Кэтлин Кент - Жена изменника

• Название: Жена изменника
• Автор: Кэтлин Кент
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-01597-5

Кэтлин Кент — американская писательница, ведущая свою родословную от одной из «салемских ведьм», удивительная судьба которой легла в основу двух романов, полных приключений, тайны и борьбы за право быть самим собой.

В двадцать три года Марта Аллен считается едва ли не старой девой — слишком она несговорчива, своенравна и остра на язык, чтобы недолго думая отдать свое сердце мужчине. И только когда судьба сводит ее с другим одиноким «волком», ей начинает казаться, что она повстречала наконец родственную душу. Валлиец Томас Кэрриер, человек огромного роста и невероятной физической силы, перебрался в Америку после гражданской войны в Англии, когда сторонники Кромвеля свергли с престола и казнили короля Карла I. Это все, что Марте о нем известно, пока Томас не решается доверить ей свою страшную тайну, подвергая себя — и ее — смертельной опасности. Ведь вокруг уже рыщут наемные убийцы, посланные за океан с секретным поручением нового английского короля Карла II. Но что должен был совершить простой валлиец, чтобы навлечь на себя столь яростный монарший гнев?

---

Лондонцы говорили о своих намерениях и планах, и чем больше было выпито рома, тем громче звучали их голоса. Они хвастались драками и огромными доходами от грабежей и убийств, а еще подробно рассуждали о некоем человеке в Новой Англии, которого им поручено поймать или убить, пусть даже ценою собственной жизни.

Бейкер, человек с мягким голосом и взглядом мертвеца, рассказывал о бушевавшей десять лет назад чуме и о бессчетном количестве мертвецов, заполнивших погребальную яму на улице Хаундсдич. Частенько наведываясь в таверну «Пай», что неподалеку от места погребения чумных, Бейкер всегда выигрывал в игре вроде той, в которой надо угадать точное число бобов в бутыли. Он неизменно называл точное количество покойников, груженных на телеги, проходившие мимо таверны.

Но дни шли за днями, корабль вздымался на волнах, скрипел, обдуваемый сильными западными ветрами, и разговоры лондонцев прекратились. Люди лежали на полу — там они спали, катались и бились о борта судна, вместо того чтобы, как положено, подвесить себе вместо коек гамаки. Постепенно они даже перестали играть в кости и в карты и, оставив пленника одного, больше времени проводили на палубе с бутылкой, надеясь, что выпивка поможет хоть как-то приглушить страдания от морской болезни. Впрочем, все заканчивалось лишь тошнотой, рвотой и пульсирующей головной болью. Крысенок решил, что в каком-то смысле хуже всех приходится великану Корнуоллу: он много пил, но совсем не мог есть и проводил целый день на верхней палубе возле грот-мачты, схватившись мясистыми руками за канаты оснастки, чтобы удержать равновесие. Так продолжалось, пока его не прогонял кто-нибудь из экипажа, чтобы не мешал поправлять паруса.

Надраивая цепи или законопачивая просмоленной паклей щели на палубе, Крысенок смотрел, как капитан с подчеркнуто безразличным видом наблюдает за своими пассажирами. Однажды, желая побеседовать, к капитану подошел Торнтон в засаленной сорочке с кружевным воротником, промокшим от соленых брызг. Но от капитана он не добился ничего, кроме фразы: «Прошу меня извинить». Засим Кугин резко развернулся и удалился к себе.

Когда пробило восемь склянок, конец ночной вахты, Крысенок проснулся и теперь лежал в гамаке, качавшемся, как маятник, в такт качке судна. Он слышал, как матрос рядом с ним тоже проснулся и ловко выскочил из гамака. Послышался шорох быстро натягиваемой рубахи и удаляющиеся шаги вверх по лестнице на открытую палубу. Вскоре сменившийся матрос занял пустой гамак, и через десяток вдохов, которые успел сделать Крысенок, тот уже мерно похрапывал. Пареньку оставалось еще полчаса до начала вахты на камбузе, и он предался размышлениям о мальчике и о том, как здорово было бы иметь настоящего товарища. Он мог бы стать для Крысенка голосом — шепотом или криком — и вести его по нанесенным на карту линиям широт и звездных ориентиров, подобно рыбе-мичману, прокладывающей себе путь сквозь невидимую сеть. За все годы, что он провел в компании матросов, у него никогда не было приятеля-сверстника.

Крысенок с радостью, если бы у него была возможность, поделился бы с мальчиком собственными, так нелегко доставшимися ему познаниями касательно корабля. Он научил бы его не только управляться с парусами или лазить по реям, но и слушать похожие на ружейные выстрелы звуки выскакивающего из воды гренландского кита или различать ночью в середине лета сияющие зеленые ленты, пляшущие в подводных течениях на такой глубине, что никаким лотом ее не измерить.

С возрастающим беспокойством он вспоминал прошлую ночь, когда подслушал, как четверо пассажиров спорили, в какой момент и где именно сбросить пленника за борт. Крысенок сворачивал конец каната, стоя как раз позади Торнтона, когда его заметил Брадлоу и как следует пнул ногой. Крысенок растянулся на палубе, а Брадлоу злобно уставился на него, и белые бороздки шрамов на голове лондонца резко проступили на фоне загорелой кожи. На кратчайшее мгновение все движение на палубе прекратилось. Матросы, занимавшиеся оснасткой судна, приостановили работу и замерли.

