую оценку: «Он всемогущ, а сотворил лишь хаос»[7].