Иегуди Менухин - Странствия

• Название: Странствия
• Автор: Иегуди Менухин
• Издательство: КоЛибри
• Жанр: Искусство и Дизайн
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-389-00143-5

Иегуди Менухин стал гражданином мира еще до своего появления на свет. Родился он в Штатах 22 апреля 1916 года, объездил всю планету, много лет жил в Англии и умер 12 марта 1999 года в Берлине. Между этими двумя датами пролег долгий, удивительный и достойный восхищения жизненный путь великого музыканта и еще более великого человека.

В семь лет он потряс публику, блестяще выступив с “Испанской симфонией” Лало в сопровождении симфонического оркестра. К середине века Иегуди Менухин уже прославился как один из главных скрипачей мира. Его карьера отмечена плодотворным сотрудничеством с выдающимися композиторами и музыкантами, такими как Джордже Энеску, Бела Барток, сэр Эдвард Элгар, Пабло Казальс, индийский ситарист Рави Шанкар. В 1965 году Менухин был возведен королевой Елизаветой II в рыцарское достоинство и стал сэром Иегуди, а впоследствии — лордом. Основатель двух знаменитых международных фестивалей — Гштадского в Швейцарии и Батского в Англии, — председатель Международного музыкального совета и посол доброй воли ЮНЕСКО, Менухин стремился доказать, что музыка может служить универсальным языком общения для всех народов и культур.

Иегуди Менухин был наделен и незаурядным писательским талантом. “Странствия” — это история исполина современного искусства, и вместе с тем панорама минувшего столетия, увиденная глазами миротворца и неутомимого борца за справедливость.

---

Летом 1946 года нас с Анталом Дорати пригласили в Вену и Будапешт дать несколько концертов, и уже по привычке, выработанной за годы войны, я договорился с американскими вооруженными силами насчет нашей транспортировки в обмен на концерт для войск. За нами прислали два небольших открытых самолета, где помещались пилот и пассажир. На самом деле полагался еще и третий, для багажа, но мы путешествовали налегке. Так как ВВС Америки не имели права использовать аэропорты нейтральной Швейцарии, мы с Дорати сели в самолеты во Фридрихсхафене и полетели вдоль солнечных Альп в Вену, где к нашему прилету расчистили центральную улицу. Вена находилась тогда под властью четырех государств, и у каждого из союзников штаб-квартира располагалась в отдельном отеле. Американцы занимали “Бристоль”, куда я и направился с целью позвонить Диане. После войны международный звонок из Европы был делом непростым. Существовало три тарифа: обычный, по которому соединения приходилось дожидаться неделями; подороже, требовавший всего-то нескольких дней терпения; а также “блиц” или “молния”, когда соединяли практически немедленно, но стоило это в десять раз дороже. Я всегда заказывал “блиц”, но позвонить даже так было нелегко. С помощью “волшебного номера” американской армии все трудности и отсрочки испарились, как роса под солнцем. Естественно, я запомнил этот номер, набирал его в Вене каждый день и разговаривал с Дианой. В Будапеште неприятности возобновились, но еще два или три дня в Вене все компенсировали; после этого я вернулся во Фридрихсхафен и Монтрё.

