Кэтлин Кент - Жена изменника

• Название: Жена изменника
• Автор: Кэтлин Кент
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-01597-5

Кэтлин Кент — американская писательница, ведущая свою родословную от одной из «салемских ведьм», удивительная судьба которой легла в основу двух романов, полных приключений, тайны и борьбы за право быть самим собой.

В двадцать три года Марта Аллен считается едва ли не старой девой — слишком она несговорчива, своенравна и остра на язык, чтобы недолго думая отдать свое сердце мужчине. И только когда судьба сводит ее с другим одиноким «волком», ей начинает казаться, что она повстречала наконец родственную душу. Валлиец Томас Кэрриер, человек огромного роста и невероятной физической силы, перебрался в Америку после гражданской войны в Англии, когда сторонники Кромвеля свергли с престола и казнили короля Карла I. Это все, что Марте о нем известно, пока Томас не решается доверить ей свою страшную тайну, подвергая себя — и ее — смертельной опасности. Ведь вокруг уже рыщут наемные убийцы, посланные за океан с секретным поручением нового английского короля Карла II. Но что должен был совершить простой валлиец, чтобы навлечь на себя столь яростный монарший гнев?

---

Некоторое время Томаса не было видно, но вот она услышала тихий свист и заметила, что Томас стоит на холме несколько южнее и машет ей. Она не без труда преодолела последние метры до вершины, цепляясь за корни и выступающие из земли камни, и, уже стоя на самом верху, увидела, как быстро несутся под ней прозрачные воды. Осторожно приподняв юбку, она спустилась к реке. Болотистая почва под ногами была холодная, но сквозь ветви ивы и бука теплые лучи ласкали обращенное вверх лицо Марты. С радостным удивлением она приметила мать-и-мачеху, рассыпанную, словно маленькие солнечные зайчики, по затененным ямкам вдоль реки. А на противоположном берегу разглядела аквилегию — красные цветы подрагивали из-за пьющих нектар колибри. Томас прислонился к буку, поставив ногу на выступающий корень, и внимательно посмотрел направо и налево — нет ли какого-нибудь движения на самой реке или по ее берегам. Он молчал напряженно, как сторожевой пес, поэтому Марта повернулась к нему спиной и принялась выдергивать нежные стебли лука-порея, которые легко расставались с влажной землей.

Вскоре небольшой мешок Марты был наполнен. Сок зеленых стеблей пропитал грубую холстину, а от рук и передника исходил резкий запах. Но Марте не хотелось уходить — почему бы не поискать еще и дикий репчатый лук? Заметив по отражению в воде, что Томас смотрит ей в затылок, она спросила как бы невзначай:

— Говорят, ты бывал в далеких краях, в самом Лондоне.

Последовала долгая пауза, пока Марта продолжала разбирать спутанные стебли травы.

— Да, — наконец ответил Томас.

Она ждала, что сейчас он ей что-нибудь расскажет, похвастается, но минуты шли, а он все молчал.

— Ну, тогда, — она попыталась его подтолкнуть, — Биллерика должна тебе казаться грубой и скучной.

Повернувшись, Марта с вызовом посмотрела на него.

Резким движением Томас отогнал небольшой рой мух, вьющийся под полями его шляпы, и ответил:

— Тут и хорошее есть. Хорошее всегда найдется.

Он встретился с ней глазами и долго, неприлично долго не отводил свой взгляд. Наконец она опустила глаза и, возясь с холщовым мешком, сказала:

— Уиллу сказали, что ты был солдатом.

Не отрываясь от дерева, Томас недовольно переступил с ноги на ногу и опустил подбородок на грудь. Такая поза, как Марта успела узнать, свидетельствовала о его намерении защищаться. Он шумно выдохнул, на мгновение сжав губы в тонкую линию, потом медленно вдохнул и сказал:

— Когда я был мальчишкой в Уэльсе, первое, чему я научился у отца, — это смотреть на землю и различать, где мокро, а где сухо.

Марта подождала, что он скажет дальше, но вновь последовало молчание.

— Не понимаю, что ты хочешь сказать.

— Я хочу сказать, хозяйка, что мир очень большой. В нем много коварных болотин и торфяников, много лугов и рек. И если не хочешь завязнуть в трясине, полезно знать, куда надо ступать с оглядкой, а куда и вовсе незачем.

Томас оторвался от дерева, и вот он уже карабкается вверх по склону на самую вершину, не оборачиваясь на Марту. Та с открытым ртом смотрела на него, но потом, подхватив юбку, полезла следом.

— Погоди, да погоди ты, — позвала она.

Томас остановился на гребне холма и подождал, пока Марта его не догонит. Она с трудом перевела дух и снова заговорила:

— Я только хотела... узнать... — Она остановилась в нерешительности, когда Томас обернулся и взглянул на нее. — Я только хотела узнать то, что полагается знать... кто ты такой... и что делаешь.

Прежде чем начать говорить, Томас внимательно посмотрел на Марту:

— Я родился недалеко от Кармартена. Там много гор и холмов.

Привычным жестом он положил обе руки крест-накрест на ствол опертого о землю ружья.

— Так ты был фермером? — спросила она, и вдруг ей самой показалось, что ее голос прозвучал слишком кисло и разочарованно.

— Нет, — ответил Томас, глядя в ту сторону, где на расчищенном от леса участке стоял дом Тейлоров и выпускал из трубы дымок цвета голубиных перьев. — Фермером был мой отец. В двадцать шестом году, когда я родился, зима стояла такая суровая, что замерзала рука, если ее приложить к задней стенке очага. У отца было тридцать акров под пастбища и пять под посадки. А еще четыре коровы, два вола, лошадь, пятьдесят две овцы и семья. Почти все это он потерял в ту зиму, а потом всю жизнь старался вернуть потерянное. Когда мне исполнилось пятнадцать, я ушел.

