Факир Байкурт - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Факир Байкурт
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1987

Факир Байкурт (род. в 1928 г.) — один из крупнейших современных турецких писателей. В сборник избранных произведений входит один из последних его романов, «Куропатка», сюжетная простота которого сочетается с панорамным показом современного общества снизу и до самых верхов. Такую же панораму разворачивают в своей совокупности и включенные в сборник рассказы, рисующие жизнь сельской и городской Турции, затрагивающие трудное положение турецких эмигрантов в странах Западной Европы.

Писательской манере Байкурта свойственны живость и занимательность, лукавый юмор, почерпнутый в народной среде.

Все произведения, включенные в сборник, публикуются впервые.

---

А тут еще Харпыр-бей подтолкнул меня к своей жене:

— Этот человек есть мой прима друг!

С каких это пор стал я «прима другом» американа? Ну и народ!

Бесстыжая супружница американова встала предо мной, присела, согнув колени, опять поднялась и стала жать мне руку.

— Этот дедушка очен гуд! Он есть очен красивый дедушка, — сказала она.

Тем временем сторож подхватил Яшара под мышки и поволок вниз по лестнице. Что делать — уйти вслед за внуком или остаться и попытаться еще как-нибудь отвоевать куропатку? А пока я стоял в нерешительности, Карами подошел ко мне и, надавив на плечи, силком усадил.

— Садись, Эльван-чавуш, отведай нашего угощенья. Харпыр-бей опять настрелял куропаток. Он выехал сегодня из Анкары рано утром, в Сейдиме свернул к берегу реки, а там — видимо-невидимо куропаток. И в Хелледже, и в Айватлы их тоже, говорят, без счету водится. Вот он и настрелял их. Дочки мои их почистили, приготовили отвар, на бульоне пиляв сделали. Попробуй!

Тут и Пашаджик вмешался в разговор:

— Слушай, Эльван-чавуш, разговоры о куропатке затянулись сверх всякой меры. Сын твой от всей души сделал подарок нашему другу, а внук ястребом накинулся на куропатку, хотел отнять ее. Стыдно перед гостем. Да и перед соседями тоже. Ты же мудрый человек, Эльван Бюкюльмез, не допусти до скандала, посовестись.

Его слова были мне как удар под дых — каков негодяй, к совести моей взывает!

— А что мне с той мудрости? Лучше уж дураком быть, как вы все. Никто из вас не желает понять, что происходит. Один я заступаюсь за ребенка. Неужели до вас не доходит, что происходит — нельзя отнимать у мальчика куропатку. Для него ваши рассуждения о гостеприимстве и о совести — пустой звук.

— Ах, дети, дети… — встряла жена Карами. — Все они одинаковые.

— И все неслухи, — добавил Мемишче.

Меня рассердили эти слова, и я изо всех сил стукнул тростью по полу, да так сильно, что у собравшихся огоньки вспыхнули в глазах.

— Уж коли вы меня пригласили остаться с вами, то не оскорбляйте ни меня, ни внука! Не то мне придется покинуть этот дом.

— Нет, нет! Мы до этого не допустим. Мы рады тебе, Эльван-чавуш. И Харпыр-бей рад тебе. Он полюбил тебя. Как приехал, так не перестает спрашивать: «Где Эльван-чавуш? Когда придет Эльван-чавуш?» Если б ты сам не пришел, нам надо было б срочно посылать кого-нибудь за тобою. Он и жене своей все уши прожужжал о тебе. Сам видел, как он обрадовался твоему приходу — встал навстречу, за руку поздоровался. А ты говоришь: оскорбляем тебя. Какое ж это оскорбление? Ну, а то, что мальчик силой пытался отнять клетку, так это, как ни крути, вышло некрасиво.

— Ребенок просит вернуть ему куропатку, и пускай Харпыр-бей вернет ее. Над ребенком нельзя сильничать, нельзя отнимать у него самое дорогое. Разумный человек не должен так поступать, а наш гость, видать, человек разумный, вот только когда дело касается куропатки, он ведет себя неразумно.

— Ох-хо-хо, Эльван-чавуш! «Неразумно»! Нельзя так говорить про гостя. Харпыр-бей — человек достойный. Так веди же себя и ты достойно. Не говори слова, которые могут задеть его.

— Чем же мои слова недостойные? Я только сказал и сейчас повторяю, что у моего внука против его воли отняли куропатку и пускай Харпыр-бей вернет ее. Каких еще более достойных слов ждете вы от меня?

— Вот эти-то слова как раз и недостойны тебя, Эльван-чавуш. Где это слыхано, чтоб подарок назад отнимали? Даже помыслить об этом и то дурно, а уж говорить… Ни я, ни соседи не осмелимся на такое.

— Может, вы и не осмелитесь, а я осмелюсь, так как имею право. У мальчика силком отняли прирученную птицу. Мой сын Сейдо совсем одурел, украл ее у Яшара.

— Но ведь Сейдо — отец Яшара. У маленького мальчика не может быть ничего такого, что не принадлежало бы его отцу.

— Куропатка не имущество. Она не корова, не баран, не земельный участок, не поле, не конь, не ишак. Это куропатка! Ребенок сон потерял, день и ночь плачет. Будь эта куропатка моей, я бы и слова не сказал вам в укор, сам бы ее подарил Харпыру-бею, без вашей просьбы.

