Генрих Шлиман - Троя

• Название: Троя
• Автор: Генрих Шлиман
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9524-4621-2

Настоящая книга является логическим продолжением и дополнением к «Илиону». И Гиссарлык, и остальная часть Троады были систематически и тщательно раскопаны Шлиманом. Он скрупулезно изучил каждое древнее поселение Троады и место, где стояла сама Троя. Результаты в некоторой степени послужили добавлением и исправлением заключений, к которым он пришел в «Илионе», и имеют высочайшую ценность для науки.

Издание прекрасно иллюстрировано и снабжено картами и планами раскопок, приложение включает посвященные Трое статьи известных ученых Р. Вирхова, К. Блинда и Д.П. Махаффи. На русском языке книга выходит впервые.

---

Что касается другого обнаруженного там медного оружия, я могу упомянуть только любопытные четырехгранные стрелы, которые на одном конце заканчиваются острым лезвием и хорошие образцы которых приведены на рис. 816 и 817 в т. 2 «Илиона». Оружие, подобное этому, но сделанное из железа, находится в египетской коллекции музея Турина. Один из наиболее интересных предметов, найденных во время моих раскопок 1882 года, – это бронзовый бурав, который я здесь воспроизвожу на рис. 34а, поскольку, как мне известно, ни один инструмент такого рода еще не был найден в доисторических поселениях, и данный образец особенно замечателен, поскольку он был найден в главном храме божественной Трои.

Рис. 34а. Бронзовый бурав. Масштаб 2:3. Обнаружен на глубине 8,5 метра

Рис. 35. Бронзовый нож. Масштаб 1: 3. Обнаружен на глубине 8,5 метра

Относительно других предметов из бронзы или меди мой архитектор доктор Дерпфельд справедливо заметил, что строительная техника и величественность храмов А и В и всех других зданий акрополя говорят уже о высокой цивилизации, и кажется совершенно невозможным, что народ, который мог воздвигать столь величественные здания и который обладал таким множеством золотых сокровищ тончайшей работы, как те, что я изобразил и описал в т. 2 «Илиона» на с. 101–165, не имел обычных инструментов из бронзы или меди. Однако никаких подобных инструментов мы не нашли: должно быть, причиной тому то, что плотники и другие ремесленники не жили на акрополе, который, как приходится полагать, был предназначен для одного лишь царя и его семейства, а также для храмов богов. Мы должны считать невозможным, что огромные массы деревянных балок или значительное количество хорошо обтесанных и отполированных капителей parastades могли быть обработаны и обтесаны без хороших инструментов. Кажется абсурдным предполагать, что это делали с помощью каменных топоров люди, которые в изобилии использовали медь и бронзу для изготовления боевых топоров, копий, наконечников стрел, брошей и тому подобного. Однако в этом случае опять-таки я должен признаться, что никогда не находил в Трое никаких следов форм для отливки таких рабочих инструментов, в то время как число форм для отливки боевых топоров, наконечников копий и мелких инструментов очень велико.

Кроме того, в храме А было найдено несколько бронзовых ножей, один из которых я воспроизвожу на рис. 35. Из круглых наконечников шипов, с помощью которых ручка ножа была приделана к деревянной обкладке, два можно видеть на самой рукоятке и один – в нижней части лезвия. Все эти любопытные большие гвозди, боевые топоры, наконечники копий, кинжалы, ножи и т. д. были отлиты в формах из слюдяного сланца, как те, что воспроизведены в т. 2 «Илиона» на с. 70, 73, 74 на рис. 599–601. То, что искусство отливки золота и вообще металлов было во всеобщем использовании в эпоху Гомера, доказано прозванием «златоискусник» (χρυσοχόος), которое поэт дает Лаэркосу[127]: за ним посылают, чтобы он позолотил коровьи рога.

Профессор Й. Мэли[128] замечает, что у Гомера есть множество пассажей, которые, как кажется, подтверждают утверждение Лукреция[129], что в глубокой древности медь ценилась даже еще дороже золота или серебра. Однако кажется, что знаменитый пассаж в «Илиаде»[130], где пропорциональная стоимость брони из золота и брони из меди или бронзы дана как 100 к 9, решительно доказывает обратное. Эта последняя пропорция, как заметил мне доктор Дерпфельд, была обычной для вавилонских монет и фактически для всего восточного мира.

В т. 2 «Илиона»[131] я привлек внимание к общему убеждению, что, помимо сплава меди с оловом, древние имели еще и другой способ делать медь более прочной, а именно – погружать ее в воду, поскольку очевидно, что об этом мы читаем у Гомера[132], Вергилия[133] и Павсания[134]; и Поллукс, судя по всему, подтверждает это замечательным примером. Обращая внимание на использование слова βάψις вместо βαφὴ, он замечает, что Антифон говорит о закалке (βάψις) меди и железа[135]. По поводу значения слова «закалка» профессор У. Чандлер Роберте с Королевского монетного двора любезно прислал мне следующее интересное замечание[136]: «Следует помнить, что закалка – это смягчение, а не отвердение металла: кусок стали, который твердеет от быстрого охлаждения, раскаляется до некоторой определенной температуры, которая делает его мягче, это и называется «закалка» (tempering). Путаница, возможно, происходит от французского слова trempe, которое используется для отвердения, в то время как английская закалка (tempering) – это смягчение»[137].

