Эрик Лор - Русский национализм и Российская империя: Кампания против «вражеских подданных» в годы Первой мировой войны

• Название: Русский национализм и Российская империя: Кампания против «вражеских подданных» в годы Первой мировой войны
• Автор: Эрик Лор
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-86793-942-7

Книга американского историка Эрика Лора посвящена важнейшему сюжету истории Первой мировой войны в России — притеснительной и карательной политике властей в отношении подданных враждебных государств и, в еще большей степени, тех российских подданных, которые были сочтены неблагонадежными в силу своей национальности или этнического происхождения. Начавшись с временных мер, призванных обеспечить безопасность тыла, эта политика переросла в широкомасштабную кампанию «национализации» империи. Отказ от натурализации иностранцев, конфискация земель и предприятий у целых категорий этнически нерусского населения в пользу «русского элемента», массовые депортации евреев и немецких колонистов, вольное или невольное поощрение стихийного насилия против «инородцев» — все это бумерангом ударило по традиционным основаниям имперского строя. Попытка старого режима мобилизовать русский национализм немедленно отозвалась ростом националистических и сепаратистских настроений в среде меньшинств и тем самым приблизила революционные потрясения. Вышедшая на английском языке в 2003 году, монография Э. Лора остается одной из самых цитируемых работ по предреволюционной эпохе.

---

Как и предполагал Бонч-Бруевич, важным следствием насильственных переселений было привнесение новых межнациональных и социальных конфликтов в целый ряд внутренних российских губерний. Из всех выселенцев или изгнанников лишь небольшая часть была действительно заключена в тюрьму или содержалась в лагерях. Большинство же было просто взято на учет во внутренних или сибирских губерниях. Почти каждая губерния России получила свою немалую долю насильственно выселенных и беженцев. В ходатайствах и письмах всех категорий вражеских и репрессированных российских подданных отмечалось, что сам факт их высылки уже навлекал на них в глазах местного населения подозрение в том, что они — опасный элемент, виновный в шпионаже и других преступлениях{532}. Высокий уровень заболеваемости инфекционными болезнями среди выселенцев, которые зачастую приезжали на место поселения после нескольких недель, проведенных в тесных опечатанных и недезинфицированных товарных вагонах, вызывал у местного населения еще больший страх и неприятие вновь прибывших{533}. После инспекционной поездки по местам нового расселения высланных генерал-майор царской свиты князь Дашков докладывал о серьезной напряженности отношений между местным населением и приезжими, особенно теми, кому было разрешено жить на частных квартирах и работать в данном районе{534}. Местные жители обвиняли выселенцев в том, что они способствуют росту цен и создают конкуренцию местным предпринимателям, а Департамент полиции получал многочисленные доклады о бойкотировании и насилии, направленных против переселенцев. В результате по стране прокатилась волна манифестаций протеста, бойкотов, бунтов и ходатайств местных чиновников выслать переселенцев куда угодно, но подальше от их губерний{535}.

Еще одним непредвиденным последствием насильственного переселения стало проявление нового, более сильного чувства национального единения среди пострадавших категорий населения. Кроме вражеских подданных мужского пола, интернированных в лагеря и содержавшихся как военнопленные, большая часть высланных была брошена на произвол судьбы и должна была сама о себе заботиться. Обнищавшие и не способные свести концы с концами в новом окружении без посторонней помощи, они, естественно, обращались за поддержкой прежде всего к своим соплеменникам.

Это было особенно справедливо по отношению к немцам, многие из которых переселились в немецкие общины Поволжья. Хотя массовые выселения немецких колонистов служили примером одного из способов, при помощи которого официальная Россия стремилась национализировать обширные территории в попытке сделать их более «русскими», они также ускоряли процесс образования более сплоченных немецких общин внутри России. Иммиграция «немецкого меньшинства» в Россию проходила на общеимперском уровне в течение обширного временного периода с середины XVII в. до 1914 г. из разных частей Германии, Австрии, Польши и Голландии. Хотя политическая активность немецких поселенцев возросла после 1905 г. благодаря появлению их депутатов в Государственной Думе, у разбросанных на большой территории общин было весьма слабое чувство причастности к единой категории немецких колонистов, не говоря уже о чувстве принадлежности к тем же прибалтийским немцам, проживавшим в основном в городах{536}. Даже в первые дни войны члены старейших немецких общин выражали возмущение по поводу того, что правительство и общество относились ко всем сельским общинам колонистов одинаково, как будто все они иммигрировали совсем недавно{537}.