Долго еще мы пререкались, но так ни к чему и не пришли. Думаю, Харпыр-бей хоть и плохо понимал по-турецки, но стал догадываться, о чем спор. Он изменился в лице, аж позеленел весь, и взгляд у него сделался скучный. На жену свою он избегал смотреть — неловко, наверно, стало. Но тут Сейдо подвинул ему клетку, и рука Харпыра-бея сама собою легла на нее по-хозяйски. И с этого мига его лицо больше не выражало смущения. Жена уселась поудобней на прежнее место промеж детишек. И прочие гости, весь этот дрянной народец, потянулись к столу. Пришлось и мне, хоть и не хотелось, присоединиться к ним и сесть на миндер. И гости и хозяева притихли, никто не хотел заговаривать первым. Тогда Харпыр-бей произнес своим тоненьким бабским голосишком:

— Я иметь большой огорчение. Я полюбил Сейита и отца Сейита вери матч. Я привозил много подарки. После еды я хочу давать эти подарки — Сейиту и его отцу, а также дочкам Карами. Но я сейчас есть очен голодный. Я уехал из Анкара рано утром. Каждый утро я очен мало кушать, поэтому я сейчас есть очен голодный. Я хорошо стрелять. И моя жена Бетти тоже есть голодный.

Карами хлопнул в ладоши и крикнул вниз:

— Быстрей! Принесите еду. Все, что есть наготове, подавайте! Юфки, пиляв, бекмес, виноград и свежий овечий сыр. Если каймак[57] найдется, несите и его. Пошевеливайтесь, Невин, Несрин! А ты, невестка Гюльсюм, проверь, не сварились ли яйца. Несите все, что есть.

Женщины принесли спрыснутые водой юфки, поднос с пилявом, поверх которого горкой уложено куропаточье мясо, две большие чаши с йогуртом. Еды было много, и шел от нее аппетитный дух, но будь я проклят, если хоть один кусок положу себе в рот. Хоть бы пахлаву с медом мне тут предложили, и то не осквернил бы свой рот едой, приготовленной в доме этого негодяя.

Жена Карами подсела с краю, рядом с Бетти-ханым.

— Кушайте, гости дорогие.

— Угощайтесь, пожалуйста, — подпевал ей Карами.

— Пусть первыми начнут гости, а мы потом приступим, — угодничал Пашаджик. — Приятного аппетита!

— Все вы наши гости дорогие, все вместе и начинайте, — отозвалась жена Карами, хотела взглянуть на меня, но так и не решилась, только добавила: — Кушайте, Сейдо-эфенди, пожалуйста.

И мой продажный сын в ответ почтительно прижал обе руки к груди.

— Да будет всегда изобильным ваш стол! Приступайте к еде, а мы — после вас.

Пока они друг перед другом выказывали почтительность, Харпыр-бей начал есть, и супружница его без стеснения брала лучшие куски мяса, заворачивала их в юфку и совала детишкам. Малыши — их было двое, мальчик и девочка, — уплетали за обе щеки. Девочку звали Джейн, мальчика Роджер. Ну и чудные имена у этих американов! У обоих — да простит меня Аллах — глазенки были узкие, волосенки желтые. Недаром говорится: каждой твари родной детеныш кажется пригожим. А мне со стороны видней — некрасивые дети у американов. Сама Бетти-ханым больше на йогурт налегала и детям совала ложку за ложкой.

— Йогурт есть очен гуд, очен хорошо!

Харпыр-бей тоже нахваливал:

— Пиляв очен, очен гуд!

— Кушайте, кушайте, гости дорогие. Вы уж простите, что пиляв получился суховатый, в спешке готовили. Если, иншаллах, останетесь до вечера, мы ягненка прирежем. Гюльсюм, невестушка, принеси виноград!

Огромное блюдо с перемытым сочным виноградом появилось на краю стола. Гости уминали вареные яйца. Харпыр-бей ел пиляв совсем как Баки Ходжа из Чайырлы — набивал полный рот и, давясь, глотал почти непрожеванный. При этом жилы у него на шее напрягались. Если б не запивал йогуртом, то непременно подавился б. Яйца он тоже засовывал в рот целиком.

— Я есть большой любитель деревенские яйца!

— Конечно, конечно, деревенские яйца очен гуд.

— Я есть большой любитель деревенский хлеб тоже!

— Да, деревенский хлеб тоже очен гуд.

— Мы вам в дорогу дадим деревенский хлеб, и яйца дадим. Для Теджира тоже дадим хлеб. Передайте, пожалуйста. Гюльджан, наверно, соскучилась по домашнему хлебу.

— О, ты знай Гюльджан? Бетти очен любить Гюльджан.

— Как же нам ее не знать? Она ведь из нашей деревни, мы даже в родстве с ней состоим.

— Вы, Харпыр-бей, живете в одном доме с Теджиром? — те важным видом спросил Карами.

— Да. В Анкара есть улица Йешильсеки, там есть наш дом. А наш квартир номер десять.

Американские дети все еще жевали пиляв. Видно, вкусный получился. А с чего ему быть невкусным — на чистом масле сготовлен, на бульоне из куропаток. А булгур на пиляв пошел свежего помола. Юфки тоже испечены из муки нового урожая. Детям вкусная еда завсегда в охотку.

Тут жена Харпыра-бея достала из своей сумки большую коробку и, подозвав сноху Карами, протянула коробку ей.

— Ты открой это и угости всех. Здесь, как это по-турецки?.. шекерлеме[58].