Чарльз Майер - Как я ловил диких зверей

• Название: Как я ловил диких зверей
• Автор: Чарльз Майер
• Издательство: Армада
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1994
• ISBN: ISBN 5-87994-032-2

Повесть из книги «Звероловы», состоящей из трех повестей написанных разными авторами — немцем Карлом Гагенбеком («О зверях и людях»), американцем Чарльзом Майером («Как я ловил диких зверей») и уроженцем Южной Африки Джорджем Майклом («Семья Майклов в Африке»). Всех их объединяет любимое и увлекательное дело — поиски и ловля экзотических животных, организация заповедников или съемки фильмов о дикой природе.

Большой фактический материал, яркие впечатления и воспоминания многих лет легли в основу этой повести.

---

Мы все побежали к указанному месту; это оказалось правдой: тигр сломал подпорки хрупкого туземного шалаша. Женщины и дети с криком убегали во все стороны. Вдруг вспыхнул язык пламени, и в пять минут от шалаша ничего не осталось. При зареве пожара я увидел страшного зверя, — он был придавлен упавшими столбами, свободны были только его морда и грудь. Спина его наверно была переломлена, его рев страшно было слышать. Нечего было и думать поймать его живьем, можно было только прекратить агонию несчастного животного. Я быстро выпустил в него три пули и убил его.

Туземцы были вне себя от возбуждения. Я был готов ко всему, опасаясь, что кто-нибудь из них станет жертвой внезапного помешательства, свойственного малайцам и выражающегося в потребности самоубийства. Но, к счастью, возбуждение постепенно улеглось, и после того как я убедился, что все успокоились, приказал вытащить тигра из-под развалин дома. Шерсть на нем почти совсем обгорела, на голове была широкая рана от пули. Листья, смазанные птичьим клеем, прилипли к его морде так, что он был как бы ослеплен. Очевидно, он перескочил через ограду и каким-то чудесным образом избежал сетей. Но так как он ничего не видел, то в бешенстве своем кинулся вперед по кампонгу и наткнулся на подпорки дома с такой силой, что свалил их и сам был придавлен развалинами дома. Тут опрокинулся светильник с кокосовым маслом, поджег дом — и жизнь тигра была окончена. К счастью, обитатели дома отделались только ушибами. Дом стоял на окраине кампонга, так что пожар не был опасен другим строениям.

Тигра вытащили. От конца морды до хвоста он имел десять футов два дюйма. Весил он наверно больше трехсот семидесяти пяти фунтов — великолепный экземпляр, самый большой, какой я видел в Малакке. Я горько сожалел, что он не достался мне живым.

Но туземцы были вне себя от радости, что злой дух погиб. Они проклинали его на все имевшиеся в малайском наречии лады и плевали на него до тех пор, пока я не приказал вырыть большую яму и закопать его, потому что зловоние было ужасающее.

Кампонг не спал всю ночь. На воздухе разложили костры, приготовили пирушку, и пение и пляска продолжались до зари.

Старейшина был так благодарен мне за избавление кампонга от чудовища, что решил непременно сопровождать меня в куалу и лично рассказать султану, как был убит тигр.

Но Тунку-Юсуп уже успел прославить меня, и туземцы до того преувеличили мои подвиги, что уважение их ко мне как к пауангу было бы прямо смешно, не будь оно так искренно. Султан был поражен не менее своих подданных и очень горд тем, что я совершил «невозможное». Я же был главным образом доволен тем, что взобрался-таки на Гору Духов и, что было еще важнее для меня, поймал необыкновенно много зверей, чтобы увезти с собой в Сингапур.

Глава десятая МОЙ ДРУГ, СУЛТАН ТРЕНГАНЫ

В продолжение девятнадцати лет, что я провел в Малакке, я проделал путь из Сингапура в Тренгану десятки раз; но в памяти моей живо встает мой первый приезд в столицу Тренганы поздно ночью. Я намерен был заняться кое-чем потруднее ловли диких зверей, и все карты были против меня.

С палубы маленького парохода я увидел реку Тренгану в том месте, где она впадает в Китайское море. Сотни рыбачьих лодок выехали на ловлю, каждая из них освещалась факелами из восьми — десяти сухих пальмовых листьев, скрученных вместе. Их зажигали и прикрепляли на носу и по бокам лодки. Каракатицы подплывали на огонь, и их тысячами ловили в невода. Домишки, построенные на сваях там, где было мелководье, в неверном освещении, казалось, сами пускались вброд и шли на помощь рыбакам.

Вскоре после того как я высадился на берег, я уже сидел, поджав ноги, на подушке напротив султана Тренганы. Султан восседал на двух подушках; он спросил меня: «Обычно, когда ты приезжаешь в куалу Тренганы, туан, тебя влечет желание поймать еще диких зверей. Ты хочешь еще слонов?»

