Галина Гилевская - Обжигающая страсть

• Название: Обжигающая страсть
• Автор: Галина Гилевская
• Издательство: Полина; ВиМо
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87014-046-3

Роман «Обжигающая страсть» — это жизненная история о политическом деятеле и девушке, дочери известного дипломата. Кажется, все благополучно в жизни героев. Они уверены в настоящем, будущее их вполне обеспечено. И вот этот устойчивый, стабильный мир взорван, разрушен навсегда безумным вихрем любви…

* * *

Роман Галины Гилевской увлекательный, российский женский роман, в котором читатель будет следить за перипетиями личной жизни героев, удивляясь и сочувствуя, возмущаясь и негодуя. Убеждаясь еще и еще раз в могуществе силы чувства, имя которому — Любовь.

---

И именно для этого после разговора с девушкой Степан Николаевич приехал к сыну.

Когда молчание начало затягиваться и становиться совершенно неприличным, Кравцов-старший наконец заговорил, с трудом подыскивая слова и часто останавливаясь:

— Я чувствую, Макар, что вел себя не так, как следовало бы…

— Что ты имеешь в виду? Ты о чем?

— Я вспоминаю, что ты говорил на даче у нас… Помнишь, в последний ваш приезд? Про старость… — Степан Николаевич затушил в пепельнице догоревшую сигарету и тут же потянулся за следующей. И это движение лучше любых слов открыло Макару, как волнуется, сидя перед ним, отец. — Ты был прав. Я слишком холоден. Понимаешь…

Степан Николаевич снова замолчал, подыскивая нужное слово. Он избегал смотреть на сына, что-то настойчиво рассматривая за окном. Странно, но и Макар тоже не мог открыто глянуть на отца, предпочитая выискивать и ковырять пальцем дефекты на поверхности полированного стола.

— Понимаешь, — продолжил через мгновение Степан Николаевич, — я всегда думал, что можно контролировать жизнь, направлять ее по нужному руслу. Обычно мне это удавалось, и я стал слишком самоуверенным… Но вот оказалось, что это невозможно… Вернее, я хотел сказать, что есть вещи, контролировать которые мы не властны.

Он снова надолго замолчал, и Макар почувствовал, что надо поддержать отца, помочь ему выговориться, сделать так, чтобы монолог старшего Кравцова все же оказался диалогом. И, лишь бы нарушить эту тишину, Макар произнес:

— Да, я знаю.

— Ты считаешь? — Степан Николаевич наконец-то взглянул на сына, и в глазах его парень прочитал оттенок недоверия. Казалось, отец хотел спросить: «А понимаешь ли ты вообще, о чем я говорю с тобой?» Но Кравцов-старший ничего не сказал, он вдруг заторопился, встал, затушил сигарету и скороговоркой выпалил:

— В общем, я зашел к тебе, чтобы пожелать вам двоим удачи, тебе и Лолите.

— Спасибо, отец. Она хорошая девушка, правда?

— Да, Макар, хорошая. Она мне нравится.

— Я рад, папа… Слушай, а ты сильно торопишься?

— А что? Ты что-то хочешь предложить?

Макар рассмеялся весело и открыто, довольный тем, что тяжелый и немного даже непонятный разговор окончен, и окончен так удачно, на хорошей ноте.

— Да, ты знаешь, мне пришла в голову замечательная мысль. Я еще не обедал, устал, а все свои дела практически закончил. Если у тебя есть время, давай спустимся в подвал. Там у нас такой бар — закачаешься: все свои, ни одной чужой рожи, отличная кормежка и приятная атмосфера. Может, пойдем, перекусим? А заодно и по пятьдесят граммов за твой визит?..

Степан Николаевич тоже улыбнулся, вздохнул глубоко и будто с облегчением, откидывая груз дум и сомнений. Все, теперь он разрешил свои проблемы! Теперь он не стоит на пути к счастью сына и Лолиты — двух самых дорогих ему людей, которых он мог так опрометчиво и безжалостно бросить в бездну горя и предательства!

— Ты гарантируешь хороший обед?

— Папа, бар — просто классный!

— А кто платит? — в шутку вопросил Кравцов-старший.

— Ну, естественно, я — ведь ты мой гость!

— Тогда пошли. Сейчас я буду тебя разорять. А то у вас, журналистов, я слышал, гонорары слишком большие.

— Ну, не больше ваших командировочных да представительских! — парировал Макар, и они со смехом, в отличном настроении, направились в подвальчик.

Выплакавшись и успокоившись, Лолита почувствовала себя лучше, но ощущение какой-то утраты, какой-то пустоты, вдруг возникшее где-то внутри, не позволило ей сосредоточиться на делах агентства, и девушка, распрощавшись с секретаршей Вероникой и дав ей необходимые указания, решила отправиться домой.

— И, Вероника, пожалуйста, не говори никому где я. Мне бы не хотелось, чтобы меня тревожили дома, хочу немного отдохнуть. Только если уж что-то срочное, позвоните мне сами. Договорились?

