Александр Золототрубов - Зарево над Волгой

• Название: Зарево над Волгой
• Автор: Александр Золототрубов
• Издательство: Аст
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-048888-9

Новый роман современного писателя А. Золототрубова посвящён одному из важнейших сражений Великой Отечественной войны. Автор подробно рассказывает о событиях на Волге с лета 1942 года до зимы 1943. На основе многочисленных документов и воспоминаний участников боев он раскрывает обстановку того трудного времени.

---

— Жукову я не шептал, товарищ командующий, а по данному мне праву как члену Военного совета доложил представителю Ставки, что у нас еще не получено и чего не хватает. Ведь Жуков специально по заданию верховного прибыл на фронт, чтобы выяснить, все ли у нас есть в наличии, не то могло случиться, как с той самой дивизией генерала Родимцева. Поступил я так еще и потому, что, когда Жуков приехал в штаб, ты находился в войсках. И, как видишь, нам дали все — и войска, и оружие, и злополучный антифриз.

Хрущев ожидал, что Еременко станет задавать вопросы, но тот продолжил разговор совсем о другом:

— У меня что-то пересохло в горле. — Он с ухмылкой взглянул на раскрасневшееся лицо Хрущева, потом кивнул на тумбочку, которая стояла у койки: — Будь любезен, возьми там пару стаканов и коньяк. Вставать не хочется: что-то моя нога опять загудела.

«Отчего вдруг его потянуло на рюмку?» — недоумевал Никита Сергеевич, но сделал все, о чем попросил командующий. Еременко налил коньяку в оба стакана, выпил и предложил Хрущеву. Тот мигом опорожнил стакан.

— Крепкий, чертяка, видно, большой выдержки. — Он облизал губы.

— Армянский, пять звездочек! — Еременко упрямо мотнул головой. — А дал мне пару бутылок начальник тыла Красной армии генерал Хрулев, когда приезжал к нам. Говорит: «Пей каждый день по пятьдесят грамм, и твоя нога не будет бунтовать». А я в это не верю.

— А меня Андрей Васильевич коньяком не угостил, — с невольным огорчением проговорил Хрущев.

— У тебя, Никита Сергеевич, обе ноги целы, и коньяк тебе не нужен, — усмехнулся Еременко. — А я все еще хожу с палкой. Правда, на боеспособность фронта это не влияет, — шутливо добавил он. — Сам я уже два ранения перенес, а у тебя на теле нет даже царапины.

— Значит, не судьба мне попасть под вражью пулю, — шумно вздохнул Хрущев. — А тебе, Андрей Иванович, я сочувствую. Два ранения — дело тяжкое, и не каждый их перенесет, а ты, слава богу, как огурчик. Свеж, энергичен, работаешь в полную силу. — Он немного помолчал и неожиданно перевел разговор на другое: — Что-то не верится мне, чтобы Сталин не упрекнул нас в чем-либо. Он всегда чем-то недоволен, часто ворчит. Любит он кольнуть нашего брата и по делу, и без дела.

— Я подобного в нем не замечал, — сухо промолвил Еременко, давая понять, что не в его натуре осуждать человека за глаза.

— Не замечал? — едва не выругался Хрущев. У него даже покраснели скулы, а на лбу заблестели капельки пота. — А когда ты не разбил армию Гудериана под Москвой, хотя обещал верховному это сделать, разве он погладил тебя по головке?

— Что было, то было, и Гудериана я не разбил, и не вовремя был ранен, — вздохнул Андрей Иванович. — Но я ничуть не обижаюсь на Сталина. Зато после выздоровления меня назначили командующим двумя фронтами!

— Уважает тебя Иосиф Виссарионович, факт, а вот меня он не жалует, особенно после того, как в мае мы с маршалом Тимошенко завалили операцию под Харьковом. И побил нас тогда генерал Паулюс, который и тут под Сталинградом сушит нам с тобой мозги. Как думаешь, отстоим мы город?

— Мы его уже отстояли, — серьезно произнес Еременко. — У тебя есть еще ко мне вопросы? Я собираюсь пройти на узел связи. Надо переговорить с командирами и комдивами. Скоро начнем наступление, и очень важно не дать фрицам разгуляться в городе, — не сдерживая голоса, заключил Андрей Иванович медленно и раздумчиво.

Наступило молчание.

— Ты о чем задумался, Андрей Иванович? — спросил Хрущев с понимающей усмешкой.

— Завидую я тебе, Никита Сергеевич, умеешь ты легко находить контакт с людьми, а вот у меня не получается, — признался Андрей Иванович. — Грубоват я. То ли сердце мое зачерствело, то ли нос я стал задирать. Вот на днях был в штабе 39-й дивизии генерала Гурьева…

— Мужественный и боевой командир, — бросил реплику Хрущев. — Его гвардейцы в прошедших боях отступления не знали.

