Теодор Фонтане - Сесиль. Стина (сборник)

• Название: Сесиль. Стина (сборник)
• Автор: Теодор Фонтане
• Жанр: Проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-3-87-667414-8

Действие романов немецкого классика Теодора Фонтане (1819–1898) происходит в Германии времен Бисмарка. Читателю предстоит знакомство с экзотическим миром берлинского и провинциального полусвета, его томными героинями и благородными героями, столь похожими на русских «лишних людей» и столь от них отличными. В романах «Сесиль» (1887) и «Стина» (1890) оживают забытые реалии и вечно актуальные темы давно ушедшей жизни. Речь идет о любви, верности, ревности, патриотизме, чести. О смерти и вере в Бога. На русском языке романы издаются впервые, в переводе Э.В. Венгеровой.

---

– Мадемуазель Роза Хексель.

– Хексель?

– Да, господин генерал.

– Что ж, подходящая фамилия для такой особы[147]. Только бы она не испортила игру. А вот и новый поднос с шартрезом. Настоятельно вам рекомендую.

В девять часов гости начали расходиться. В коридоре стало тесно, и Сесиль спросила художницу, не послать ли слугу за извозчиком. Роза, однако же, отказалась. Господин фон Гордон проводит ее до площади, а там она сядет в конку.

У подъезда Гордон подал ей руку и сказал:

– В самом деле, только до площади? Только до конки?

– О нет, – рассмеялась Роза. – И не надейтесь. Так легко вы от меня не отделаетесь. Вы должны доставить меня домой, на Энгельуфер, и пройти весь путь пешком, до последнего шага. А вы видели, как на нас уставились, едва я назвала ваше имя? Тайный советник вскинулся, словно напал на след. Этим сплетникам потакать нельзя. А каждый из них и все они вместе – злопыхатели и сплетники.

– Боюсь, вы правы. Но вообще-то они не дураки. Все в целом было интересно.

– Да, довольно любопытно. И au fond все-таки банально. Вроде бы на что-то похоже и звучит приемлемо. Но что в итоге? Chronique scandaleuse[148], злобные выпады и язвительные замечания. И у каждого свой жалкий конек. Самым умным все равно оказывается Сент-Арно, он остается на высоте и смеется над ними. Но этот старый генерал! Я ничего не смыслю в политике и еще меньше в армейских делах, но когда меня всерьез уверяют, что никогда нельзя называть какого-то умного генерала Мюллера бедствием для страны и сравнивать с каким-то олухом из Олухова, когда меня серьезно уверяют в этом, я теряю терпение. Ты находите его интересным? Что ж, я с вами соглашусь. Он любопытен, но в каком смысле?

– Ну-ну, мадемуазель Роза, вы искрите, как римская свеча.

– Да, я такая. Как подумаю об этом тайном советнике, то искрю. Да еще и начинаю шипеть, как змея. Точнее, как огненный дракон.

– И все же, в том, что он говорил, многое было верно.

– Может быть. А может быть, и нет. Я в этом не разбираюсь. Но он во всяком случае врал. Он противный тип, распущенный, циничный и такой пошляк, что через минуту начнет приставать к женщине, будь она хоть сама целомудренная Сусанна[149]. Под протестантскими свободами он понимает вольности, которые себе позволяет, а он позволяет себе многое, во всяком случае, достаточно много. Весь его либерализм – это разврат и больше ничего. Просто счастье, что его заткнули. Теперь он строчит очередную брошюру. Конечно же, под псевдонимом. Не спорю, он забавен, но напрасно Сент-Арно посадил его рядом с нашей прекрасной Сесиль, мог бы и не оказывать ему такой чести. Надеюсь, она его только терпит. Но и это слишком. Пусть бы этот тип принял ислам и отправился прямиком в Африку. Там ему место. Увидите, что-нибудь подобное с ним и произойдет.

– Браво, мадемуазель Роза, – рассмеялся Гордон. – А что вы скажете о мадам Снаттерлёв?

– Я остерегусь высказываться на ее счет. Ведь вы, дражайший господин фон Гордон, просидели с ней рядышком целых два часа, и я отлично видела, как она брала вас за руку и пожимала ее в знак согласия. Она вообще похожа на массажистку.

– А Сесиль?

– Ах, бедная женщина! Похоже, не все у нее идет как надо. Красота – вещь опасная, с самой юности. Не то чтобы я судила об этом по личному опыту, чего нет, того нет. Но она милая и добрая, жаль ее. Дай Бог, чтобы все это хорошо кончилось.

Глава двадцать первая

Уже стемнело, и на Леннештрассе уже дежурил полицейский, когда Гордон добрался, наконец, до своего дома. Роза говорила без передышки почти всю дорогу, в основном о Сент-Арно, снова и снова с видимым участием возвращаясь к этой теме.

– Он далек от идеала. Не хотела бы я иметь его своим врагом, да и другом тоже. Но несмотря ни на что, он лучше их всех, потому что самый честный. За исключением его жены, разумеется. Не далее как вчера о нем говорили у Грольманов. И если не с уважением, то, во всяком случае, с сожалением. К несчастью, ему пришлось оставить службу. Останься он в армии, все бы наладилось. Теперь он стал желчным, отвергает то, чему поклонялся, и оказался в компании злопыхателей. Он солдат до мозга костей, это его и губит. Ему нечем заняться, и он ошивается в манеже или торчит в клубе, просто днюет там и ночует. До обеда читает газеты, после обеда играет в вист или на бильярде. Звучит это безобидно, но как вам, вероятно, известно, речь идет о деньжищах, которые для нас означают целое состояние.

