Эрик Лор - Русский национализм и Российская империя: Кампания против «вражеских подданных» в годы Первой мировой войны

• Название: Русский национализм и Российская империя: Кампания против «вражеских подданных» в годы Первой мировой войны
• Автор: Эрик Лор
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-86793-942-7

Книга американского историка Эрика Лора посвящена важнейшему сюжету истории Первой мировой войны в России — притеснительной и карательной политике властей в отношении подданных враждебных государств и, в еще большей степени, тех российских подданных, которые были сочтены неблагонадежными в силу своей национальности или этнического происхождения. Начавшись с временных мер, призванных обеспечить безопасность тыла, эта политика переросла в широкомасштабную кампанию «национализации» империи. Отказ от натурализации иностранцев, конфискация земель и предприятий у целых категорий этнически нерусского населения в пользу «русского элемента», массовые депортации евреев и немецких колонистов, вольное или невольное поощрение стихийного насилия против «инородцев» — все это бумерангом ударило по традиционным основаниям имперского строя. Попытка старого режима мобилизовать русский национализм немедленно отозвалась ростом националистических и сепаратистских настроений в среде меньшинств и тем самым приблизила революционные потрясения. Вышедшая на английском языке в 2003 году, монография Э. Лора остается одной из самых цитируемых работ по предреволюционной эпохе.

---

Если режим колебался при окончательном одобрении масштабной кампании против немецкой элиты Прибалтийского края, то тем более неохотно он шел на вычищение лиц немецкого происхождения из придворных кругов, высшей бюрократии и армейского командования. Не только более 15% офицерского корпуса носили немецкие фамилии, но и все ведущие отрасли управления, бюрократическая и экономическая элита были заполнены лицами нерусского, в частности немецкого происхождения. Например, около 30% членов Государственного Совета и более половины чинов императорского двора были носителями изначально немецких фамилий{588}. Представители имперской элиты не могли не чувствовать нарастающее давление. Обер-прокурор Святейшего Синода В.К. Саблер в мае 1915 г. официально сменил фамилию на Десятовский и стал одним из десятков чиновников, «русифицировавших» свои фамилии во время войны{589}. Иногда бюрократы разыгрывали карту «немецкого предательства» в борьбе со своими соперниками по службе, совсем так же, как это делали некоторые предприниматели в борьбе с конкурентами{590}. Однако хотя кампания против вражеских подданных привела к удалению из «образованного общества» некоторых из наиболее заметных «немцев», большинство сохранило свои посты и постепенно становилось центральным элементом все нарастающего всеобщего недовольства.

К началу 1917 г. жандармские отчеты отмечали широкое распространение среди всех слоев населения слухов о том, что измена пышным цветом расцвела среди имперской элиты. Многие из этих слухов вращались вокруг якобы «немки» императрицы Александры, министра императорского двора барона В.Б. Фредерикса и председателя Совета министров Б.В. Штюрмера{591}. В деревне разрушительное действие производила легенда о страшной бойне, утверждавшая, что немецкая клика в среде аристократии намеренно посылает как можно больше солдат-крестьян на убой, чтобы после войны некому было требовать земель у помещиков{592}. Солдатские письма, перехваченные цензурой, часто содержали сетования на то, что Россию продали генералы-немцы и их подельники из придворной «немецкой партии», а мемуары офицеров — обладателей немецких фамилий нередко содержат воспоминания о сильнейшей подозрительности в их адрес со стороны нижних чинов и общества в целом. Во многих армейских частях именно это стало основным элементом в разрушении доверия между солдатами и офицерами{593}. Уличные выступления Февральской революции включали значительные по масштабам насилия против немцев и других лиц, обвиненных толпой в измене{594}. Риторика шовинистической кампании таким образом повернулась в итоге против самой имперской элиты.

Однако общественное брожение нельзя объяснить просто ксенофобией или шпиономанией. Многие из повернувшихся против старого режима представителей самых различных политических партий и объединений делали это во имя патриотизма. Правые горько сетовали на нежелание правительства более системно и решительно бороться с вражескими подданными внутри страны, поскольку считали бюрократию неспособной принять истинно русские национальные идеи{595}. Шовинистическая кампания, воспринимавшаяся в начале войны как путь единения правительства с народом в совместном излиянии патриотического негодования против внутренних и внешних врагов, стала яблоком раздора между правительством и его самопровозглашенными крайне патриотичными сторонниками.

