Вера Шапошникова - Ярославичи

• Название: Ярославичи
• Автор: Вера Шапошникова
• Издательство: «Советская Россия»
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1984

Книга писательницы В. Шапошниковой посвящена Ярославской земле, ее людям, их заботам. Автор рассказывает о древних городах: Ярославле с его современной промышленностью и уникальными памятниками старины, с первым в России театром, созданным Федором Волковым; Ростове Великом с его выдающимися произведениями зодчества XVI—XVII веков, со знаменитой фабрикой русской эмали — финифти; Угличе, который известен не только древними храмами, но и прекрасными сырами, а также ручными часами фирмы «Чайка»; Андропове — городе машиностроителей; Переславле-Залесском на Плещеевом озере — родине Александра Невского.

---

— На вид это порошок, а зачем он нужен, говорят сами названия. — Галина Борисовна помолчала, давая мне возможность осмыслить то, что происходит в расходных бункерах.

— Эти наполнители и ускорители — те порошки, что лежат там? — Я показала на самый верхний этаж, который мысленно окрестила чердаком.

— Ах, вы там были? Да, они самые, — подтвердила Галина Борисовна. — А та труба, нет, нет, вы не туда смотрите, от распределительный бункеров идет, с утолщением сверху, по ней на вальцы поступает уже готовая резиновая масса в виде кома. Температура ее должна быть сто пять градусов — не больше и не меньше.

Так я поняла пояснения главного технолога цеха. Галина Борисовна, оценивающе взглянув из-под очков, обратилась за сравнением к наиболее доступным категориям. Видно, все же есть нечто общее с приготовлением теста и резиновой массы, необходимой для изготовления покрышек.

— Когда хозяйка творит свое тесто, она каждый раз волнуется, какие получатся пироги. Не так ли? Тут тоже тесто: развеска каучука, ингредиентов, кислот, умягчителей, масел, воска. Если шины предназначены для тропиков, то в смесь добавляют особые вещества. Чтобы термиты их не сглодали. Есть такие насекомые, знаете, может быть?

Еще бы не знать! Я видела в Африке их причудливые дворцы, в иных домах продукты держат в железных ящиках, шкафы для платья тоже делают из металла. Бумагу, дерево истачивают, это известно. Но чтобы шины...

— И шины тоже, если в смеси не прибавлять особое вещество.

Пока мы шли по цеху, Галину Борисовну не раз останавливали рабочие.

— У меня все парит, — пожаловался один из них и показал на лужу воды у станка. — Просил исправить, забыли, видать. Непорядок. — Он покосился на меня и отошел недовольный.

Другой показал на прибор, где беспокойно металась стрелка.

Галина Борисовна кивнула, мол, поняла.

Еще один стал объяснять, почему он не мог прийти на занятия по технической учебе.

— Очень заметно изменилось отношение к работе, смотрите, как следят за качеством, — сказала Смирнова, когда мы отошли. — Перед сменой пораньше приходят, готовятся. Думают, учатся, совершенствуют производство. Нынче больше восьмисот бригад трудятся под девизом: «Больше продукции высокого качества с меньшим числом работающих».

Мне вспомнилось, как однажды на «Красном Треугольнике» у нас в цеху появилась девушка в синем халатике, с зажатым в ладошке хронометром и стала что-то записывать в книжечку. Одна из старых, еще дореволюционных работниц отозвала нас с Женей Подзоловой в сторонку, сказала строго: «Чтой-то вы расстарались? Разве не видите, кого принесло? Ишь вырядилась, фу-ты ну-ты!» — Она враждебно кивнула на девушку, и мы вместе с работницей демонстративно ушли в курилку. Там тоже судачили: ругали хронометражистку, ее внешность и даже халатик, чистенький, аккуратный, не то что у нас — в тальке, резиновом клее, говорили, что снизят теперь расценки.

После, на цеховом собрании, разъясняли, зачем проводится хронометраж: работают, мол, все по старинке, и приемы давно устарели, отстали. Анализ позволит не только идти вперед, но и облегчить, улучшить приемы труда.

Однако работница твердила свое: «Знаем и без нее, как работать. Не первый год тут. Молода учить-то...»

Я сказала об этом Галине Борисовне.

— Сознание переделать бывает даже труднее, чем разработать новую технологию. — Вздохнула: — И нынче такое еще встречается. Новые формы труда, а тем более отношений рождаются в муках. Откуда у нас появилось эдакое иждивенчество? Какой-нибудь паршивец, простите за слово, за душой-то нет ничего, и сам гроша медного не стоит, а все порочит, чернит.

Вот вы говорите о хронометражистке. Тогда еще многие на себе испытали дореволюционный гнет. Сегодня об этом и представления не имеют. Но поняли другое. Не все, конечно, но большинство. Оценивают, обсуждают, кто как работал. Не только КТУ учитывают, есть и еще одна оценочная категория, влияющая на зарплату: «коэффициент бездефектности». Не просто подсчитывают, кто сколько сделал, а как сделал.