— Вот-вот, герой, — согласился Еременко. — А я начал упрекать его в том, что, когда в сентябре в составе 1-й гвардейской армии его дивизия атаковала немцев в районе деревни Кузьмичи, она понесла большие потери. Дивизия много дней обороняла завод «Красный Октябрь». Похвалить бы генерала, а я возьми и кольни его за то, что не все в дивизии хорошо подготовлены к сражению с врагом, иначе она не потеряла бы половину своего состава. Гурьев стал возражать, мол, у противника больше свежих сил и танков, но я резко оборвал его, заявил, что не стоит оправдываться. Сказал ему, что каждый из нас хочет стать героем, но не у каждого есть твердая стартовая площадка.

— Логично, Андрей Иванович. И что Степан Савельевич, обиделся? — грустно спросил Никита Сергеевич.

— Еще как обиделся! Говорит, командовать легче, чем исполнять. Весь покраснел, как будто я нанес ему пощечину. Меня словно что-то укололо: конечно, поступил я с ним грубовато.

— Извинился? — Хрущев в упор смотрел на Андрея Ивановича, а в его глазах вспыхнули огоньки.

Еременко с усмешкой бросил:

— Не умею я извиняться, Никита Сергеевич, даже если не прав. Это мой серьезный недостаток. Что я сделал? На другой день позвонил комдиву, спросил, как дела. Отвечал Гурьев сдержанно и нехотя, и я понял, что обида на меня точит его сердце. Тогда я сказал: «Степан Савельевич, пока твоя гвардейская дивизия сражается лучше других и Военный совет тобой доволен. Говорят, что от дисциплины до геройства один шаг, но ты сделал их сотни, и я не хочу, чтобы среди этих тяжких шагов был хоть один фальшивый». Он ответил: «Спасибо, товарищ командующий», — а я так и не понял, за что…

На столе командующего заголосил аппарат ВЧ. Генерал Еременко снял трубку.

— Слушаю вас!

— Говорит Константинов (псевдоним Г. К. Жукова. — А.З.). Как у вас идет подготовка, вы все получили? Я имею в виду войска, боевую технику, антифриз и так далее.

— Все, товарищ Константинов! — громче обычного прокричал в трубку Андрей Иванович. — Но если вы решили дать нам еще что-то, буду рад принять.

— У меня ничего нет, проси у Михайлова (псевдоним А. М. Василевского. — А.З.), он находится неподалеку от вас. Ну, будь здоров!

— Жуков звонил, — сказал Еременко, глядя на Хрущева. — Значит, вот-вот начнется наше наступление, и чем ближе оно, тем тревожнее у меня на душе.

— Отчего вдруг? — с сочувствием спросил Хрущев.

— Если честно, то боюсь хуже других фронтов сработать, — признался Андрей Иванович. — У командующего Юго-Восточным фронтом генерала Ватутина меньше опыта в руководстве армиями, чем, скажем, у меня, зато его фронт Ставка сильно укрепила, у него тех же танков намного больше, чем у нас.

Хрущев возразил: Ватутин в операции «Уран» будет наносить по врагу главный удар, а коль так, то его фронт в первую очередь получил все необходимое, чтобы смять оборону неприятеля. А вот у командующего Донским фронтом генерала Рокоссовского сил и средств значительно меньше, чем у него, Еременко. Хрущев напомнил Андрею Ивановичу, что, когда во второй половине августа под Сталинградом сложилась критическая ситуация и войска 62-й и 64-й армий не смогли сдержать натиск врага и начали отходить, Сталин вызвал к ВЧ генерала Рокоссовского и спросил, чем он может помочь сталинградцам. И Константин Константинович предложил направить туда два танковых корпуса генералов Катукова и Ротмистрова, находившиеся в составе Воронежского фронта, которым и командовал генерал Рокоссовский.

— Да, эти танковые корпуса стали для нас большим подспорьем, — сказал Еременко, выслушав члена Военного совета, и уже в открытую признал, что, будь он на месте Рокоссовского, не пошел бы на это.

— Сильные натуры всегда охотно что-то отрывают от себя и отдают другим, — философски заметил Хрущев. — А ты, Андрей Иванович, на войска жлоб, как говорят у нас на Украине. У тебя, пожалуй, и полк не выпросишь, не то что дивизию.

«Все же изловчился укусить меня», — отметил про себя Еременко, а вслух произнес сдержанно и жестко:

— Я не жлоб, Никита Сергеевич, просто хочу лишний раз обезопасить себя, в том числе и свой фронт. Я не прошу у Ставки дополнительного, дайте моему фронту все, что положено. Спрос ведь с меня будет?..

«Не ловчи, Андрей Иванович, ты умен, но и я не так глуп, как тебе кажется», — мысленно возразил Никита Сергеевич командующему.

Утром, едва забрезжил рассвет, а горизонт окрасило в багровый цвет, прекратила свою пляску метель. Ночь прошла относительно спокойно, если не считать звонка командующего Волжской военной флотилией контр-адмирала Рогачева. Он доложил генералу Еременко, что для переброски войск на правый берег Сталинграда корабли и суда в количестве 12 единиц выделены.