Данная ситуация также способствовала переходу либералов и более умеренных политиков от патриотической поддержки правительства к патриотической оппозиции. Наиболее ярким примером значимости этого процесса может служить лидер либеральной оппозиции П.Н. Милюков. К концу 1916 г. широко распространились всевозможные слухи о Распутине, Штюрмере, императрице Александре Федоровне и «немецкой партии» при дворе и в высших правительственных сферах, прежде всего намекающие на их планы по заключению сепаратного мира{596}. 1 ноября 1916 г. в своей драматической речи в Государственной Думе Милюков отдал должное этим слухам, открыто обвинив правительство в измене. Эта речь произвела сенсацию. Цензура запретила ее публикацию, но рукописные копии широко разошлись по всей стране, не говоря уже об устных пересказах, естественно, далеко превосходивших оригинал в сенсационности{597}. Милюков сознательно стремился при помощи своей речи подорвать жизнеспособность тогдашнего правительства и неожиданно впечатляюще преуспел в этом, готовя почву для Февральской революции, одним из важнейших первоначальных мотивов которой был праведный гнев по поводу мнимой измены правительства{598}.

В широком смысле большинство либералов видели в гражданстве основной способ отличия воюющих наций друг от друга. Поэтому они безоговорочно поддерживали все меры, направленные против вражеских подданных. Однако эта поддержка предоставлялась исключительно на том условии, что правительство даст возможность сформироваться настоящей «гражданской нации», основанной на равных правах для всех российских подданных. После того как режим недвусмысленно показал, что именно последнего он и не желает делать, а вместо этого подверг репрессиям собственных подданных немецкой, еврейской и других «подозрительных» национальностей, либералы в полной мере осознали, что правительство намеренно препятствует успешной патриотической мобилизации в соответствии с тактикой «воюющей нации»[182]. Умеренные октябристы и даже часть националистов резко критиковали правительство за высылку и конфискацию имущества тех российских подданных, чьи родственники находились в действующей армии. Широкая коалиция фракций и отдельных депутатов Думы в середине 1915 г. сформировала Прогрессивный блок, который стал центром единой оппозиции, согласившейся, что старый режим должен быть уничтожен с целью создания действительно единого сообщества граждан и патриотического подъема для победы над внешним врагом. Когда либералы пришли к власти в 1917 г., среди первых постановлений Временного правительства была приостановка действия практически всех ограничительных и репрессивных указов и узаконений, касавшихся российских подданных{599}.

Таким образом, попытка обрести общественную поддержку путем поощрения националистической кампании едва ли стала успешной. Весьма показательно, что эта кампания возымела неожиданные последствия в виде радикализации и мобилизации пострадавших от репрессий групп населения, чему способствовало чувство ущемленной национальной гордости, сознание единства и национальной идентичности. Насильственные переселения и тяготы военных лет способствовали мобилизации немцев, евреев и представителей других национальностей для оказания всесторонней помощи своим соплеменникам, оказавшимся в худшем положении, что создало условия для осознания и возникновения тесной сплоченности национальных общин. Этот процесс проходил особенно драматично среди немцев. До войны они были наименее радикализованным национальным меньшинством империи, и все эти купцы, мещане, дворяне, чиновники и фермеры в составе весьма отличных друг от друга немецких общин сравнительно слабо осознавали собственную национальную идентичность. Однако многие из них неожиданно оказались лишенными всех гражданских прав, выселенными из своих домов и почти нищими, и это быстро сблизило разрозненные группы ради формирования гораздо более сплоченного и сознательного немецкого меньшинства. Радикальные меры правительства подтолкнули значительную часть этого меньшинства (ранее ведомого консервативными и умеренными элементами) к решению о присоединении к революционным партиям{600}. Еврейское меньшинство претерпело сходную трансформацию{601}.

Подобная динамика очевидно просматривается даже для общин привилегированных национальных меньшинств. Чехи, поляки, словаки и др., столкнувшись с выселениями или конфискацией имущества в качестве вражеских подданных, могли рассчитывать на постепенно выработанный набор критериев, исключавших их из сферы действия репрессивных законов. Депортационные и конфискационные меры были лишь частью общего плана по классификации и категоризации индивидов согласно их национальности, статусу иммигранта или гражданству с целью определить, считать ли те или иные категории населения полноправными членами воюющего сообщества или внутренними врагами. Проходя через эти процессы, национальность и этничность в некотором смысле получали официальный статус в качестве незапланированного результата военных практик идентификации.

Приписыванием идентичностей во время войны занималось не только государство, но и сами инородческие общины, и отдельные личности также не менее активно участвовали в этом динамическом процессе. Национальные комитеты взаимопомощи распределяли продовольствие и помощь или отказывали в них, основываясь на национальной принадлежности отдельных лиц. Именно в этом плане меньшинства становились все более сплоченными вокруг общей цели помощи своим соплеменникам и стремления добиться максимума ресурсов и льгот у центра{602}.