Из Вены мы вылетели поздно. Боясь, что до заката мы успеем долететь только до Бодензее и попадем в туман, о котором говорилось в прогнозе, пилот предложил переночевать в Зальцбурге. Это предложение мне понравилось, так как представилась лишняя возможность набрать с армейского номера телефон Дианы. Все шло чудесно примерно сорок минут, пока нас не прервал мягкий английский голос. Мы ведем не военные разговоры, извинившись, сказал голос, так что, к его великому сожалению, он вынужден нас прервать. Тем не менее нам любезно разрешили нормально попрощаться. На следующий день мы вылетели спозаранку, в полной уверенности, что долетим. (Есть ли что-то более восхитительное, чем на рассвете подняться в воздух на крохотном самолете с крохотного аэродрома? Такое наслаждение я часто испытывал в разных точках земного шара.) Но, подлетая, мы увидели, что все Бодензее окутано туманом. Я предложил сесть в Цюрихе. Меня-то это вполне устраивало, но американского пилота там могли арестовать и интернировать. “Вы говорите по-швейцарски?” — прокричал пилот сквозь ветер и грохот моторов. Я не располагал ни временем, ни достаточной силой легких, чтобы прочитать ему лекцию о четырех языках Швейцарии, вместо этого я уверил его, что сумею вызволить его оттуда. Цюрих не был виден из-за тумана, и пилот повернул в небольшое местечко на швейцарском берегу Бодензее, где, судя по его опыту, всегда ясно, даже в самую туманную погоду. В тот день была освещена совсем маленькая полоска земли, но все же нам хватило места, чтобы сесть. Мы приземлились, я вышел, и не успел я его поблагодарить и попрощаться, как он уже снова поднялся в воздух, выполнив свою миссию.

Было около половины седьмого утра. Я дошел до ближайшей фермы и постучался. Через некоторое время спустился фермер, в пижаме, тут же пригласил меня в дом и без всяких расспросов разрешил воспользоваться телефоном и вызвать такси. Такси я дожидался снаружи. В этой части Бодензее для защиты полей от наводнения построена набережная. На подъезде к ней нас остановил полицейский на велосипеде. Звук самолета не слыхали? Нет, к сожалению, ничем не можем помочь, покачали головой мы с водителем и помахали ему на прощание. Единственный раз в жизни я нелегально вторгся в страну.

Осенью я уехал в Соединенные Штаты в очередное турне, а тем временем Диана (ее любимая сестра уже поправилась и вышла замуж за Луиса Кентнера) сама приехала в Нью-Йорк, желая возобновить свою карьеру; она и “мальчики”, мои друзья детства, пригласили меня в Катедрал-Оукс. Тем временем Хефциба, всю войну проведшая в Австралии, приехала в Лос-Гатос с Линдси и двумя сыновьями, Кронродом и Марстоном. Мы не играли с ней с 1940 года. В 1947-м мы должны были дать первый после возвращения концерт в “Метрополитен-опера” в Нью-Йорке, и, готовясь к нему, я собрал весь клан, в том числе Ялту с сыном Лайонелом, всего восемь человек, в Санкт-Петербурге, штат Флорида. Я снял на месяц дом и уговорил Диану присоединиться к нам в качестве хозяйки, даже не подумав о том, как я ее эксплуатирую. В то время я читал книгу Уолтера Б. Прайса “Питание и упадок физических сил” и решил ехать в Санкт-Петербург из-за доктора Пейджа, стоматолога, который также одним из первых начал говорить о вреде сахара и белой муки. Доктор Пейдж посадил нас на диету, исключающую эти продукты — ни в чем другом мы не были ограничены, — и Диана, которую эти ограничения не смутили, наготовила вкуснейшей еды для всех гостей. Поддавшись уговорам брата, Нола согласилась на раздельное проживание, доверив нам с Дианой Крова и Замиру на летние каникулы 1947 года, и в конце концов Линдси убедил ее сделать тот шаг, на который у меня не хватало душевных сил. Она развелась со мной.

Мы с Дианой хотели быстро пожениться в Копенгагене, но план этот расстроился из-за педантичного советника тамошнего британского посольства, который не видел никакой причины к тому, чтобы снимать запрет и выдавать специальное разрешение на брак. Итак, по велению судьбы нашим городом стал Лондон. К счастью, мистер Марш и мистер Стрим — такие невероятные имена оказались у служащих бюро записей актов в Челси — вошли в наше положение, в отличие от копенгагенского дипломата. Благодаря их ухищрениям пресса ничего не узнала о том, что в воскресенье, 19 октября 1947 года, мы с Дианой поженились. Прямо со свадебного завтрака, устроенного Луисом и Гризельдой, мы отправились в Альберт-холл на репетицию Первого концерта Паганини ре мажор.

