Мария Савельева - Федор Сологуб

• Название: Федор Сологуб
• Автор: Мария Савельева
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03713-7

Один из виднейших представителей русского символизма — писатель, драматург, публицист Федор Сологуб (Федор Кузьмич Тетерников) входит в число самых необычных и даже загадочных фигур Серебряного века. Главной темой его творчества были тяга к смерти, мрачный, пессимистичный взгляд на окружающий мир. Современные писателю критики часто называли Сологуба «маньяком», «садистом» или «психопатом», не замечая, что все его тексты были написаны в поиске утешения, иной, прекрасной реальности. Автор книги, литературный критик, кандидат филологических наук Мария Савельева, рассказывая о судьбе писателя, показывает, что многие годы «смерть-утешительница» была для Сологуба лишь абстрактным образом, который отгонял от писателя пугающие мысли, а вовсе не нагнетал их. В свое время главный роман Сологуба «Мелкий бес» был прочитан, по словам А. Блока, «всей читающей Россией». Позже, в советские годы, творчество писателя оказалось забыто широкой читательской аудиторией. Биография Федора Сологуба показывает, насколько увлекательны и нетипичны для русской литературы его темные сказки.

знак информационной продукции 16+

---

Идея Сологубов напоминала о существовавшем тогда знаменитом литературно-артистическом кабаре «Бродячая собака». Федор Кузьмич и Анастасия Николаевна сами это отмечали. Чеботаревская писала Мейерхольду: «Помещение есть очень хорошее — вчетверо больше Собаки — 170 р. в месяц». Мейерхольд и сам видел подобные кабаре во время гастролей с Театром Комиссаржевской, был очарован этой идеей и тоже мечтал перенести этот опыт на российскую почву. Однако замысел Сологубов не был реализован, а вскоре, после начала Первой мировой войны, стал неактуален.

Другое известное начинание Сологуба и Чеботаревской — журнал «Дневники писателей» — не имело столь явного образчика, однако символисты давно мечтали о личном, интимном журнале с заметками дневникового типа. По воспоминаниям Пяста, подобную идею выдвигал Вячеслав Иванов, желавший совместить в издании свои заметки, записки Блока и Белого. Однако лишь Сологубы имели достаточную решимость и настойчивость, чтобы воплотить эту мечту в жизнь. Их стимулировали вечная обида на критику и желание создать принципиально новое издание. Название журнала отсылало к «Дневнику писателя», созданному Достоевским, и хорошо отражало замысел супругов. Как писал Чеботаревской Леонид Андреев, «нельзя же делать правилом, чтобы только из посмертной переписки писателей узнавали о них правду», «„пересмотры дела“ на могиле обвиненного одна из досаднейших черт». Редакторы-составители руководствовались установкой на отрывочность и задушевность заметок в журнале.

В этом издании Сологуб смог выразить взгляды на текущее положение искусства и мысли, которые давно его волновали. В первом номере, например, находим сокровенную идею Сологуба о Пушкине: «повышенное» мироощущение классика привело его к компромиссу, к чужим людям и к холопскому поклонению царю. Рядом напечатан отзыв на недавнюю новинку — «Детство» Горького, особенно любопытный из-за того, что детская тематика была близка Сологубу. При всей сложности отношений двух писателей Федор Кузьмич признавал «добротность» горьковской прозы, однако видел недостатки в его жизнеописании: «Такое злое и грубое это детство. Дерутся, бьют, порют в каждом фельетоне. Какой-то сплошной садизм, психологически совсем не объясненный». Очевидно, что в этом отзыве Сологуб ориентировался прежде всего на собственные художественные принципы: жестокость взрослых в его рассказах подробно мотивирована, и свое творческое правило он пытался применить к художественному миру Горького.

Чеботаревская тоже вела в журнале постоянную рубрику кратких заметок. Жанр был свободным и удобным, однако формирование издания давалось с трудом. Знакомые писатели поддерживали идею на словах, но большого энтузиазма не выказывали. Блок предлагал для издания два стихотворения, идя по привычному пути публикации стихов, а не «дневников»: для него, очевидно, это был слишком интимный жанр. Леонид Андреев поначалу горячо поддержал журнал, Чеботаревской он писал, что русские критики — трусы, которые «сильны в полемике только с немыми, и первое же „квос эго“ заставит их надеть чистую манишку». Однако вскоре после этого Андреев заявляет, ссылаясь на свой писательский непрофессионализм, что весна и лето совсем не располагают его к творчеству. Вероятно, зная понаслышке о характере Сологубов, он заранее предотвращает возможную ссору: «Не думайте, что это отговорка, я совершенно серьезен и искренен». Журнал мог бы стать связующим звеном между близкими в чем-то писателями, однако осенью Андреев заболевает, через предложение вставляет в письма фразу «И скоро сдохну», а подписывается: «Ваш Леонид Полуподохший». Сведения о нездоровье писателя подтверждаются письмами его жены Анны Ильиничны, которая сообщала Сологубам, что Андреев страдал сильнейшим расстройством желудка. Перенимая манеру мужа, она подписывалась красочно: «Ваша Неудачлива Анна Андреева». К слову сказать, эпистолярные стили Сологубов, напротив, различались кардинально. Чеботаревская писала эмоционально, подробно, с подчеркиваниями, графическими выделениями текста и автокомментированием, как, например, в одном из писем Леониду Андрееву: «Теперь перехожу к делу (фу, какая фраза противная)». Сологуб же в письмах был очень лаконичен. В эмоциональные минуты он обычно сообщал своим корреспондентам, что накипевшего чувства в письме не выскажешь. Федор Кузьмич как будто копил душевные силы для творчества, приберегая их во время вынужденного общения с окружающими.

