Борис Джонсон - Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир

• Название: Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир
• Автор: Борис Джонсон
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-389-08936-5

«И что есть город, как не люди?» Энергичный и эксцентричный мэр Лондона Борис Джонсон представляет в лицах историю этого города, древнего и современного, славу которого создавали Альфред Великий, Вильгельм Завоеватель, Джеффри Чосер, Уильям Шекспир, Сэмюэл Джонсон, Джон Уилкс, Уильям Тёрнер, Лайонел Ротшильд, Уинстон Черчилль и другие легендарные личности. Архитектура, инженерное дело, финансы, медицина, литература, живопись, музыка — лондонцы сказали свое веское слово во всех без исключения сферах человеческой деятельности.

Многие поколения лондонцев строили этот город-сад — некоторые из них были гениями, чьи идеи преобразили мир, но большинство нам неизвестны. Они оставили потомкам гораздо больше, чем конгломерат величественных зданий, взглядов и транспортных систем. Эти люди создали то, к чему за два тысячелетия до них стремились римляне, — «глобальный бренд», такую репутацию, которая побуждает людей со всего мира съезжаться в Лондон в поисках всего того, что заставляет жизнь кипеть.

---

Чувство такое, будто я провожу смотр почетного полка марширующих на работу жителей лондонских пригородов, и, когда я прохожу мимо по изъезженному автобусными колесами асфальту, кто-то из них как будто случайно выполняет равнение налево — и тогда меня приветствуют улыбкой, а иногда незлобивым ругательством.

Кто-то говорит по телефону, кто-то беседует со спутником или что-то отмечает в бумагах. Мало кто бросит взгляд на окружающую красоту — а взглянуть есть на что: слева — сверкающие башни Сити, справа — нормандская Белая башня лондонского Тауэра, орудия крейсера «Белфаст» и злые зубчатые башни Тауэрского моста, а под ними — бурлящие водовороты реки, то зеленой, то бурой, в зависимости от времени дня. Но чаще всего они идут сжав зубы, а в глазах — пустой, обращенный вовнутрь взгляд людей, сошедших с автобуса (метро или поезда), у которых впереди трудный день и надо собраться, как перед боем.

Это зрелище, если помните, приводило в ужас Т. С. Элиота. «Толпа течет по Лондонскому мосту, такая огромная, — писал этот чувствительный банкир, обращенный в поэта. — Не ожидал, что смерть пощадила столь многих», — стонал он. И вот спустя девяносто лет после галлюцинаций Элиота поток людей стал еще больше. Когда я проезжаю мимо этой мостовой вне часа пик, я вижу, как она выцвела и стерлась от топота тысяч ног, и даже жевательная резинка не выдерживает тяжелой поступи этой орды.

Со времени апокалиптического кошмара Элиота толпа изменилась. Сегодня в ней шагают тысячи женщин в кроссовках, а в сумочках у них — туфли на шпильках. Мужчины идут с рюкзаками, а не с портфелями, никто из них не носит котелка, и редко кто курит сигарету, не говоря уже о трубке. Но топают они все туда же, цель их поездки не изменилась, а прибывают они в невиданных ранее количествах.

Автобусы Лондона перевозят сегодня больше людей, чем когда-либо за всю историю. Метро намного длиннее, чем раньше, больше людей ездит на поездах. Было бы здорово, если бы они предпочли общественный транспорт и отказались от своих машин, — но парадокс в том, что количество личных автомобилей на дорогах также увеличилось, и количество велосипедов тоже выросло — на 15 % за год.

За двадцать лет революционного развития информационных технологий обнаружилось только одно стопроцентно точное предсказание, которое не сбылось.

Нам говорили, что мы будем сидеть на кухне у себя в Доркинге или Дорсете — и работать при этом в своем компьютерном офисе, используя «информационные суперхайвеи». Считалось, что видеосвязь сделает встречи ненужными. Какая чепуха!

Как бы мы ни изощрялись на тему «что людям нужно и что не нужно», они, люди, просто хотят встречаться с другими людьми лично. Я оставлю детальный анализ антропологам, но попробуйте перейти на «удаленную работу» хоть на недельку — и вы сразу поймете, что это совсем не то, о чем мечталось.

Очень скоро вам станет тошно от бесчисленных чашек кофе, блуждания в интернете и походов к холодильнику за очередным куском сыра. А есть и более глубокие причины этому упрямому желанию людей обнюхивать друг друга у офисного кулера. Как доказал гарвардский экономист Эдвард Глезер, переезд в город настолько же обоснован во времена информационной революции, как и во время индустриальной.

К тому времени, когда я на велосипеде возвращаюсь домой, утренние толпы в большинстве своем уже протопали в обратном направлении. Словно какая-то гигантская глубоководная медуза, Лондон исполнил свой потрясающий ежедневный дыхательный акт — втянул в себя миллионы людей с 7 до 9 утра, а затем с 5 до 7 вечера мощно выдохнул их обратно в пригороды и ближние графства. Но путь домой уже не такой прямой — он зигзагообразный. Нужно заглянуть в пабы, клубы и бары, и, когда я вижу на тротуарах толпы выпивох — клубки людей, распадающиеся и вновь собирающиеся словно в медленном танце, — я понимаю, почему город так легко побеждает пригород. Все дело в богатстве возможностей.

