Мишель Ламарш Маррезе - Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)

• Название: Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)
• Автор: Мишель Ламарш Маррезе
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-86793-675-4

Книга Мишель Ламарш Маррезе (США) посвящена парадоксу юридического положения дворянок в императорской России. С одной стороны, в тогдашнем обществе замужняя женщина не могла ни работать, ни путешествовать без разрешения мужа, а развод был для нее почти недосягаем. С другой стороны, как показывает автор, опираясь на детальный анализ множества имущественных сделок и тяжб, дворянки обладали широкими правами владения и распоряжения имуществом и прекрасно умели пользоваться ими на практике. Если в Западной Европе замужние дамы благородного звания не могли распоряжаться своим имуществом вплоть до второй половины XIX в., то в России они получили право отчуждать собственность и управлять ею уже в 1753 г. Расширение этого права в течение последующего столетия рассматривается автором в перспективе эволюции самого института частной собственности. Монография убедительно опровергает существующее андроцентричное представление о дворянском обществе дореформенной России.

---

При наличии детей у завещателя исключительным правом на имущество покойного пользовались члены нуклеарной семьи. В настоящей подборке 93% дворянок завещали недвижимость своим семьям, созданным вместе с мужьями, и 96% завещателей-мужчин поступили так же (см. табл. 5.1). Завещатели обоих полов, которые обошли своих детей наследством, передали имущество внукам. Граф Владимир Орлов разделил свои купленные земли между шестью внучками, выделив каждой из них деревни и по 100 тыс. руб. Вдова сержанта Возницына решила завещать свои куда более скромные владения двоим внукам, а сына попросила удовольствоваться одним движимым имуществом{373}. После того как прямые потомки были обеспечены, у завещателей-мужчин не оставалось ничего, чтобы одарить свойственников или друзей. Среди женщин тоже немногие отклонялись от этой мужской нормы: графиня Прасковья Мусина-Пушкина проявила редкую щедрость к своей юной воспитаннице Прасковье Барановой, завещав ей двести душ из огромного купленного ею поместья и сверх того 10 тыс. руб.{374}

Вдова Булгакова в 1720 г. завещала свой прожиток в совместное владение дочери и зятю. В 1830 г. Софья Строганова отписала зятю дом в Петербурге{375}. Но такие подарки были исключением. Распределяя недвижимость между наследниками, дворянки были далеки от намерения выразить таким способом критическое отношение к патриархальной системе и воспроизводили мужские предпочтения в выборе наследников, проявляя столь же явную заботу о том, чтобы не дробились имения.

И законы наследования, и обязанности перед семьей гарантировали то, что родители почти всегда завещали земли и крестьян прямым наследникам. Однако в распределении денежных пожалований и личного имущества завещатели позволяли себе больше свободы. В целом в завещаниях дворян обоих полов внимание уделялось прежде всего недвижимости, и наследники поместий и домов получали также их содержимое. Впрочем, иногда завещали одну только движимую собственность, и вот тут-то становилась наиболее заметной разница в поведении мужчин и женщин. 67% получателей движимого имущества от женщин-завещательниц, имеющих детей, составляли члены из брачных семей[151](см. табл. 5.1). Однако завещатели-мужчины несколько меньше стремились сосредоточивать движимое имущество в руках жен и детей и поэтому в целых 16% завещаний оставили наследство посторонним людям. Кроме того, передававшееся в наследство движимое имущество завещателей, имеющих детей, состояло преимущественно из наличных денег. Богатые землевладельцы, такие как граф Николай Шереметев, вполне могли позволить себе упомянуть в завещании широкий круг родственников наряду с доверенными слугами и раздать им тысячи рублей{376}. Жена асессора Чебышева оставила 500 руб. в приданое одной родственнице; свою недвижимость она распорядилась продать, чтобы можно было оплатить ее астрономические долги, а все оставшееся после этого завещала мужу и дочери{377}. Бросается в глаза, что в этих документах нет распоряжений чисто сентиментального свойства. Князь Павел Щербатов поступил необычно, завещав наставнику своих детей золотые часы, 2 тыс. руб. и ежегодную пенсию. Кроме того, Щербатов оставил библиотеку и собрание гравюр зятю, а белье поделил между дворовыми людьми{378}.

Хотя большая часть вотчинных земель доставалась по завещаниям сыновьям, на долю женщин пришлось 53% мужских и женских завещаний недвижимости; что же касается движимого имущества, то женщины назначены его наследницами в 68% мужских завещаний и в 61% женских. Таким образом, эти цифры показывают, что ни мужчины, ни женщины не отдавали явного предпочтения наследникам одного с ними пола. Но поведение мужчин и женщин расходилось в отношении вида имущества, которое они готовы были оставить дочерям. Более половины завещателей в данной подборке заявили о том, что имеют здравствующих детей одного пола. Одиннадцать женщин упомянули в завещаниях здравствующих детей обоих полов. Из них 72% (9 из 11) завещали дочерям землю с крестьянами, а 18% (2 из 11) просили их удовольствоваться движимым имуществом. Напротив, 59% (10 из 17) мужчин, имевших детей обоих полов, оставили дочерям землю, а 41% (7 из 17) — только движимое имущество. Таким образом, оказалось, что женщины несколько больше, чем мужчины, заботились о том, чтобы оставить дочерям недвижимость.

