Чарльз Рууд - Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин

• Название: Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин
• Автор: Чарльз Рууд
• Издательство: Издательский центр «ТЕРРА»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00370-0

Герой этой книги – Иван Сытин – благодаря упорству, практической сметке и ловкости стал богатым и влиятельным издателем России. Он стал одним из первых предпринимателей, активно насаждавших грамотность в народе.

---

Раздобыть в достатке бумаги – вот какая была главная забота, и еще задолго до поездки к царю Сытин высказывал опасения по поводу «бумажного голода»[494]. Сокращение поставок влекло за собой стремительный рост цен, которые подскочили за последние годы вчетверо, и Лемке, сразу вслед за описанием встречи Сытина с царем, заносит в дневник свои соображения о пользе, проистекающей для правительства из нехватки бумаги. «Любопытно, что сдержанный тон больших газет, особенно же «Русского слова» с его 600 000 подписчиками 619 500 в 1914; 655 300 в 1915; 739 000 в 1916, зависит от боязни, что власть ударит по ним бумажным голодом, – негласно прикажет задерживать доставку бумаги из Финляндии… «Русское слово» очень осмотрительно ведет свою [невраждебную] линию»[495].

Неудивительно, что спустя всего два месяца, 16 апреля, Сытин с оглядкой подбирал слова, выступая перед тридцатью крупнейшими представителями деловых кругов, ибо он имел все основания допустить присутствие в зале осведомителя охранки. Собрание, к которому он обращался, представляло собой Военно-промышленный комитет (ВПК), организованный деловыми людьми в Москве, как и в ряде других городов, чтобы помочь тонущему правительству наладить расстроенную войной ж оном и ку. Власти относились к этим комитетам с недоверием, так как боялись, что они воспользуются крайне тяжелым положением в стране и введут конституционную форму правления, о которой мечтали многие предприниматели.

Сытин был за то, чтобы способные предприниматели играли более важную роль в политике и правительстве, но в этот день он предостерегал сидящих в зале от союза с «интеллигентно-политическими теоретиками», которые выдают себя за вождей рабочего движения. Стоит войне окончиться, как эти деятели «пойдут рука об руку с рабочими и революционерами» к цели, гибельной для предпринимателей. Ради уравниловки они «начнут устанавливать цены, диктовать обязательства, вводить новые порядки» – словом, «заварят такую кашу» социализма, что после и не расхлебаешь». Поскольку Сытин наверника знал, что перед ним – люди, в течение двух предыдущих лет стремившиеся найти общий язык с левыми партиями, сказанное им лишний раз подтверждает, что к подобному сотрудничеству он относился без всякого сочувствия[496].

Незадолго перед тем, в феврале, Сытина избрали в Правление Русского союза торговли и промышленности, и он говорил веско, от всей души желая увлечь своих коллег на путь независимой политической деятельности.

Их деловые навыки, считал он, незаменимы в правительственных сферах. Как писал он позднее, «в купечестве, думалось мне, больше творчества и больше деловой упругости, чем в дворянстве, и давно пора, чтобы эта свежая и новая сила поближе подошла к государственным делам». Сытину хотелось подвигнуть более молодое поколение предпринимателей на то, чего по разным причинам не сделал он сам, – добиться влиятельного положения в правительстве.

К числу собратьев по сословию, достойных, по его мнению, руководить страной, принадлежал А.В. Кривошеин, который породнился с богатым родом Морозовых и пользовался их политической поддержкой. Кривошеин, выступавший в 1915 году за переговоры с либералами в Думе для сформирования «правительства доверия», годом ранее был предложен на пост председателя Совета Министров, но царь предпочел ему старого преданного бюрократа И.И. Горемыкина. Тогда он принял портфель министра сельского хозяйства и оставался в этом качестве, пока в ноябре 1915 года не повздорил с Распутиным.

Еще раньше Сытин возлагал большие надежды на предпринимателя, десятью годами моложе себя, – наследника промышленной империи Морозовых Савву Тимофеевича Морозова. Однако Савва «не унаследовал той могучей черноземной силы», какой были наделены его отец и дед, и «вся коротенькая жизнь его прошла в том, что он только грелся у чужих огней» любимых им художников[497].

Во второй половине 1916 года Сытин и сам бросил вызов правительству, попытавшись уговорить московское купечество пожертвовать 10 процентов своих барышей и собрать миллионы рублей на Армию Национального Спасения, которая отразила бы германцев. На собрании Московского Купеческого общества он призвал «детей Матушки-Москвы» не поскупиться «во имя Господа Бога и Справедливости, искупления и показания», чтобы повторить народный подвиг 1812 года, когда русские все как один поднялись на борьбу с наполеоновской армией. Эта отчаянная сытинская затея с походом за веру потерпела полный крах, несмотря на то, что он подал пример и внес 100 тысяч рублей[498].