— А у тебя... у тебя был какой-нибудь близкий человек?

Ветерок с реки подул сильнее, швырнув пряди волос прямо на глаза Марте, и она тут же перестала видеть, что происходит вокруг. Томас медленно протянул руку, взял растрепавшиеся волосы и аккуратно намотал пряди себе на палец.

— У меня был брат. Он умер, когда ему было семнадцать. На три года старше меня. Звали его Ричард. — Теперь он раскрутил ее пряди в другом направлении, как будто разматывал пряжу, и осторожно заправил ей за ухо. — Вот уж кто умел бегать. Видит бог, умел. Он участвовал во всех забегах в Кармартеншире и всегда выигрывал. Но у наших валлийских гор свой характер. Те самые скалы и пустоши, которые научили его быть быстрым, в конце концов разорвали ему сердце. — Томас опустил руку и тихо сказал: — Ni edrych angau pwy decaf ei dalcen. — (Марта смущенно мотнула головой.) — Это значит: «И самое прекрасное чело не пожалеет смерть». Я год работал на отцовской ферме вместо брата, а потом ушел навсегда.

Она посмотрела на его печальный рот, темную щетину на щеках, похожую на колючки, вокруг бледных и обветренных губ и непроизвольно чуть дотронулась пальцем до глубокой ямки у него под шеей, почувствовав, как от этого прикосновения сильнее забилось его сердце. Вдруг взгляд Томаса метнулся куда-то в сторону, туда же быстро повернулась и голова. Глянув через плечо Марты, он схватил ее за руку и с силой потащил за собой вниз по склону, к жилью.

— Молчи, — прошептал он. — Ничего не говори. Не оглядывайся, пока мы не спрячемся в доме. И хозяйке ничего не говори.

Марта попыталась изогнуться и разглядеть, что там такое позади них, но Томас спускался быстрым широким шагом, а она боялась упасть на таком опасном склоне и потому, спотыкаясь и еле успевая, бежала следом. Свистом Томас вызвал из сарая Джона и что-то прошептал ему, показывая в сторону реки, а когда глаза у молодого человека округлились, предостерегающе положил на его руку свою, давая понять, что нужно молчать. Оказавшись внутри дома, Томас закрыл дверь на засов и встал у открытого окна. Когда Марта подошла и встала рядом, он указал ей на насыпь, где они только что разговаривали. Сначала она ничего не увидела, но потом заметила легкое движение на самом гребне: там согласно перемещались какие-то темные фигуры, чуть-чуть поднимаясь и вновь опускаясь, как будто сама земля научилась ползать.

Пейшенс, увидев вернувшихся мужчин, поставила на стол обед: плоскую миску супа с вяленым оленьим мясом и остатками хлеба, испеченного несколько дней назад. Она весело болтала о принесенном с реки порее, о прекрасной погоде, об уехавшем муже, о пробивающихся в огороде росточках, совсем не замечая настороженных взглядов, которыми обменялись Томас и Джон, и тревоге, которая приковала Марту к стулу. Томас расположился за столом поближе к двери, поставив ружье на расстоянии вытянутой руки, и вскоре никаких звуков, кроме стука ложек по оловянным тарелкам, не было слышно.

Опустошив тарелку, Пейшенс встала и потянулась, упершись костяшками пальцев в поясницу. Взглянула на Марту и, нахмурившись, спросила:

— Ты что, больна? Что случилось?

Марта непроизвольно посмотрела в окно, и, прежде чем кто-нибудь успел остановить Пейшенс, та шагнула к входной двери, отодвинула засов и открыла дверь настежь. Тут же она с криком отпрянула назад, спотыкаясь и молотя воздух руками перед собой. Мужчины тотчас вскочили со своих мест, так что стулья, перевернувшись, упали на пол позади них. В мгновение ока Томас оттолкнул Пейшенс и встал с поднятым ружьем в дверном проеме.

Марта спрятала детей под стол и, заслонив их мать, стала делать ей знаки, чтобы та ушла подальше внутрь дома. У самой шеи Марта почувствовала частое жаркое дыхание и, обернувшись, увидела, что рядом стоит Джон, дрожа и обливаясь потом, с небольшим топориком в одной руке и вилкой в другой.

Голосом, полным ужаса, Пейшенс завизжала:

— Они убьют нас, Томас!..

Он резко вскинул руку, чтобы она замолчала, и нацелил длинный ствол ружья куда-то во двор. Марта вся подобралась, ожидая грохота выстрела, но мгновения шли, а выстрела не было. Тогда она подошла ближе к столу — взять в качестве оружия нож, и с этого нового, более удобного места ей стало лучше видно, что делается во дворе, за громадной фигурой Томаса.

Меньше чем в двадцати футах от двери неподвижно стоял человек. Сам он был закутан в оленью шкуру и мех, а грудь и руки были обнажены. Дубинка с узловатым наконечником висела сбоку, у пояса. Его кожу покрывали воспаленные и гноящиеся чумные язвы. Человек смотрел на них, а они на него, но вдруг из дому донесся испуганный и жалобный голос Джоанны. Человек стрельнул глазами вбок, на окна и крышу, потом перевел взгляд дальше, на сарай, и назад к Томасу. Его стала бить дрожь, он тяжело закашлялся и постарался плотнее завернуться в свою меховую накидку. На мгновение он вытянул вперед руку и затем поднес пальцы ко рту. В доме никто не пошевелился, и тогда он повторил свой жест.