Согласно доктору Хр. Гостманну из Целле, все вышеупомянутые места из классиков можно понять иным образом. Как он пишет мне: «Любой металлург, имеющий дело с медью, может уверить вас в том факте, что совершенно невозможно сделать медь твердой путем погружения ее в холодную воду, и именно поэтому βάψὴ χαλκου, о которой говорят некоторые античные авторы, нельзя понимать и объяснять как способ отвердения. Дело вот в чем: каждый поддающийся ковке металл, и, таким образом, и золото, серебро, медь, бронза и кованое железо, теряет свою растяжимость после того, как его некоторое время куют или вытягивают. Однако потом рабочий помещает металл в огонь, покуда он не раскалится, и охлаждает его в холодной воде. Таким образом восстанавливается первоначальная гибкость металла, и работа может начаться заново. Стало быть, именно таким был смягчающий эффект погружения в холодную воду – βάφὴ χαλκου καὶ σιδήρου.

Как доказательство того, что древние прекрасно знали об этом эффекте, я напомню вам о важном пассаже в трактате Плутарха «О молчании оракулов», гл. 47, где он говорит о прославленном треножнике Главка, который был сделан из кованого железа и богато украшен скульптурами, и весьма справедливо замечает, что такая работа была бы невозможна без «смягчения посредством огня и погружения в воду». Практически то же самое говорит у Софокла Аякс (стих 651 в издании Таухница):

Но как булат багровый пыл теряет
В воде студеной, так меня слеза
Смягчила женская[138]*.

Однако чуть раньше тот же самый Плутарх пишет (гл. 41 и в других местах), очевидно противореча этому, об отвердении железа посредством погружения в воду. Говоря так, он также совершенно прав, поскольку следует принять во внимание, что в этом случае вопрос не о податливом кованом железе, но о стали как таковой, поскольку только этот металл, и никакой другой, имеет свойство становиться твердым, когда его погружают в холодную воду. Так же обстоит дело и с Гомером, который в этом знаменитом пассаже имеет в виду именно сталь, а не кованое железо, и тем менее, конечно, медь. Итак, из предшествующего должно, таким образом, представляться очевидным, что под βάφὴ χαλκου не может иметься в виду ничего, кроме смягчения меди, которая была обработана молотом. Я также очень сильно сомневаюсь в том, что хоть один из древних классических авторов действительно говорит об отвердении меди. В остальном вы весьма правильно заметили, что древняя кухонная утварь гораздо тверже, нежели монеты. Однако этой твердостью они обязаны единственно тому обстоятельству, что после отливки их обрабатывают и придают им форму молотом; по той же причине их поверхность менее подвержена окислению и образованию хорошо известной патины».

Однако в любом случае в отношении железа и стали мнение профессора Г. Рихарда Лепсиуса из Дармштадта и профессора Хуго Бюкинга из Киля совершенно иное, ибо они написали мне на эту тему следующее: «Хорошо известно, что железо, как и сталь, раскаляют докрасна и затем охлаждают, внезапно погружая в холодную воду, таким образом, оно становится более твердым, нежели тогда, когда ему позволяют остывать медленно. От этого качества железа зависит его применимость для многих целей: но поскольку оно никогда не становится столь же твердым, как сталь, оно никогда не может занять место последней. Однако сталь – то есть результат химического соединения железа с определенным количеством углерода – разумеется, не была известна древним; по крайней мере, ни один известный нам факт не говорит в пользу этого предположения. С другой стороны, правда и то, что железо смягчается под воздействием огня (железную проволоку, например, закаляют, чтобы она стала более мягкой и ковкой); и хорошо известно, что, когда куски железа раскаляются добела, их можно соединить и сварить посредством ковки. Ставшее твердым железо опять делается ковким, если его раскалить докрасна и затем позволить ему охлаждаться медленно; в то время как если внезапно погрузить его в холодную воду, оно становится таким же твердым, как раньше».

Это подтверждает и профессор У. Чандлер Роберте с Королевского монетного двора, который написал следующее интересное замечание: «Сталь делают твердой (а не отпускают) охлаждая ее, раскаленную докрасна, в холодной воде; однако следует также помнить, что в то время как сталь становится твердой в результате быстрого охлаждения, некоторые сплавы меди и олова могут смягчаться от того же. Так, г-н Альфред Риш из Парижского монетного двора показал, что сплавы меди, содержащие большое количество олова, могут стать тверже посредством быстрого охлаждения, однако это быстрое охлаждение (la trempe) производит почти невероятную степень смягчения в сплавах меди и олова, которые содержат менее 6—12 процентов олова, и именно к этому разряду принадлежат сплавы, которые рассматриваются на последующих страницах»[139].