«КТУ — коэффициент трудового участия, КБ, зачем столько новых терминов? — думалось мне. — Ленин предупреждал; не употребляйте без надобности иностранных слов, не портьте русский язык. Он достаточно богат и без этих коэффициентов. Старые понятия казались мне точнее, объемнее нравственно. Они касались непосредственно человека: добросовестный, справедливый. Коэффициент — это как-то безлично, мнимая новизна понятий, так же, как сажа, ставшая «техническим углеродом», который, кстати, получается при сжигании в специальных печах отходов ярославского нефтеперерабатывающего завода. Лес труб, газгольдеров, емкостей встречают путника при въезде в город. Было такое хорошее русское слово — доля. Доля участия в общем труде. Конечно, коэффициент — научнее».

— А каково значение в производственной жизни этих коэффициентов? — спросила Соколову.

— Очень важное. И не только в производственной. Рабочие сами оценивают свой труд. Ответственность, чувство коллективизма. Немаловажные категории, нравственные. А кроме того, влияют на премию. Пре-ми-я, — произнесла она по складам, чтобы подчеркнуть значение этого слова. И видя, что я не совсем поняла, что она имела в виду, привела пример:

— Скажем, сборщик работает в одиночку. Сколько за день собрал и как — то ему и запишут. У нас же — один сделал брак, а на других отразилось, — общий процесс. Само производство требует коллектива. Отсюда общие цели, ответственность ну и, естественно, премии.

— А как, кстати, заработки? Велики ли?

Галина Борисовна помолчала, глядя туда, где двое рабочих оживленно о чем-то разговаривали, смотрели в какую-то бумагу, затем, прихватив ее, ушли из цеха. Галина Борисовна проводила их пытливым взглядом и, словно поколебавшись, прикинув, пойму ли, как говорится, правильно, твердо сказала:

— Заработки, говорите? Я лично считаю, что большие и легкие заработки развращают людей. Деньги должны иметь свою цену. Когда они заработаны честным, разумным трудом, тогда и тратятся разумно. А не так, как говорили в старину: «С ветру пришло, на ветер ушло...» Бережливость к заработанному рублю воспитывает в человеке и дисциплину, укрепляет характер. Производство только выигрывает от этого. Во всяком случае, так у нас. Я очень высокого мнения о наших людях. Отзывчивые, желанные, коллективисты. На помощь, кому нужно, бескорыстно приходят. Нет у нас этого рвачества. А заработки высокие. Но, — повторила по слогам: — за-работки. За работу. Перед заводским юбилеем готовились к торжествам. Цеха убирали. Свои цеха. Как хозяйка обычно убирается к празднику. Все вышли, работали весело. Не требовали никакой дополнительной оплаты, не ныли, мол, тяжело, и быстро отделались, навели чистоту.

— Вполплеча, — сказала я, — работа тяжела, оба подставишь — легко справишь.

— Народная мудрость?

— Да, вековые наблюдения. Тот, кто «тянет резину», устает больше.

— Правильные наблюдения, — кивнула Галина Борисовна и снова высоко отозвалась о коллективе цеха.

— Так уж все и хороши? — усомнилась я.

— Почему все? Есть и такие, которые выбиваются из общего строя. Эти прежде всего бросаются в глаза, порой, глядя на них, судят обо всем коллективе. Но ведь не они определяют успехи. В заводском музее хранятся знамена, врученные коллективу шинного. Ордена Ленина, Октябрьской Революции. Что это, как не усилия коллектива? Наш шинный называют кузницей кадров. А часто и академией. Не пересчитать специалистов, руководителей новых шинных заводов, которые получили здесь, в Ярославле, выучку и закалку. Не только граждане нашей страны, но [и] практиканты из Венгрии, из Вьетнама, Китая, Болгарии, кубинцы, корейцы, румыны, чехи. Во многих из этих стран побывали и наши специалисты, помощь оказывали, учили. Сами знакомились с производством шин на предприятиях некоторых известных западных фирм.

Хорошо она говорила о цехе, о людях, мимоходом, к месту, похвалила Ярославль, и я решила — наверное, выросла Соколова тут, «на резинке», подобно Евдокимову.

— Вы что же, из Полушкиной рощи? — спросила.

Ответ прозвучал неожиданный:

— Я здесь всего пять лет. Приехала из Барнаула. Там я была тоже технологом, только главным — всего завода. Новое предприятие пускала, налаживала производство. Сюда командировали. Завод устоявшийся, сильный. Но ведь живой организм. Бывают подъемы, бывают и спады. Главное — люди. Когда они верят в себя, в свои силы, в дело, то можно преодолеть любое препятствие...

Ах, как мне нравилась эта невысокая, крепкая женщина, наполненная энергией, светящейся в ее круглом лице, в глазах, строго и требовательно глядящих из-под очков. Нравилась речью своей, четкой и выразительной, свидетельствующей о логике мышления. Нравилась даже тем, как складно сидела на ней спецовка и как по-деловому повязан галстук.

Когда я стала расспрашивать о ней самой, Галина Борисовна сказала: