Геннадий Лазарев - Боль

• Название: Боль
• Автор: Геннадий Лазарев
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Современная проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-7688-0563-X

Первая книга автора. В нее вошли повесть о работе подростков во время войны на заводе, рассказы нравственно-психологической проблематики: размышления о счастье, добре и зле, истинных ценностях человеческой жизни.

---

Классная руководительница, воспользовавшись возможностью передохнуть от внимания к своей особе, отошла в сторону. Было хорошо видно, как она, облокотившись на бетонную решетку, на секунду попеременно стряхнула туфли на не в меру высоком каблуке, одетые ею, вероятно, лишь ради того, чтобы ростом быть вровень со своими учениками.

Николай Иванович остановился рядом, перевел дух.

— Малыш… — прошептал.

Женщина вздрогнула, обернулась, в удивлении закрыла глаза. В следующий миг руки ее взметнулись к груди.

— Боже мой! Авиатор…

…Пронзительно зазвонил телефон. Николай Иванович устало поморщился, но вспомнив, что звонок из министерства, направился к столу.

Разговаривать не хотелось, ни с заместителем министра, ни тем более с его помощником, великим демагогом и занудой, который в дело и без дела всякий раз дотошно пытает о таких производственных мелочах, о которых не только заместителю министра, но и директору знать совершенно не обязательно.

Секретарша сообщила, что разговор перенесен на завтра. «Ну и отлично!» — обрадовался Николай Иванович и засобирался домой.

Обычно он в это время занимался почтой и просматривал приготовленные на подпись документы. Четыре пухлые папки и сегодня поджидали его на краешке стола. Но рабочее настроение улетучилось, и его было не собрать. Напрочь выбили его из колеи воспоминания. Впрочем, не только воспоминания…

Размышления о завтрашнем дне кидали его из одной крайности в другую. Он был уверен только в одном: нечаянная встреча с Настей — подарок судьбы. Здесь — нет вопросов. Но Леночка-Лена… Как измучилась она, бедная, и от ревности за покойную мать, и от обиды… И как печально, что буквально на глазах стала рушиться извечная, само собой разумеющаяся нежная преданность в их отношениях.

Постепенно все четче стала вырисовываться другая истина: его дочь в силу своего воспитания, заложенного, между прочим, и им же самим, никогда не приемлет вторую у отца женщину. И кто скажет: как тут быть, как поступить, чтобы не ущемить ничьих интересов? И никто — ни опытнейшие спецы по женской части из друзей-мужиков, ни мудрецы-писатели со своими нетленными героями — не дадут более или менее ответственного совета по этой, в общем-то, давно изученной житейской ситуации.

Напрашивался один-единственный, ничего, впрочем, не обещающий ход — разговор с дочерью. И хватит откладывать! Все трое настолько измучились…

Николай Иванович дежурную машину вызывать не стал; решил пройтись пешком, поразмышлять, еще раз взвесить все за и против.

Придя домой, он сразу же, как только включил в прихожей свет, увидел тетрадный лист, приколотый к рамке зеркала. Улыбнулся. Раньше Леночка любила оставлять записки. В них она обстоятельно сообщала о том, что ужин на столе, что придет во столько-то, что обещанную книгу достала.

Не вытаскивая булавки, дернул листок, торопливо развернул

«Папка, милый! Я уже не маленькая и все-все понимаю. Я верю тебе: раз ты так поступаешь, значит, — это правильно. Но в каком положении оказываюсь я, ты об этом подумал? Знаю — думал, и не нашел решения. Я считаю, будет лучше, если я не буду тебе мешать. Прошу тебя: не разыскивай меня. Иначе убегу на самый край света, чтоб не отыскаться…

Твоя дочь Леночка». 4

Впереди, старательно обходя лужи, шел старик. Леночка, то и дело перекладывая сумку из одной руки в другую, отставала, и старик часто останавливался и терпеливо поджидал ее, кутаясь лицом в шерстяной шарф по самые усы.

— Дедушка, а почему вы меня не расспрашиваете? — не выдержав молчания, спросила Леночка. — Вам же интересно, правда? Пригласили к себе… А может, я какая нехорошая….

— Зачем расспрашивать, — спокойно возразил старик. — Вижу — славная ты. Только одно не уразумею: по обличью ты, вроде, из хорошей семьи, а вот, поди ж ты, — ушла! Неужели отец у тебя… — Он замолчал, подыскивая нужное слово.

— Нет! Нет! Что вы! — запротестовала Леночка. — Мой папа хороший! Вы даже не представляете, какой он хороший! Мы с ним друзья… И люблю я его знаете как! Но понимаете, дедушка, он хочет привести в наш дом… чужую… Представляете, чужую женщину!

Налетел ветер. Грозно прогудел в проводах, хлестанул по лицу колючими брызгами, растрепал у Леночки косынку. Леночка машинально поправила ее, уже в который раз переложила из руки в руку сумку. Не замечала она ни ветра, ни колючих снежинок — ничего, и только говорила, говорила, пытаясь убедить и старика, и весь белый свет, а скорее всего — самоё себя.

— Если бы я не помнила мамы, тогда мне было бы не так больно. Но я помню! И часто вижу во сне… как живую. А эту, — Леночка нахмурилась, — не хочу даже видеть!

— Как жить будешь… одна? — помедлив, спросил старик.

— Пойду работать — хоть куда! — а учиться вечерами…

— А отец? Как ему без тебя? Ты подумала об этом?

Леночка не ответила и даже приостановилась, словно ослепленная неожиданным светом. Она представила, что, может быть, в эту самую минуту отец стоит посреди комнаты с ее запиской и не знает, что делать, у кого просить помощи. Ей стало неловко, стыдно. Но стыд заглушали другие чувства — обида, разочарование, протест, наконец: что же это делается на белом свете? Как может отец изменять памяти ее матери, своей жены? Он же любил ее! Разве возможно такое, если любил?..

— Дедушка! А если я схожу к ней, и все объясню? Должна же она понять? — Леночка с надеждой взяла старика за руку.

— Что… что понять? — насторожился старик.

— А то, что она не нужна мне!

— Ты все о себе… — разочарованно проговорил старик и, махнув рукой, сердито зашагал в темноту. Он не сомневался, что девушка пойдет за ним: куда ей деваться? Не слыша сзади шагов, остановился. Через плечо оглянулся. Фигурка ее мелькнула в полосках света уже далеко. Старик засуетился. «Ну, натворит сейчас делов, господи! И как я ее упустил…» Сложив руки рупором, словно призывая на помощь, крикнул:

— С отцом… с отцом сперва поговори! Что он скажет…

Но призыв его затерялся в шуме ветра.

5

Вернувшись из магазина, тетя Шура застала Валерика за поливкой цветов. На подоконниках и полу стояли лужи. Из кухни, от крана, протянулись по полу мокрые дорожки. А сам он до самой маковки был мокрым.

— Ну-ка, марш в свою комнату — переодевайся! — прикрикнула тетя Шура.

Надевая на мальчика все сухое, а потом вытирая пол, она не переставала ворчать. Собственно, серьезных причин не было: ворчала так, по привычке. Еще недавно от безделья в голову лезла всякая чепуха; перечитывая письма снохи и сына, служившего в дальних краях, тетя Шура всякий раз задумывалась, находя в словах иной смысл. Так, может, и прошла бы ее старость среди писем и ожидания неизвестно чего, если бы на квартиру к ней не попросилась женщина с мальчонкой. Первое время тетя Шура жалела о своем опрометчивом решении: как-никак, а хлопот поприбавилось. Но незаметно они подружились. Квартирантка оказалась женщиной простой, непривередливой. Ну, а с мальчонкой в дом пришла и вовсе одна только радость. И удивительное дело — раньше, без забот, то тут, то там побаливало-покалывало; теперь же весь день на ногах, а куда все болячки подевались!

На крыльце звякнули щеколдой. Накинув платок, тетя Шура вышла в сени. Откинула засов. На пороге стояла девушка с большой аэрофлотовской сумкой в руках. Не по годам строгий взгляд, губы упрямо сжаты. Мокрые коротко остриженные волосы, выбившись из-под косынки, свисают на лоб.

— Простите, Анастасия Егоровна здесь проживает? — спросила.

— Здесь, здесь, как же…

— Мне бы хотелось с ней переговорить…

— Анастасии Егоровны пока нет, она в школе. Должна вот-вот подойти… Да вы проходите! — спохватилась тетя Шура. — Погрейтесь, обсохните… Чайку попьем. Видите, какая погода! А сапожки-то, сапожки на что похожи? И ноги, должно быть, промочены… — Она взяла из рук гостьи сумку, жестом пригласила в дом.

Девушка решительно переступила порог, но сумку нести хозяйке не позволила.

Тетя Шура, нажившись в одиночестве, была рада гостям, и словоохотливо продолжала:

— Вы, наверное, учились у Настасьи? К ней частенько заходят ее бывшие… Не бывали у нас?

Подождав, когда гостья разденется, тетя Шура усадила ее на табурет, помогла снять сапожки, тут же вымыла их в тазике и поставила в печурку русской печи сушить.

— А теперь давайте носочки наденем, ножки погреем… Сама вязала, с козьим пухом… Никакая простуда не возьмет… Как величать-то вас?..

— Лена…

— Елена, значит… Редкое имя. В учительницы думаете, или как?..

— На инженера учусь…

— Тоже хорошая специальность, — согласилась тетя Шура.

В это время дверь в переднюю чуть скрипнула, приоткрылась, и показалась вихрастая голова мальчугана. Он уставился на Леночку большими синими глазами и пухлогубо улыбнулся.