Полиен Яковлев - Первый ученик

• Название: Первый ученик
• Автор: Полиен Яковлев
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Детская проза
• Год: 1985

В повести рассказывается о старой дореволюционной гимназии, о педагогах и учениках, небольшой процент которых составляли «кухаркины дети», жители городских рабочих окраин и подавляющее большинство отпрыски «благополучных» семей, принадлежавших чиновничьему люду, а то и «хозяевами жизни», кого величают «вашими благородиями». Не блеща особыми достоинствами и знаниями, все эти прокурорские и иные сынки становились «первыми учениками» за партами, а затем, на государственной или военной службе, где им были уготовлены, соответственно их предназначению и отведенному месту в жизни, места.

---

Амосову он написал:

«Эй, ты, сообщаю — против тебя заговор. Знаю наверняка. Медведь, Коряга, Мухомор и Самоха хотят тебя спихнуть с места первого ученика. Ха-ха! Как ты себя чувствуешь, зубрилка?

Твой таинственный друг

Серая маска»

Самохе он подкинул такую записочку:

«Амоська знает ваш секрет. Эх, вы, остолопы!

Ночной глаз».

А Швабре написал следующее:

«Афиногеша! Твоему Амоське хотят подставить ножку. А знаешь, кто? Мухоморчик. Смотри в оба до самого гроба. Ку-ку!

Кусачая муха».

Результаты лобановских записочек сказались быстро.

Амосов показал записку отцу. Тот поморщился и спрятал ее в жилетный карман. Когда пришел в гости Швабра, ему сейчас же показали записочку.

Швабра вспомнил и ту, что получил сам. Сказал Амосову:

— Не обращай, Коля, внимания. На завтра повтори двадцать второй параграф. Я спрошу тебя. А Токарева, или, как он там у вас называется, Мухомора, не бойся. Я ему тоже задам вопросики…

Вдруг Швабра повеселел.

— Такие, — сказал он, — задам вопросики, что дыбом встанут его волосики. Хе-хе!..

И довольный своей остротой, он потер руки и, обратясь к Колиной маме, сказал:

— Быть учителем, да еще и наставником… Что за комиссия, создатель, быть, вот, как я, преподаватель! Хе-хе!..

Швабра давно был влюблен в свои способности говорить рифмами. Сказал:

Ах ты Коля, Коля-свет,
Урок выучил иль нет?

И, щелкнув пальцами, он крикнул:

А теперь долой делишки,
Сядем мирно за картишки.

Колины папа и мама расхохотались. Мама сказала льстиво:

— Афиноген Егорович, вы замечательно способный человек. Вы прямо неподражаемы. Почему вы не пишете? На вашем месте я написала бы целую книгу.

Швабра ответил скромно:

— Как знать. Может быть, и пишу. Некогда. Обуреваем, но некогда.

— Ну вот, видите, — всплеснула руками Колина мама. — Прочитайте, пожалуйста, хоть что-нибудь из ваших произведений.

— Что вы, что вы! Избавьте, помилуйте, — кокетливо сказал Швабра. — Какой я поэт!

Однако он скоро уступил настойчивым просьбам и, став в позу, продекламировал:

Белеет парус на просторе
В прозрачной дымке голубой.
Сверкает жемчугами море,
Волна…

— А я знаю, — перебил Коля. — Это похоже на «Белеет парус одинокий…»

— Николай! — одернул его отец. — Тебя не спрашивают…

А когда Швабра закончил чтение своего стихотворения, мама сказала:

— Очень, очень хорошо, Афиноген Егорович, да вы прямо Лермонтов.

— Ну-ну, оставьте, — гордо улыбнулся Швабра. — До Лермонтова мне далеко. Одно только могу сказать: не вольнодумец я. У Лермонтова говорится: «А он, мятежный, ищет бури…» «Мятежный…» Звучит это, конечно, красиво, но…

Швабра задумался, прошелся по мягкому ковру, остановился и сказал решительно:

— Да… В молодости и я многого не понимал, увлекался…

— А теперь? — осторожно спросила Колина мама.

— Теперь? Прозрел. Мятежи и бури — это, знаете ли, пахнет революцией. А что такое революция? Это испорченная фантазия, пыл незрелого воображения. Я — за твердые и незыблемые устои нашего государства. В этом, и только в этом вижу я благополучие Отечества. Я служу, получаю приличный оклад, я слуга государя и верный страж его престола. Роль скромная, но я ею горжусь.

— И я, — сказал Коля. — Я тоже люблю царя и царицу. А Мухомор у нас в классе про царя всякие гадости говорит.

Коля прекрасно помнит, что про царя говорил не Мухомор, а Самоха, но теперь он нарочно свалил это на Мухомора, так как именно он, Мухомор, а не Самоха, являлся его соперником в борьбе за первое место в классе.

— Да? Какие же гадости говорит Мухомор про царя? — нахмурясь, спросил Швабра. — Расскажи, расскажи.

Коля замялся:

— Да он говорил, будто царь совсем не думает о народе, а только балы устраивает, что он курносый, и всякую другую гадость говорил он о царе. Говорил, будто царь только и знает, что казнит революционеров, что в Петропавловской крепости людей до конца жизни в глубоких подвалах держат.