Таблица 5.1. Лица, получившие наследство от завещателей, имеющих детей[152]

К сожалению, из дворянских завещаний нельзя вывести количественные показатели того, насколько щедры были родители к своим дочерям. Дворяне редко указывали в завещаниях, что доля их дочерей превышает положенную по закону — это упущение стоит в одном ряду с отсутствием в завещаниях, особенно XVIII в., сведений о точной стоимости имений. Но есть данные, свидетельствующие о том, что многие русские дворяне отступали от правил наследования и давали дочерям гораздо больше имущества, чем полагалось по закону. Наталья Грот в мемуарах дважды упомянула о щедрости родителей, оставивших ей не четырнадцатую, а пятую часть своих владений{379}.[153] Депутаты Уложенной комиссии 1767 г. от Дмитровского уезда сокрушались о несправедливости закона, по которому родители обязывались завещать почти все свое имущество сыновьям — возможно, недостойным, — тогда как каждой из дочерей доставалась жалкая четырнадцатая доля{380}. Выступая в 1848 г. за уравнение женщин в наследственных правах с мужчинами, граф Блудов отметил, что родители обычно обходят законы наследования, продавая землю, чтобы отдать вырученные деньги дочерям{381}.

При этом, составляя завещания, родители не хотели показывать, какой именно процент их состояния в конце концов окажется в руках у дочерей. Завещание московской вдовы Надежды Суровцовой является примером этого уклончивого стиля: она завещала сыну 27 душ «нашего» имения в Переславском уезде, а также дом с обстановкой, а свою приданую деревню в 22 души отписала дочери{382}. Превышало ли это наследство законную долю дочери, установить невозможно. Исключением стал граф Никита Панин, указавший общее число крепостных, принадлежавших ему в трех губерниях. Из 9897 душ три его дочери получили 2861, поделенные так, чтобы каждой поступало ежегодно 10 тыс. руб. оброка. Другими словами, Панин завещал примерно по 35% своих владений каждому из сыновей и по 10% каждой дочери, к тому же освободив последних от всякой ответственности за отцовские долги{383}. Но большинство завещателей не так четко обрисовывали распределение своих богатств.

Наличие здравствующих детей явно способствовало стремлению завещателей обоего пола исключить лишних претендентов из своих духовных. Но если дворяне, имевшие детей, составляли завещания с осмотрительностью, то еще заметнее эта линия поведения у бездетных завещателей. Хотя они и были менее ограничены в поступках, бездетные завещатели при разделе своей собственности вели себя так же осторожно, как имеющие детей. Бездетные завещатели обоих полов назначили в среднем по 1,8 (44/25 и 42/23) наследника недвижимого имущества; при распределении только движимого имущества бездетные женщины назначили в среднем по 3,2 (38/12) наследника, а мужчины — 5,3 (37/7). Не имея прямых наследников, завещатели обоих полов оставляли недвижимое имущество своим супругам и родным семьям. Единственные исключения из этого правила касались городской недвижимости. В 1798 г. Мария Шереметева отписала дом в Москве своей подруге. При этом она предусмотрительно отметила, что купила этот дом в 1789 г., а значит, «Жалованная грамота дворянству» 1785 г. дает ей право завещать это имущество кому угодно{384}. Князь Дмитрий Голицын тоже завещал свой дом в Вене некоей подруге{385}.

Судя по этой подборке, бездетные дворянки, завещавшие недвижимость, оказали некоторое предпочтение наследникам-мужчинам (53%), а мужчины выбрали в наследницы больше женщин (55%) (см. табл. 5.2). Среди получателей наследства из числа кровных родственников самую большую группу составили сестры и братья завещателей и завещательниц и их дети. В этой выборке также не прослеживается явное предпочтение по полу. Если женщины чаще мужчин назначали наследницами племянниц, то мужчины чаще оставляли недвижимость сестрам. К тому же мужчины иногда предпочитали сестер братьям в роли наследников. Так, Алексей Перовский оставил все свое имение сестре, графине Анне Толстой с сыном, и ничего не завещал двум своим братьям, которых назначил душеприказчиками. Брат Перовского, Лев, завещал свыше 14 тыс. руб. другой сестре, а братьям оставил только меха и золотые часы{386}. Лейтенант Талызин проявил особую заботу о материальном благополучии своих сестер, обратившись в Сенат за разрешением разделить родовое имение в 2 тыс. душ поровну между братом и двумя сестрами{387}.[154]

Таблица 5.2. Лица, получившие наследство от бездетных завещателей[155]

Осторожность, с какой бездетные завещатели выбирали себе наследников, была под стать тем усилиям, которые предпринимали их более плодовитые собратья, дабы уменьшить дробление имений. В 1776 г. и Татьяна Сабурова, и князь Иван Волховский оставили все свои деревни, дома и движимое имущество единственному племяннику{388}. Вдова Авдотья Домнина в 1755 г. все свои земные богатства завещала сестре{389}. В 1781 г. Мария Кошелева просила у императрицы разрешения исключить из своего завещания братьев и оставить имение племяннице, дочери покойной сестры{390}. Необычным по составу наследников было завещание Прасковьи Дашковой: в 1747 г. она разделила свои деревни между двумя братьями, дом оставила матери, а затем отписала наличные деньги и движимое имущество сестрам и братьям, тетке, племянницам и нескольким дворовым{391}. Ради того чтобы избежать в будущем судебных баталий из-за их имений, завещатели строго наказывали другим потенциальным наследникам не оспаривать их последнюю волю. Назначив племянницу единственной наследницей своего тульского имения, вдова Агафья Пургусова пригрозила братьям и племяннику карой на том свете, если они нарушат ее волю{392}.