— Конечно, Лолита, не беспокойтесь…

Вернувшись домой, девушка сразу прошла в свою комнату, задернула шторы, сбросила костюм и блузку и упала на кровать, успев захватить с собой дистанционку «Панасоника». Она щелкнула кнопочками — в си-ди-плейере оказалась «Тайга Симфони» Валерии. «Как раз то, что надо!» — порадовалась Лолита и, пользуясь тем, что родителей нет дома, включила музыку, увеличив громкость почти до отказа.

Мощь ударных заставляла стекла слегка позванивать в окнах. Голос певицы, казалось, исходил отовсюду. Когда-то Лолита специально постаралась отрегулировать колонки так, чтобы ее кровать находилась в самой благоприятной зоне для прослушивания музыки. И теперь, лежа, она оказалась буквально в плену композиции, во власти великолепного звучания цифровой записи…

До вечера, пока не пришли родители, провалялась девушка, меняя диски один за другим и не снижая громкости, — мощный звук пронизывал ее насквозь и не давал ни о чем задуматься.

А только этого она и хотела…

Часам к трем Степан Николаевич вернулся в свой кабинет и обнаружил на столе новую стопку документов — последние правки редакционной комиссии, готовившей законопроект о создании единой таможенной зоны ко второму, окончательному чтению в Думе.

Сначала Кравцов с энтузиазмом принялся за работу, но чем глубже вникал он в подробности дела, тем сильнее сказывался на его работоспособности выпитый с Макаром коньяк. Там, в баре, они с сыном выпили довольно много, незаметно перешагнув границу в сто пятьдесят граммов, после которой коньяк уже не смакуется, а вливается в горло исключительно ради эффекта опьянения.

Они сами не знали, зачем столько пили. Видимо, просто сказалось напряжение последних дней. Как бы то ни было, сначала коньяк принес Кравцову-старшему явное облегчение. Но теперь голова становилась все более тяжелой, медленнее ворочались мысли вокруг документа, раз за разом настойчиво убегая к ней, к Лолите.

Образ девушки, ее голос, глаза, волосы никак не хотели оставить Степана Николаевича в покое.

Сообразив, что поработать, а тем более эффективно, сегодня не удастся, Кравцов сгреб документы, сунул их в верхний ящик стола и с радостью закрыл стол на ключ.

Он вышел в приемную, поинтересовался, открыт ли еще буфет Думы, и, услышав от Маши положительный ответ, тут же снарядил туда девушку, приказав купить кучу бутербродов, два лимона и несколько пакетиков растворимого кофе.

А когда девушка через несколько минут вернулась с продуктами, Кравцов отпустил и ее, и водителя Володю, закрыл приемную изнутри и прошел в свой кабинет.

Он уселся в кресло, аккуратно нарезал лимоны и разложил бутерброды, достал из холодильника покрывшуюся инеем бутылку «Столичной» в экспортном исполнении и решительно открутил пробку…

Кравцов напивался.

Он довольно быстро справился с первой бутылкой, потом попил горячего чаю…

Степан Николаевич твердо решил, что домой сегодня не пойдет. С ним происходило что-то непонятное. Еще никогда в своей жизни он не вел себя так — напиваясь сознательно и в одиночку.

Он достал из холодильника вторую бутылку, и когда та уже заканчивалась, вдруг вспомнил про время. И про Светлану с Наташкой.

Только с третьей попытки он с трудом набрал нужный номер и тут же услышал голос Светланы Васильевны:

— Алло! Алло?.. Степан, это ты?

— Я.

— Степан, ну где же ты? Почему ты не звонил целый день?.. Мы ждем тебя, ужин с Наташей сделали…

— Ну, извините, девушки… — язык не слишком слушался, и Кравцову приходилось прилагать немалые усилия, чтобы справиться с ним. Он говорил слишком медленно, старательно пытаясь произносить все звуки, и жена тут же поняла, что он пьян до умопомрачения.

— Степан, где ты?

— У себя.

— В Думе?

— Ну, в своем каби… ой!.. кабинете, — он вдруг почувствовал себя нехорошо, и голос предательски дрогнул, с головой выдавая Степана Николаевича.

— Ты когда будешь? Ужин греть?

«Интересный у жены голос, — подумал Кравцов. — Такой холодный сразу стал, такой категоричный. А в то же время такой жалостливый и озабоченный. Жалеет меня, что ли?!».

— Тебе чего, ж-жалко меня, что ль?

— Степа…

— Извини, Света, у меня много работы. Тут такие мате-риа-лы, — по слогам выговорил Кравцов длинное слово, — что я никак… Засиделся. И еще буду. Вы спите, все хорошо. Если что — звони, Света, я у себя. Слышь?

— А может, ты придешь домой? — Светлана Васильевна уже не угрожала, а упрашивала, отчетливо понимая, что только лаской можно сейчас с ним справиться.

— Ты чего, не поняла?.. Я ж по русскому языку… не-a, я по-русски тебе объясняю…

— Ладно, не надо мне ничего объяснять. Ты точно у себя?

— Нет, Светка, ты что, не веришь? Мне не веришь, мужу своему? — он пьяно храбрился, пытаясь возопить как можно более грозно, но интонации его на жену не действовали.

— Тогда ложись немедленно на диван — и спи! Понял?