Журнал «Дневники писателей» просуществовал недолго — в 1914 году вышло всего четыре номера, последний из них — сдвоенный. Поначалу тексты Сологуба располагались ближе к началу журнала, однако в финальном третьем-четвертом номере постоянные рубрики писателя и его жены были перенесены практически в самый конец выпуска. Очевидно, Сологуб и Чеботаревская хотели, чтобы их издание не создавало впечатление семейного предприятия. И всё же они относились к журналу с гораздо большим энтузиазмом, чем остальные авторы. Позже Федор Кузьмич объяснял прекращение выхода журнала началом войны, однако дела издания и без того шли неважно.

Проекты Чеботаревской быстро сменялись один другим. В начале зимы того же 1914 года ее потрясают официальные и бытовые преследования евреев, и она начинает хлопотать об издании сборника в их защиту. Анастасия Николаевна активно участвовала в создании Российского общества по изучению еврейской жизни, инициаторами которого были Андреев, Горький, Сологуб. Организационные таланты Чеботаревской снова наталкивались на многочисленные преграды. В начале 1915 года она писала Блоку, прося поддержать одно из обращений в защиту евреев, на что тот ответил: «Воззваний о снятии черты еврейской оседлости и об уничтожении процентной нормы я не подпишу, как не подписал бы и обратного, так как не считаю себя сведущим в государственной политике России. Я мог бы подписать только воззвание к добрым чувствам, свойственным русскому человеку…» От имени Общества было написано коллективное письмо, в котором авторы требовали «прекращения гонений на евреев и полного уравнения их в правах с нами». Подписантами значились Андреев, Горький, Сологуб, Бунин, Струве, Бердяев, Бучинская (Тэффи), Мережковский и другие. Выступавший в поддержку Общества Мережковский считал: «Антисемитизм вреден, потому что отвлекает силы русского общества на борьбу за право другой национальности, между тем как эти силы нужны самому русскому обществу для выполнения своей национальной задачи».

Письма на адрес Общества направляли рядовые граждане, озабоченные всплеском антисемитизма. Некий Гавриил Билима-Постернаков в письме Горькому, Андрееву и Сологубу описывал случай, свидетелем которого был его брат: на польской территории российский Красный Крест раздавал местному населению пропитание, полякам при этом доставались порции в два раза большие, чем евреям. Билима-Постернаков сокрушался, что несправедливость была допущена не по вине чиновников и правительственных реакционеров, а по воле студентов-добровольцев, которые работали санитарами в Красном Кресте, и отмечал, что было бы полезно собирать подобные случаи. Очевидно, братом писавшего был революционер Григорий Билима-Постернаков. Оба брата впоследствии попали в советские лагеря, где младший, Гавриил, был расстрелян.

Как это всегда бывает, национальный вопрос вызывал различные толкования и порождал конфликты. Весной 1915 года Сологуб договорился с Николаем Бердяевым о статье для сборника «Щит», который выпускало Общество по изучению еврейской жизни. Бердяев давно был вхож в символистские круги и с готовностью согласился написать о «религиозной судьбе» еврейства, но осенью, открыв готовую книжку, не нашел в ней своей работы (размышления на эту тему войдут потом в книгу Бердяева «Смысл истории»). Он был обескуражен: «За всю мою литературную деятельность ничего подобного со мной не было. Я совершенно не допускал мысли, чтобы заказанная мне статья могла быть не напечатана, и еще менее мог допустить, чтобы так было поступлено без всяких объяснений со мной». Ответное письмо, полученное от Сологуба, убедило Бердяева в невиновности его корреспондента, но о секретаре Общества, Соломоне Познере, который руководил изданием, философ писал так: «Этого принципиально возмутительного случая я не предам гласности только потому, что это может произвести впечатление „еврейского засилья“ и повредить делу улучшения положения евреев в России, которого я горячо желаю. Но я считаю совершенно недопустимым, что еврей Познер цензурирует русского писателя, которому предложено высказать независимое мнение по еврейскому вопросу…» Свою статью Бердяев считал «практически» защищающей еврейство, однако отнюдь не филосемитской: «Я хочу служить правде и справедливости, а не специально евреям». Приятельские отношения с Сологубом у Бердяева закрепились, приезжая в Петроград, он потом навещал писателя. Но конфликт с Познером так и не был улажен.