Гордон следил за каждым ее словом, расспрашивая, разумеется, о том, что интересовало его: об отношениях между супругами и их образе жизни. Но то, что он слышал в ответ, лишь подтверждало наблюдения, сделанные им в Гарце.

– Да, – заключила Роза, – его отношение к Сесиль не заслуживает доброго слова. Бывают, правда, дни, когда он проявляет заботу и внимание, и тогда можно подумать, что он ее любит. Но что значит любовь для таких натур, как Сент-Арно? А если иметь в виду ту любовь, о которой говорим мы… Что ж, он ее любит на правах собственника, самоуверенно и своенравно. И гордится тем, что владеет красивой женщиной. В сущности, он остался старым холостяком, эгоистичным и капризным, капризнее самой Сесиль. Мы недавно говорили с бедняжкой по душам, и она сама сказала мне об этом. Он четверть часа держит меня за руку, призналась она, и рассыпается в комплиментах, а потом уходит, не попрощавшись, и на три дня забывает, что у него есть жена.

Все это и много другое не выходило у Гордона из головы, когда он снова оказался в своей квартире. И в ушах все время звучала фраза, сказанная Розой в самом начале их разговора: «Дай Бог, чтобы все обошлось».

Гордон встал вовремя и, как обычно, заказал кофе, но отодвинул в сторону газеты, которые принесла хозяйка. Несмотря на хорошее настроение, читать ему не хотелось, и он снова и снова возвращался мыслями ко вчерашнему дню. Окна были отворены, и он глядел на Тиргартен. Легкий, пронизанный утренним солнцем туман тянулся над верхушками деревьев. Осень уже наступила, а на них не было ни единого увядшего листа, потому что вчера было ветрено, и вся листва, успевшая пожелтеть и покраснеть, лежала под деревьями, образуя пестрый узор на ковре газона. Время от времени по улице медленно проезжала водовозка, и снова воцарялась тишина, такая тишина, что Гордон слышал, как лопались и выпадали из скорлупы каштаны. На него нахлынуло блаженное ощущение покоя. «Наверное, я так счастлив потому, что вернулся на родину. Где я только ни побывал, но такие моменты случаются только дома».

Когда он очнулся от своего забытья, кто-то разговаривал в коридоре.

– Господин Гордон должен расписаться.

И тут вошел почтальон с карточками, деловыми объявлениями и заказным письмом, за которое требовалось расписаться. Это было долгожданное письмо от сестры Клотильды.

– Ну, наконец-то.

Гордон пересел ближе к окну, в кресло-качалку, чтобы прочесть письмо con amore[150].

«Дорогой мой Роби. Твое второе письмо, в котором ты упрекаешь меня за молчание, я получила одновременно с первым. Оба письма я нашла позавчера вечером, вернувшись в мой родной Лигниц из долгого путешествия. Твое письмо из Тале было послано вслед за мной в Иоганнесбад, но там оно меня не застало и отправилось дальше в Партенкирхен. Туда оно прибыло раньше нас (мы – это Крамсты и я), и почта вернула его обратно в Лигниц. И там оно пролежало два месяца. Так что, как видишь, я перед тобой не виновата.

Со времени твоего отъезда произошло море событий: младшая из сестер Крамста обручилась с одним офицером, Елена Роткирх стала придворной дамой принцессы Александрины, а старый Зедлиц снова женился. Из путешествия я привезла сотню новых знакомств и впечатлений. Не стану утомлять тебя подробными описаниями Берхтесгадена[151] и Вацмана, во-первых, потому что для тебя восемь тысяч футов – не так уж много значат, а во-вторых, потому что юные кавалеры, наводящие справки о прелестных дамах, предпочитают слушать о прелестных дамах, а не о Вацмане[152]».

Гордон рассмеялся. «Клотильда в своем репертуаре, – подумал он. – И как же она права».

«Итак, супруги Сент-Арно. Здесь они хорошо известны. По крайней мере, известны события, о которых в свое время много говорили. Не то чтобы мои сведения могли тебя утешить, но в общем и целом ничего такого уж дурного.

Сент-Арно служил в гвардии в чине подполковника, был на прекрасном счету и не был женат, что всегда говорит в пользу офицера. От него многого ждали. Четыре года назад в Верхней Силезии он получил повышение и стал командиром полка. Название гарнизона я забыла; впрочем, это не имеет никакого значения для дальнейшей истории. Он снимал квартиру в доме овдовевшей госпожи фон Заха, точнее, Воронеш фон Заха, в одном имени коей, как ты уже понял, слышится гармоническое созвучие целого славянского мира. Госпожа фон Заха была когда-то знаменитой красавицей, ее дочь Сесиль слыла красавицей. Во всяком случае, полковник находил ее таковой и обручился с ней. Может быть, просто потому, что смертельно скучал в той дыре, где стоял его полк. Через три дня после помолвки он получил письмо, в котором подполковник фон Дзялинский, старейший штабной офицер, от имени офицерского состава сообщал, что помолвку следует расторгнуть. Произошла сцена, окончившаяся дуэлью. Дзялинский получил пулю в грудь и умер через сутки. Военный суд приговорил Сент-Арно к девяти месяцам заключения в крепости. Столь гуманный приговор объяснялся тем, что Сент-Арно прежде пользовался всеобщей симпатией, а также тем, что на дуэль его спровоцировали. Спровоцировали, хотя поведение Дзялинского и всего офицерского состава имело, вероятно, свое оправдание».