На эскалаторе метро можно обменяться с кем-нибудь взглядами Данте и Беатриче, можно пролить чей-то кофе и предложить купить другой взамен, можно извиниться, когда вам наступили на ногу, можно спутать поводки ваших собак, а можно просто столкнуться с кем-то на тротуаре. Можно даже воспользоваться объявлениями о знакомствах в вечерней газете или (мне кажется, такое еще случается) можно предложить кому-нибудь выпить за ваш счет. Все это брачные ритуалы человека как вида, и все они статистически имеют больше шансов на успех именно в городе, потому что здесь больше потенциальных партнеров и выбор лучше, а цена ошибки — гораздо ниже.

Столичный город похож на громадный многонациональный реактор, в котором мистер Кварк и мисс Нейтрино движутся быстрее, чем где-либо еще, и их столкновение друг с другом приводит к замечательным последствиям. Речь не просто о любви или воспроизводстве. Речь об идеях. О перекрестном опылении, которое с большей вероятностью случается в огромном суперрое пчел, чем в нескольких разобщенных ульях.

Сейчас я скажу то, чего от меня ждут. Я, конечно, понимаю, что многие великие города претендуют на первенство каждый по-своему, и, хотя сейчас стало крайне модно мрачно высказываться о западной цивилизации, я позволю себе осторожно заявить, что Лондон является, пожалуй, самым культурно, технологически, политически и лингвистически влиятельным городом за последние пять столетий. Я даже думаю, что мэры Парижа, Нью-Йорка, Москвы, Берлина, Мадрида, Токио, Пекина или Амстердама не будут придираться, если я скажу, что, после Афин и Рима, Лондон является третьим городом по воздействию на ход истории.

По всему миру похожие толпы шагают на работу по похожим тротуарам с одинаковым выражением мрачной готовности к экономической конкуренции. Они одеты в лондонское изобретение — темный костюм (пиджак, брюки, галстук), носить который первыми стали денди XVIII столетия, а окончательно утвердили викторианцы. Они ездят на устройствах, которые были изобретены или разработаны в Лондоне: на поездах метро (первая линия Паддингтон — Фарингдон, 1855 г.), или на автобусах, или даже велосипедах, которые если и не были изобретены в Лондоне, то именно здесь обрели популярность.

Если они только что сошли с самолета, то вели этот самолет в небе авиадиспетчеры на языке, возникшем в современном виде в Лондоне времен Чосера.

Перед тем как войти в универмаг (его здание появилось в современном виде на Оксфорд-стрит в 1909-м), они пользуются банкоматом (изобретен в Энфилде в 1967-м). Придя домой, они, вероятно, завалятся перед телевизором (первый экземпляр которого заработал в комнате второго этажа над помещением, где теперь бар Italia на Фрит-стрит в Сохо, в 1925-м) и будут смотреть футбол (правила которого были написаны в пабе на Грейт-Куин-стрит в 1863-м).

Я мог бы долго продолжать это восторженное перечисление лондонских технических инноваций, от пулемета до интернета и до рынка фьючерсов на вина «Шато О-Брион». Но у этого города есть заслуги и в духовной сфере, и в идеологической. Когда миссионеры англиканской церкви проповедовали в Африке, они несли с собой Библию короля Джеймса — шедевр, переведенный в Лондоне. Когда американцы основали свою великую республику, их отчасти вдохновляли антимонархические лозунги лондонских радикалов. А ведь во всех концах света правительства хотя бы на словах приветствуют парламентскую демократию и права человека, за которые Лондон ратует как никакой другой город.

В столице Англии зародился дарвинизм. А также и марксизм. А если на то пошло, то и тэтчеризм, и анархо-коммунизм Петра Кропоткина, жившего в Бромли.

Империя — обширные розовые пятна на всех континентах карты мира — вот что позволило Лондону влиять на весь мир, через кембрийский взрыв викторианских технологий и энергии. Но империя явилась не вдруг и не случайно — не по счастливому совпадению Лондон в 1800 году стал самым большим и влиятельным городом на планете. Имперская эпоха сама по себе стала продуктом столетий эволюции, и викторианцы унаследовали целый конгломерат преимуществ: замечательно гибкий язык, владение банковским делом, высокий профессионализм в мореходстве, стабильную политическую систему — все, что было заложено предыдущими поколениями лондонцев.

Большой город дает человеку шанс найти партнера, деньги и еду, а кроме того, есть еще кое-что, зачем талантливые люди едут в Лондон, нечто более дорогое человеческому сердцу, чем даже деньги… и это — слава.

Именно вечная гонка за славой и престижем побуждала лондонцев жертвовать больницам, писать великие пьесы и решать для флота проблему долготы. Как бы вам ни нравилось ваше местожительство, невозможно стать известным, сидя где-нибудь в деревне, — что тогда, что теперь. Нужны люди, которые оценят то, что вы сделали, нужен зал для аплодисментов, и, что важнее всего, — надо быть в курсе, чем занимаются другие.