— А еще что? — насторожились и Швабра, и Колин папа.

— Больше ничего. Я…

Вдруг в прихожей раздался звонок.

— Ага, партнеры! — обрадовался Швабра. — Прекрасно, прекрасно. «А в ненастные дни собирались они часто…» Помните это место у Пушкина? Прекрасно писал Пушкин. Хотя тоже был из вольнодумцев…

Недаром государь нередко грозил ему пальцем и говорил: «Пушкин, не забывай, что ты…» Государь не договаривал, а Пушкин очень обижался. Он догадывался, что государь намекает ему на родство с арапом Петра Великого, а для него это был нож острый. Даже хуже.

Поболтав еще о том о другом, Швабра, Колин папа и подоспевшие к тому времени гости уселись за карты. И за картами Швабра был весел, как никогда, все время пощелкивал пальцами и старался говорить рифмами. Выходило плоско, неостроумно, но Коля, стоя за его спиной, каждый раз разражался громким хохотом и бежал к маме передавать Швабрины прибаутки.

— Мама, знаешь, папа сказал: «Пики», а Афиноген Егорович в ответ: «Хоть картишки у вас и пики, но козыришки невелики». Ха-ха! Правда, ловко?

— Отстань, — говорила мама, — ты мне надоел. Ничего тут остроумного нет.

— Но ведь ты же сама восторгалась стихами Афиногена Егоровича.

— Нисколько не восторгалась. Ты, Коля, не понимаешь приличий. Раз человек читает стихи — надо сделать вид, что тебе они очень нравятся. Это простой акт вежливости. Так принято в хорошем обществе. А вообще ты не вертись в гостиной, иди к себе и учи уроки.

— Я уже выучил. Я пойду на кухню играть с Варей в карты.

— Ну, это ты оставь. Во-первых, Варя занята, она готовит стол к чаю, а во-вторых, что это за манера играть в карты с прислугой?

— Но если мне скучно?

— Почитай что-нибудь…

— Фу, надоело читать.

И пошел Коля слоняться без дела по комнатам…

Иначе отнесся к подброшенной записочке Самоха. Прочитав ее, он рассердился.

«Как? — подумал он. — Среди нас предатель?» Стал перебирать всех по очереди.

— Медведев? Нет. Коряга? Нет. Мухомор? Нет. Но кто же?

Самоха собрал всех и, показав записку, резко спросил:

— Кто?

Друзья удивились не меньше его.

— По-моему, никто, — спокойно сказал Мухомор. — Мы, по всей вероятности, говорили, а нас подслушали. Вот и все. А подслушал, должно быть, Лобанов.

— А черт его знает, Лобанов или не Лобанов, — сказал Коряга. — Не пойман — не вор. Во всяком случае, досадно, что секрет наш открыт.

— Видишь, Мухомор, — сказал Самоха, — теперь раз Амоське все известно, теперь хочешь не хочешь, а с места первого ученика его спихнуть надо. Надо, а то Амоська и Швабра вовсе нос задерут, вовсе житья от них не станет. Теперь все дело за тобой. Гляди в оба. Особенно по-гречески долби назубок, чтоб Амоська тебя обогнать не мог. А мы тебе уж вот как помогать будем. И старшеклассников попросим для тебя переводы делать и с греческого на русский, и с русского на греческий, и задачи решать, и сочинения писать. И шпаргалки тебе передавать будем, и подсказывать — и все, что хочешь. А Амоську мы нарочно сбивать станем, неверно подсказывать, условия в задачах путать, и дразнить, и мешать, когда он отвечает, и учебники у него воровать будем. Во! Зададим ему жару.

— Не хочу я так, — покачал головой Мухомор. — Я сам, без вашей помощи, обгоню Амосова. Без всякого жульничества. Да мне его и обгонять нечего, я и так лучше его все знаю. А толку что? Все равно меня первым не сделают.

— Во, опять на попятную, — надулся Самохин. — Ты же обещал. Трусишь, что ли?

— Да я не отказываюсь. Только я по-честному. Это Амоська, свинья, на всякие гадости способен. А я так не хочу.

— Ну, ладно, только ты нам не мешай.

— Он и так лицом в грязь не ударит, — уверенно сказал Коряга. — А за Амоськой будем следить. Если его опять сделают первым учеником только за то, что он Швабрин любимчик, мы такой тарарам подымем, что гимназия ахнет. Согласны?

— Согласны, — подтвердил Медведь.

А Самоха сказал:

— Если Мухомор спихнет Амоську, честное слово, от радости лопну.

Волчий билет

На другой день, перед первым уроком, из класса в класс быстро пробежала весть:

— Лихов пришел! Лихова освободили!

Самоха и Мухомор обрадовались, выскочили в коридор. Действительно, из раздевалки медленно шел Лихов, окруженный группою одноклассников. Его с любопытством рассматривали и расспрашивали наперебой:

— Ну как?

— Расскажи.

— Давно освободили?

Но не успел Лихов войти в класс, как вслед за ним ворвался Попочка и нервно закричал:

— Сейчас же, сейчас же, сейчас же идите к директору!