Мне было неприятно рассказывать ему, чего именно я теперь хотел, но я знал, что если сразу не открою ему моих намерений, то найдется множество придворных, которые сделают это за меня и исказят мои планы.

— Нет, на этот раз я приехал не как зверолов, Ку, — ответил я, употребляя интимное сокращение слова «принц», так как был в дружеских отношениях с султаном.

Султан подергал себя за свои длинные редкие усы, в которых было так мало волос, что их можно было все сосчитать. Он был человек немногословный.

— В твоей стране, Ку, — продолжал я, — есть много ценного металла: хорошего олова, которое дремлет в почве много лет.

— Сон — хорошая вещь, туан! — ответил он.

— Верно, — сказал я, — верно, Ку; но ведь он младший брат смерти. И вот мои друзья, англичане, честные люди, просят тебя, чтобы ты разрешил им выкапывать этот металл, он слишком уж долго ленился, его надо заставить работать.

— Так ты говоришь, туан, будто металл раб? Но если это и так, и он раб, то ведь он мой раб, спит ли он или бодрствует.

— Верно, Ку. Но и рабов продают. И взамен получают доллары — много долларов. А ведь доллары — это добровольные работники для любого человека.

Он долго молчал, потом промолвил:

— Я каракатица. А ты ловкий рыбак, туан. Ты поднимаешь факел, чтобы я приплыл на свет, и тогда ты меня поймаешь в невод.

Я знал, что хотя султан и был довольно мягким человеком, но раз он на что-нибудь не соглашался, требовались нескончаемые убеждения и уговоры, чтобы заставить его изменить свое решение. Поэтому я подумал, что лучше пока переменить тему разговора.

— Когда мои друзья, Ку, поделились со мной своими планами, то я увидел, что это дело очень интересное и что оно сулит тебе много денег и могущества. Но я не буду больше утруждать тебя этими делами, пока ты сам не захочешь еще что-нибудь о них услышать. А пока позволь мне рассказать тебе о моих странствиях.

Я провел с султаном так много времени, что научился понимать его так хорошо, как если бы он был одним из моих соотечественников. Он был племянником принца Умара, человека очень храброго и жестокого, прозванного Багинда (победитель); но на своего дядю он был так же не похож, как белое на черное. Ему было всего восемнадцать лет, когда он вступил на престол, и его, как стая коршунов, окружила родня, отобрала у него почти все, что возможно, так что в конце концов у него осталось только несколько миль береговой полосы, приносившей ему доход.

Если он и был робкого нрава, как о нем говорили, то это было вполне понятно. С одной стороны, у него были джунгли, полные диких зверей, а в самой столице — его придворные, жадные, вечно интригующие. С другой стороны — море: путь в мир, о котором он мало знал и знал только плохое. Так как я приехал из Америки, страны, о которой он даже не слыхивал, пока не встретился со мной, страны, представлявшейся ему такой же отдаленной, как луна, — он готов был открыть мне свою душу. Но когда я пришел к нему с предложением от группы англичан, чтобы он дал им концессию на оловянные залежи, я сразу же, одним прыжком, поставил себя в ряд всех других хитрых интриганов. И все-таки я посеял то зерно, которое всего лучше взрастает в душе восточного человека, — зерно любопытства.

После этого я отправился к Тунку-Безару (Большому Принцу). Он действительно был большой принц — большое тело и громадный рост; был много темнее цветом, чем султан, и имел приятный темно-коричневый цвет кожи. Он женился на старшей сестре султана, Тимар, и был премьер-министром. Ему было даровано право «жизни и смерти», и он был единственным, кто не должен был садиться на корточки перед султаном в знак уважения.

Я сразу понял, что он был скорее за то, чтобы предоставить концессию англичанам, хотя не сказал мне этого словами. Но он задал мне вопрос:

— Разве будет беда от того, что эти люди наживут доллары, если султан наживет много больше? Когда крокодил наестся досыта, разве он не открывает своей пасти, чтобы дать птичке сиксак очистить свои зубы от остатков?

Раз Тунку был на моей стороне, я решил занять выжидательную позицию и прожить в столице до тех пор, пока не добьюсь того, чего хочу, даже если пройдут месяцы. Я так ему и сказал.

Он засмеялся и посоветовал мне не говорить об этом деле ни с кем из младших принцев.

— Многое входит в их уши белым, — сказал он, — а выходит оттуда черным… Кроме того, они могут всегда из женщины сделать дрессированную обезьяну и заставить ее швырять кокосы с дерева.

Я понял, что он намекал на Тунку-Хасана, женившегося на одной из женщин султанской крови. Он был родом из Малакки и в Тренгане был чем-то вроде присосавшейся пиявки. Он проводил здесь всего какой-нибудь месяц в году, но с помощью своей жены и всяких сплетников всегда умел обойти султана и добиться от него всего, чего хотел. Через день после моего первого разговора с султаном насчет концессии, я услышал, что Тунку-Хасан находится в куале.