Подобные патриотические призывы, безусловно искренние, шли только на пользу Сытину, ибо как раз в то время он добивался не только увеличения поставок газетной бумаги, но и сокращения налоговых платежей, предъявленных ему правительством. Попытка договориться о снижении налогов, предпринятая им в 1916 году, была связана с тем, что государственные чиновники оценили книжную продукцию, хранившуюся на сытинских складах к исходу 1915 года, в 2,25 миллиона рублей. По мнению Сытина, они сильно завысили эту цифру. Годами, отмечал он, у него хранились непроданные экземпляры книг, многие из которых резко упали в цене. В официальном письме от лица фирмы Николай Сытин и М.Т. Соловьев ссылаются на войну, «опрокинувшую все расчеты», то есть открыто признают, что ни одна из сторон не может поручиться за точность указанных цифр[499].

IV

Спустя месяца три после разговора Сытина с Николаем II редакторы «Русского слова» выступили с планом организованной пропагандистской кампании, в некотором смысле сходной с тем, чего уже требовало от печати правительство. 7 мая они направили В.В. Филатова в царскую ставку с предложением, чтобы газеты, читаемые с наибольшим вниманием в России и Западной Европе, а именно «Новое время», «Биржевые ведомости», «Речь», «Русские ведомости» и «Русское слово», начали по догоноренности между собой вводить в заблуждение как население России, так и ведущие мировые державы. Путем согласованного распространения ложных сведений, объяснил Филатов, газеты могли бы добиться отвода неприятельских войск с тех участков, где предполагается наступать, а также «успокоения русского общества». Затем было высказано одно условие, в свете которого весь этот план, рассмотренный и отвергнутый в высоких сферах, выглядит как дерзкая уловка: русскому военному командованию предлагалось неукоснительно извещать газеты, участвующие в кампании, об истинном положении дел на фронте[500]. Сытинские редакторы назначили неприемлемую цену – попросили правительство делиться «с печатью государственными тайнами.

Пройдет немного времени, и в один из майских дней командующий Московским военным округом подвергнет «омнению благонадежность тех же редакторов, когда прочитает в «Русском слове» о Распутине. Цензурные инструкции строго-настрого запрещали упоминать этого сибирского крестьянина, вызывавшего всеобщую неприязнь своим влиянием на царицу Александру Федоровну, а между тем перед командующим лежала статья под заглавием «Поездка Распутина». 2 июня он приказал, чтобы и самое имя Распутина не появлялось в печати, ибо это пагубно отражается на состоянии умов[501].

Уважение к императорской фамилии в обществе все падало, а Сытину тем временем довелось изведать вкус мировой известности: начало было положено статьей в июньском номере «Нью-Йорк тайме» в связи с 50-летием его издательской деятельности. Корреспондент газеты Монтгомери Скайлер преподнес Сытина как «типичного московского предпринимателя-самородка, с острым и ясным умом, хотя и очень мало образованного»[502]. Скайлер наверняка пользовался услугами переводчика, тем не менее он восторгается «народной речью» Сытина, его «живым, едким языком, где каждая фраза исполнена здравого смысла и сдобрена метким природным, истинно русским юмором».

Во время их разговора Скайлер попросил Сытина набросать на бумаге, что бы ему хотелось сказать американцам, и переводом этой записи Скайлер и закончил свою статью. Здесь Сытин рассказывает о том, как пятьдесят лет назад русские крестьяне обрели свободу, но и результате опустились еще ниже. При дешевизне водки, объясняет он, «…они довели себя беспробудным пьянством до полного безрассудства, пропивая последние пожитки. Деревня впала в дикость и нищету… жизнь проходила в пьяных драках и мерзости. Школа не играла никакой роли, ничему не учила; дети 9-12 лет едва умели читать. (Некоторые] книги были запрещены, что делало чтение опасным занятием». Сытин пишет далее, что его фирма организовала из шести тысяч коробейников целую торговую сеть, чтобы дать деревне хорошую книгу, но теперь, когда Россия стоит «на пороге коренного переустройства… мы обращаемся к Соединенным Штатам». С помощью американских капиталов можно было бы, в частности, поставить бумагоделательный завод. «Если культурная и мастеровитая Америка протянет нам руку… Она сделает большое и стоящее дело». Книги были для Сытина средством достижения подлинной свободы, а самую злободневную задачу послевоенного времени он видел в образовании крестьян.