И тогда боцман, направлявший фалы, вышел вперед и, грубо задев Брадлоу, поставил мальчишку на ноги, а потом, наклонившись, хрипло прошептал: «Червивый пирог». Парень широко улыбнулся, прикрывшись рукой, и кивнул. Утром ему следовало забрать тухлую рыбу, что лежала на крышке бочки с мукой, и положить на ее место новую. Дохлая рыбина с гниющей плотью использовалась, чтобы выманивать червей из муки. Ему надо будет взять изъеденный и вонючий рыбий остов и запрятать его в одеяло Брадлоу.

Крысенок не знал точно, известно ли капитану о том, что уготовано пленному мальчику, но чувствовал в капитанской манере растущее напряжение, словно бешеный ветер здорово надул поднятый парус.

После того как дела на камбузе были закончены, Крысенок вышел на открытую палубу и увидел, что с полуюта к нему наклонился капитан, у которого между бровями пролегла глубокая морщина Глаза капитана следили за растущими волнами, уже поднимающимися на высоту более пятнадцати футов и вновь уходящими вниз.

— Юнга! — позвал капитан и сделал удивленному Крысенку знак подняться по лестнице и встать рядом.

На вздыбленной палубе ветер хлестал брызгами, словно жаля, и оба они некоторое время молча раскачивались в унисон, от холода втянув головы в плечи.

Капитан достал компас с картушкой, разделенной на тридцать два румба и вращавшейся, как по волшебству, под магнитной стрелкой, словно одинокая роза в чашке с дождевой водой, которую однажды мальчик видел в каюте капитана.

Потом взгляд капитана перешел на несчастного Корнуолла, цеплявшегося за решетчатый люк верхней палубы, на который он только что свалился. Полубак окунулся в разверзшиеся воды, когда судно меняло курс, и палубу с еле держащимся на ней лондонцем окатило холодной морской водой.

— Знаешь, юнга, что отличает хорошего моряка? — вдруг прокричал капитан, выразительно глядя на Корнуолла. Крысенок наклонил голову, чтобы показать, что он весь внимание. — Он знает, когда пришло время рубить концы. — Затем он отпустил парнишку, но крикнул ему вслед по-голландски: — Идет шторм, юнга!

Позже вечером Крысенок узнал от кока, что капитан собирается пригласить четверых пассажиров отужинать у себя в каюте. Кроме рома, так было сказано, капитан угостит их бутылочкой мадеры, смешанной с полынной настойкой.

— А от этого, Крысенок, — прорычал кок, — наши сухопутные ублюдки будут спать долго-долго и даже блевать перестанут, но зато потом голова у них будет раскалываться на части. — Кок хохотнул, но тут же нахмурился. — Стыд-то какой. Что у них там творится внизу!

Крысенок кивнул в знак согласия, печально посмотрев на доски палубы под ногами.

Когда пробило четыре склянки первой вахты, четверо лондонцев тянули соломинку, кому придется отказаться от приглашения капитана и остаться в отсеке за одеялом. Только кретин не сообразил бы, что приглашение капитана давало возможность провести вечером пленного мальчишку по длинной палубе. Лондонцы были слишком самоуверенны и беспечны, болтая о своем желании избавиться от парня и забрать себе его долю от некоего вознаграждения, а потому их намерения стали известны всей команде. Оставалось только найти участок между мачтами, где никто ничего не увидит, дождаться секундного ослабления внимания — и связанного парня можно будет перекинуть через ограждение в мгновение ока. И кто докажет, что это не несчастный случай?

Целый день Крысенок не слышал плача мальчика и подозревал, что пленник уже сам знает, что дни его сочтены. Но юнга подозревал и другое: лондонцы не догадываются, что корабль скоро ждет страшный шторм.

Вскоре трое пассажиров, Брадлоу, Торнтон и Корнуолл, последовали за Крысенком в сторону кормы по открытой палубе, хватаясь за леера, чтобы не упасть. Своего товарища, Бейкера, они оставили с пленником. Ветер переменился — теперь он постоянно дул с левого борта, неистово и с завыванием, а трое пассажиров, спотыкаясь, пробирались к камбузу на капитанский ужин.

Брадлоу, первый из троих вместе с ветром ввалившийся в помещение, сразу же увидел открытый графин с мадерой, скользящий по наклонившемуся столу.

— Черт побери, капитан, — сказал он. — Вот ударило так ударило!

Капитан посмотрел на съежившуюся троицу в сырых одеждах и пахнущую, как промокшие псы, и спокойно подтвердил:

— Да. Сегодня вечером нам, возможно, придется несладко. — С этими словами он отвернулся от своих гостей и передал Крысенку бутылку. — Отнеси это тому, кто остался внизу. — И тихо добавил по-голландски: — И проследи, чтобы он выпил до дна.

Выйдя от капитана, Крысенок откупорил бутылку и понюхал содержимое. Густой, приторный запах, затаившийся под сладостью вина, напомнил ему о смоле, которой он обычно конопатил корпус корабля, но еще глубже прятался аромат свежевыструганной датской мачты, все еще роняющей слезы живого сока.