ГЛАВА 10 Диана

Прошло уже почти пятьдесят лет, а Диана до сих пор полусочувственно, полунасмешливо ворчит на меня, вспоминая мой унылый вид на нашей свадьбе. Будьте уверены: я сомневался не в Диане, а в собственной зрелости. Как муж я действительно показал себя человеком весьма незрелым, лишенным солидности и властности — пожалуй, даже беззащитным. Согласно моим моральным принципам, право на что-либо не может быть получено в единоборстве с другими людьми — это право можно только заслужить. Так что мне трудно было представить себя владеющим чем-либо, тем более имеющим власть над другим человеком. Неуверенность в том, что я достоин Дианы, и служила причиной озабоченности на моем лице. Мне казалось, что, празднуя еще не одержанную победу, я бросаю вызов судьбе.

С тех пор я получил несколько полезных уроков. Я стал менее склонен подавлять естественные душевые движения, начал с сомнением относиться к незыблемым принципам и обнаружил, что мне принадлежит жена…

“Она справится с любой задачей”, — предрекал по поводу Дианы Ричард Хаузер. И если мне и тогда не нужна была графологическая экспертиза для подтверждения ее способностей, то тем меньше я нуждаюсь в этом теперь! Не было ни одного случая, чтобы события — сколь бы странными и болезненными они ни были — выбили мою супругу из колеи. Самообладание, которому она научилась в детстве, вошло в ее плоть и кровь, стало ее натурой. Все, что она делает, доводится ею до того уровня совершенства, когда то, что есть, и то, что должно быть, становятся одним и тем же. В моей жизни и в жизни наших детей она всегда была вдохновляющим стимулом, воплощением красоты — так повелось с самого начала.

Должен признаться, первая неделя нашей совместной жизни не слишком отличалась от всех последующих: после свадебного завтрака — концерт, один день “медового месяца” в загородном домике, предоставленном друзьями Дианы, Мэдж и Сирилом Ричард; затем несколько выступлений в английской провинции, после чего мы пересекли Атлантику, чтобы начать зимнее турне. Лишь по окончании гастролей, весной 1948 года, мы приехали на отдых в Альму. На восемь лет она стала нашим домом, или, точнее, штабом. Ибо тихой домашней жизнью всегда приходится жертвовать ради карьеры, подобной моей. Лето мы проводили в Альме, весну и осень — в Европе, зиму — в Америке. Среди этих сезонных миграций Диана родила наших сыновей: Джерарда в 1948 году во время Эдинбургского фестиваля, Джереми — в 1951-м, в Сан-Франциско. По ее словам, она рожала “там, где скрипке случалось оказаться на девятом месяце”. Третий ребенок, появившийся на свет в 1955-м году, умер сразу после рождения — это самое печальное событие, которое мы пережили вместе.

С самого начала, еще до того, как Джерард и Джереми потребовали от Дианы внимания, она близко к сердцу приняла свои семейные обязанности, выполняя их с любовью и щедрой самоотдачей. Еще до нашей свадьбы она без колебаний брала на себя заботу о Замире и Крове, теперь же они стали неотъемлемой частью нашей летней калифорнийской жизни. Диана, можно сказать, создана для того, чтобы брать на себя ответственность, немедленно приходить на помощь. Она сразу завоевала симпатию и уважение моих родителей. Во время нашего разрыва с Нолой и в последующий период я жил в разладе как с отцом и матерью, так и с самим собой. Диана вернула естественность нашим отношениям и попутно помогла мне осознать себя взрослым. Ибо это состояние по-настоящему не устанавливается до тех пор, пока между родителем и ребенком нет взаимной любви и уважения, — для того чтобы все уладилось, иногда нужен посторонний. Видя в Диане человека воистину близкого и достойного, они не могли не встретить ее как свою и не радоваться моему счастью. Это пробудило в ней не менее сердечный отклик.