Журнал Поляна - Поляна, 2014 № 03 (9), август

• Название: Поляна, 2014 № 03 (9), август
• Автор: Журнал Поляна
• Издательство: Русская редакция
• Жанр: Периодические издания
• Год: 2014

И во всемирной летописи человечества много есть целых столетий, которые, казалось бы, вычеркнул и уничтожил как ненужные. Много совершилось в мире заблуждений, которых бы, казалось, теперь не сделал и ребенок. Какие искривленные, глухие, узкие, непроходимые, заносящие далеко в сторону дороги избирало человечество, стремясь достигнуть вечной истины, тогда как перед ним весь был открыт прямой путь, подобный пути, ведущему к великолепной храмине, назначенной царю в чертоги! Всех других путей шире и роскошнее он, озаренный солнцем и освещенный всю ночь огнями, но мимо его в глухой темноте текли люди. И сколько раз уже наведенные нисходившим с небес смыслом, они и тут умели отшатнуться и сбиться в сторону, умели среди бела дня попасть вновь в непроходимые захолустья, умели напустить вновь слепой туман друг другу в очи и, влачась вслед за болотными огнями, умели-таки добраться до пропасти, чтобы потом с ужасом спросить друг друга: где выход, где дорога? Видит теперь все ясно текущее поколение, дивится заблужденьям, смеется над неразумием своих предков, не зря, что небесным огнем исчерчена сия летопись, что кричит в ней каждая буква, что отовсюду устремлен пронзительный перст на него же, на него, на текущее поколение; но смеется текущее поколение и самонадеянно, гордо начинает ряд новых заблуждений, над которыми также потом посмеются потомки.

---

— И меня, — сказал весело венгр и признался, что он чех.

Мост Елизаветы проплыл у нас над головой, мы пристали к седьмой набережной.

Автобуса нигде не оказалось. Мобильники сели. Пришлось ехать на общественном транспорте. Я села на восьмой автобус и доехала до улицы Золуоми. Вышла и побрела в отель, подбирая грецкие орехи. За завтраком съела больше обычного. Мама рассказала, что вчера ездила в Париж с другой группой, вернулась только утром — за час до меня. Я соврала, что всю ночь плавала на лодке вокруг острова Маргариты. Больше ничего в голову не пришло. Мы посовещались и решили пойти в зоопарк. Я видела передачу про Будапештский зоопарк — надо проверить. Зоопарк поначалу показался скучным, но потом мы увидели каких-то смешных, размером с кошку хомяков, весело роющих песочек и жующих сенцо. Стало весело. Потом я гладила свинок, порывалась протянуть ладошку к прекрасным почти белым верблюдам, но мама забоялась, что плюнут, и мы их обошли. Потом одна черная обезьянка смотрела мне прямо в глаза и улыбалась. Змеи спали. Птицы попрошайничали. Котики выныривали из черной воды. Было красиво. Мама пошла смотреть мишек, а я застыла у противоположной клетки — там был тигр. Вчерашний! С набережной! Я решила его сфотографировать хоть на телефон. Тигр не поддавался — он бегал туда-сюда, а я за ним.

— Тигр, миленький, ну куда ты, ну постой минуточку! — умоляла я непогибшего красавца.

— Ладно, — сказал, наконец, тигр, вздохнул и улегся на холмик.

— Ты прелесть, — кричала я как сумасшедшая, благо никого рядом не было, — какой же ты красавец! Чудо просто!

Тигр посмотрел на меня, слез с холмика, подошел к сетке вплотную и тихо сказал:

— Я вчера, того, наврал малость, мне неловко, я ведь не профессор, — и лизнул мой телефон.

Елена Ительсон

Рассказы

Ночные тайны

Каждый вечер родители очень долго укладывали мальчика спать. Готовы были читать ему любые книги вслух — лишь бы он заснул.

На уроках, когда было скучно, мальчик думал: — Они торопятся избавиться от меня. Я им мешаю.

Но в чем?

И однажды ночью мальчик тихо лег прямо на пол — под кровать родителей.

Родители тут же выключили свет. И… стали читать книги электронные… каждый — свою. Читали и ругали друг друга, что им отсвечивает текст.

Мальчик лежал на полу, затаившись… Только бы не чихнуть…

Вдруг зазвонил телефон. И папа долго разговаривал со своей мамой. Все время говорил: — Не волнуйся мама. У нас все хорошо. Да… да… И в школе у сына все хорошо…

Папа поговорил. И мама мальчика вздохнула….

И вдруг мальчик чихнул…

— Зачем ты пустил пса? Он будет прыгать в постель…

— А… — подумал мальчик, — значит, пес тут у них вечно околачивается, а я сплю в комнате. И мне иногда страшно. А жаловаться нельзя…

— Пса? — папа встал и открыл дверь. У порога лежал пес…

— А кто же чихает? — спросила мама.

— Я чихаю, я. Ты не узнаешь, — сказал папа и посмотрел под кровать. Он увидел сына и сказал своей жене.

— Так устал на работе. Хочу спать…

Удивительно, но мальчик тоже заснул. Прямо на полу… Под кроватью.

Ночью мама пошла… ну вышла на минуту…

И папа еще раз посмотрел под кровать и спросил: — Хочешь, я перенесу тебя в твою комнату, пока мама не видит?

И не дождавшись ответа, перенес спящего сына на его кровать…

— Что хотел узнать сын? — думал папа и вдруг начал чихать и чихать…

— Я пойду посмотрю, как спит наш сын, — и мама увидела, что сын спит какой-то взъерошенный и одеяло скинул.

— Только бы не заболел. У меня отчет, — подумала мама.

Вернулась и увидела спящего мужа…

— Устал, — подумала она.

Утром папа шепотом объяснял сыну, что такое мужская солидарность: это когда я увидел тебя не там, где ты должен быть и промолчал.

— А потом ты увидишь меня не там, где я должен быть, и тоже промолчишь…

— А где я тебя увижу? На крыше? В небе?

— Нет, это для тебя непонятно, пойдем завтракать.

Так я и не понял, что они меня так рано укладывают спать, — подумал мальчик. — Ну ладно, узнаю потом…

Сашка

И был день. Прекрасный голубой светлый день 70-х. Наши каникулы. И был двор. Не всегда понимавший меня. Но сейчас покорно молчавший — что-то задерживались девчонки со скакалками и резинками.

И была лужа около гаража и помойки. И вдоль лужи ходила молодая соседская собака Жулька. Ее выпускали гулять на целый учительский день (учителя в каникулы тоже работали). За ней следили всем двором. И все равно Жулька иногда успевала съесть какую-то дрянь…

И были голуби — их тогда было очень много, парами слетались на хлебные крошки. Крошки им сыпали все, но больше всех — хозяйка Жуль-ки, учительница Мария Ивановна. В блокаду она ела столярный клей. Она первая рассказала нам о блокаде. На другой день мы с подругой и сыном Марии Ивановны решили попробовать на вкус столярный клей. Не успели. Нас поймала сама Мария Ивановна. Она не ругала. Сына она била без нас.

И была музыка. Из окна соседа. Взрослого соседа. Он каждый день играл «Полонезогинского» — это я произносила в одно слово. Он учился в институте и хотел жениться.

Моей сестре, которая тоже училась в институте и хотела замуж, нужно было только одно — чуть-чуть похудеть (это она так считала). А вот соседу, наверное, чтобы жениться, надо было обязательно хорошо сыграть «Полонезогинского» — так думала я.

У них была сессия. И потому они были дома… Каждый — в своем жилище. И потому я так рано была во дворе. Я не хотела слушаться сестру.

И каждый день зимой и летом, в любую погоду, во двор выходил Сашка. Совершенно взрослый человек с бородой, одетый во все белое (чуть ли не сшитое из простыней). Это чтобы не поехал в транспорте — так объяснили нам. Какой вред мог принести Сашка транспорту, я не знаю до сих пор. Он садился к нам на скамейку и разговаривал с нами, с детьми.

Меня удивляло, что он, взрослый, разговаривал с нами… Однажды я спросила:

— Саша (не могла же я его называть Сашкой, взрослого человека)! А вы кем хотите стать?

— Я хочу в небо, — ответил Сашка.

— Это в космонавты? — переспросила я. — Так на космонавта учиться надо.

— Нет. Мне не надо будет учиться… — Сашка засмеялся.

Проходившая мимо нас соседка закричала:

— Дети! Ну что вы с дураком разговариваете?

— Тетя Клава! А вот вы можете числа в уме перемножать? Трехзначные? — Тетя Клава застыла в ожидании «экзамена». — А он… может. Вот давайте умножим…

— Я — дурак, — сказал Сашка.

Тетя Клава кивнула:

— Дурак. Видишь, даже сам знаешь…

Сашка встал и ушел.

Внезапно раздался крик:

— Уберите этого дурака! Уберите его со стройки!

Сидя на скамейке, я подняла голову. Рядом с нами строили дом. Высокий. (Тень от него навечно сделает нашу квартиру несолнечной.) Шла стройка. Но Сашка оказался на самом верху. Он сидел на кирпичной стене и тихо смотрел в небо. Ровно над ним работал кран. Стройку приостановили. Выбегали мужчины. Кричали. Сашка недвижно сидел на этой кладке и смотрел в облака. Кучевые и перистые — это я научила Сашку. Я же недаром ходила в школу. И Сашка рассматривал их. Но его же выгнали со скамейки. За ним пошел сосед-пенсионер. Еле взобрался, ругал Сашку, уговаривал. Тот оставался сидеть. Больше всего мы боялись, что он упадет со стены. Я подбежала к строителю:

— Можно, я схожу? Он меня поймет. Мы дружим с Сашей…

— Дружим… Еще разобьешься…

— Да мы каждый вечер бегаем по этой («черной») лестнице, — выдала я секрет.

И вдруг строитель согласился. Бабушка, шедшая мимо, перекрестилась.

— Только я пойду одна, — сразу сказала я.

Я поднималась в этот раз очень долго. А дальше я боялась. Нет, не Сашку, а не туда встать и упасть.

— Саша! Это я! Как вам здесь?

— Жарко… Скоро нужно будет уходить. Но я еще не посмотрел на небо… Облака… Девочка! А почему ты здесь? Тебе не страшно? Ведь меня все боятся.

— Саша. Я пришла за вами. Давайте спустимся туда, во двор…

Все не дышали… А ведь его никто никогда не называл на «вы». И все звали Сашкой. И он растерялся. Дал мне свою руку и сказал:

— Пойдем…

— Нет, здесь за руку не получится… Давайте по одному… — настаивала я (Просто до сих пор ни с кем не люблю ходить за ручку.)

…Мы спускались. Как с вершины. Бородатый взрослый Сашка в белье из простыни и я, маленькая девочка, школьница, в очень простом платье…

Мы спустились. В этот день никто не прыгал и не скакал. Всем надо было пережить — зачем я пошла за Сашкой, и как он меня послушался… Соседка моментально повела меня к себе. Есть блины. Сашка сидел на скамейке и глядел в небо.

…Некоторое время я не ходила во двор. Потом стройку огородили получше. Потом достроили этот дом. Я росла. Перестала гулять во дворе. Перестала видеть Сашку. Однажды увидела его, сидящего на скамейке с другими, младшими детьми. Мир рос. А Сашка все такой же сидел на скамейке и гулял по двору. Такой же, как и был в моем детстве.