Массовые перемещения населения времен войны вынудили немцев из Польши, Волыни, Прибалтики, Бессарабии и Украины отправиться в Поволжье и другие внутренние губернии. Это способствовало тому, что немцы по всей империи оказывали своим соплеменникам поддержку, давая приют или помогая деньгами[166]. Помощь имела огромное значение, т.к. к концу 1915 г. правительство официально прекратило всякую государственную поддержку выселенных колонистов{538}. Более того, в некоторых регионах местные власти отказались давать высланным разрешение на работу и даже заставляли работодателей увольнять уже принятых выселенцев{539}.[167]

Тесные контакты между общинами в свою очередь способствовали росту интереса к немецким общинам по всей империи. В 1915 г. главная газета поволжских немцев «Volkszeitung» начала впервые печатать большие ежедневные обзоры с новостями из других немецких поселений и из Прибалтийского края. Под натиском тягот войны и высылки отдельные индивиды и разрозненные группы сплачивались в более крупные сообщества{540}. Как только в марте 1917 г. был отменен запрет на политические организации, лидеры немецкой общины быстро образовали первые успешные национальные организации «русских немцев»[168]. На общинном уровне лидеры организаций, помогавших ссыльным и беженцам во время войны, стали лидерами немецкого национального движения и нередко посылались в качестве делегатов на всероссийские съезды; в отличие от довоенных собраний, теперь в них участвовали представители всех столь разнообразных немецких общин России{541}.[169] Первый всероссийский съезд немецких колонистов состоялся в апреле 1917 г., и в нем приняли участие 36 национальных политических активистов из 15 губерний. Их первостепенной задачей было преодолеть региональные и другие различия, с тем чтобы объединиться для достижения общей цели — добиться восстановления гражданского статуса и компенсации ущерба, нанесенного российским немцам ограничительными и репрессивными законами царского правительства. Для этого съездом был создан постоянный Всероссийский центральный комитет российских граждан немецкой национальности, призванный разрешать возможные разногласия между различными немецкими сообществами{542}.

На втором съезде немцев Поволжья, проходившем в сентябре 1917 г., отмечалось, что «мы больше не обсуждаем, из какого именно районы мы прибыли, являемся мы “поволжскими колонистами” или другими. Теперь, на втором съезде, вопрос единства стоит только так: “Немцы ли мы?”»{543}. Таким образом, насильственное переселение невольно способствовало консолидации некогда раздробленных и широко разбросанных по империи немецких общин и отдельных лиц в единое, обладающее самосознанием национальное меньшинство немцев России. Действия царского режима привели к тому, что самое консервативное из всех российских меньшинств превратилось в лишенное гражданских прав и места жительства, обнищавшее сообщество, из которого вышли многие члены революционных партий{544}.

Схожие процессы происходили и среди евреев и других меньшинств, затронутых выселениями. Как и немцы, евреи обратились за помощью к своим соплеменникам; в ответ на это по всей империи наблюдался примечательный расцвет объединительной и организационной деятельности среди еврейского населения. Отношение последнего к царскому режиму по всей стране ужесточилось и радикализировалось, а осознание того, что единая еврейская община нуждается в политическом представительстве для защиты своих прав и интересов, заметно усилилось{545}.

«Мобилизация этничности» посредством тактики исключений

Одним из последствий кампании против вражеских подданных было то, что тысячи из них сразу же подали прошения об исключении их из действия репрессивных законов на основании славянского происхождения, православного вероисповедания и других признаков. В результате царскому режиму пришлось заняться упорядочиванием, классификацией и категоризацией населения страны и выделением из сложного многообразия народов империи упрощенной иерархии национальностей, выстроенной согласно степени надежности в соответствии с национальным происхождением и взаимоотношениями с внешними врагами России во время войны. Сам по себе этот процесс способствовал мобилизации этничности даже у тех национальных групп, которые добились различных льгот и менее пострадали от репрессий{546}.

Подданные враждебных государств славянского происхождения составили наиболее многочисленную категорию лиц, избежавших депортации[170]. Еще до войны идея панславизма возродилась как среди консерваторов, так и среди некоторых либералов{547}. В своем обращении к населению империи по поводу начала войны царь провозгласил, что Россия выступает как защитница славянских интересов и поддерживает единение всех славян{548}. Таким образом, возникла нелепая ситуация, когда тысячи гражданских лиц славянского происхождения собирались в определенных местах для последующей высылки и интернирования как вражеские подданные, и при этом каждая славянская община параллельно пыталась добиться особого отношения к своей национальной группе и специальных условий во взаимоотношениях с властями.