Ирина Гуро - Анри Барбюс

• Название: Анри Барбюс
• Автор: Ирина Гуро
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1962

«Прометей революции» — так Ромен Роллан назвал Анри Барбюса, своего друга и соратника. Анри Барбюс нес людям огонь великой правды. Коммунизм был для него не только идеей, которую он принял, но делом, за которое он каждый день шел на бой.

Настоящая книга — рассказ о прекрасной, бурной, завидной судьбе писателя — трибуна, борца. О жизни нашего современника, воплотившего в себе лучшие черты передового писателя, до конца связавшего себя с Коммунистической партией.

---

Богаты душевно и другие герои. Пуалю из новеллы «Солдатская песня» вернулся из побывки с радостной песней на устах. Так чудесно было на родине! Это песня души, отогретой лаской маленькой Клэрины. «Он весь был во власти своего бесхитростного сердца, и голос его, не желая считаться ни со временем, ни с местом, распевал во всю мочь». Контрастны озлобление офицера, запрещающего петь, хотя песня никому не мешала, и тепло очарованной души солдата.

«— Заставьте его замолчать во что бы то ни стало! — дрожа, вероятно, от ярости сказал фельдфебелю офицер.

Фельдфебель втянул голову в плечи, заворчал и бешено ринулся в ночную тьму… И вскоре молчание, великое всемирное молчание воцарилось над равниной, как символ горькой скорбной неволи».

Вслед за портретами солдат идут образы жертв белого террора. Нечеловеческие муки терпят в румынских, болгарских застенках революционеры. Их подвергают чудовищным пыткам, над ними глумятся, а они величественны, они страшны палачам, как страшна им сама правда. Барбюс зовет «распятые народы» к революции. Ему чужд эзоповский язык: наоборот, он называет по имени вдохновителей белого террора, повторяя факты, приведенные в «Палачах».

Сильны кровавые инстинкты, воспитываемые Цанковым и Ляпчевым. Даже простые, хорошие люди, особенно дети, поддаются их тлетворному влиянию. В новелле «Моровое поветрие» («La contagion») пожилой учитель рассказывает, как дети, которые всегда поражают взрослых, играя в полицию, инсценируют повешение Марко Фридмана, болгарина, обвиненного во взрыве белградского собора. Увлечение игрой дошло до того, что маленькие актеры всерьез повесили мальчика, изображавшего Марко.

Герой новеллы «Неукротимый» («L’indomptable») думает о революции даже в минуты самых тяжких физических мучений. Палачи объявляют ему, что «страны на Востоке» уже не существует. Когда к Неукротимому пробирается некая женщина, чтобы сказать ему правду о мире, первый вопрос, который он задает, — вопрос об СССР. «Страна на Востоке» существует. Человек спасен. Она его опора, она дает ему силы перенести любые муки.

Словами о вере «в единственный на свете свободный народ», о вере, которая «страшнее всех взрывчатых веществ» для врагов революции, заканчивается рассказ «Неукротимый», повторяющий подлинный факт подвига Адвоката и Девушки.

Барбюс ничего не выдумал. Он только дал преображенную картину самой жизни. И то, что художник видел своими глазами, выливается в зримый, конкретный образ, освобожденный от абстрактной туманности, нередко проникавшей в крупные полотна Барбюса 20-х годов.

Как злоключения новых Франчески и Паоло воспринимается чудовищная история, рассказанная в новелле «Лицом к лицу» («Ensemble»).

Андриас и Рита, любившие друг друга безмерно, напоминают слитную пару из раннего рассказа Барбюса «Их путь». Но тот налет абстракции, который делал прежнюю новеллу почти легендой, здесь отсутствует. Напротив, без прикрас, «в лоб», с мужественной силой автор передает действительный факт «пытки любовью», которую придумывают садисты палачи.

Андриас и Рита — революционеры. Они попадают в застенки венгерской тюрьмы, в страшный круг Дантова «Ада». Палачи приковывают любящих друг к другу. Oda терпят нечеловеческие страдания: близость их превращается в невыносимую муку. Со смелостью таланта Барбюс не останавливается перед натуралистическими деталями, изображая ужас существования этого «двойного чудовища».

Месяцы такого заключения делают свое страшное дело. Возлюбленные выходят из тюрьмы, изуродованные физически и нравственно. Они не могут видеть друг друга без содрогания.

Строки этой новеллы взывают к мщению. За искалеченного человека. За его поруганную любовь.

В построении сборника новелл есть непреложная логика. В первом разделе «Война» — портреты солдат, прозревающих в огне войны. Образы людей, вставших на бой за правду революции, населяют новеллы второго раздела, который Барбюс назвал «Белый террор». Это те же самые люди, только уже прошедшие путь к сознательному революционному творчеству.

«И о прочем» — так озаглавлен третий раздел книги. Под этим прозаическим титром помещены новеллы о людях подвига в истории и в современности. Герой с большой буквы для Барбюса всегда простой человек. «Красная дева» Луиза Мишель — учительница. Незаметная, скромная труженица. События истории вызвали к жизни энергию рядовых людей, поставили их на пьедестал героев, но они не утратили своих свойств простого труженика, человека, как все.

Барбюсовская концепция героя, может быть, с наибольшей полнотой раскрыта в образе Бальдемаро Цоре из новеллы «Учитель».

«Это был спокойный, простой и кроткий человек, о котором все говорили: «Он добросовестный малый». В тесном кругу деревенских жителей его аккуратность и точность вошли в поговорку. Если бы он когда-нибудь опоздал на урок, все подумали бы, что часы врут».

Прошел слух, что учитель — «красный». Его преследовали черноризники. Они пришли на урок и вступили в поединок с Цоре. Борьба дошла до предела напряжения, и… учитель выстрелил в своих преследователей. Третьим выстрелом он убил себя.

Лаконично и горестно звучит финал этой новеллы: «Так в 1926 году в цивилизованной стране умер школьный учитель, осмелившийся говорить детям о справедливости».

Факты безграничной отваги, свидетельства мужества перед лицом террора, правдивый рассказ о героизме — факты, факты, — Барбюс не устает повторять это слово, как бы убеждая: «Я ничего не выдумал».

Иные новеллы начинаются в спокойной сказовой манере («Жил-был на свете юный принц, который был счастлив»), потом сказовую интонацию сменяет ирония («слава короля все возрастала потому только, что он восседал на престоле»); а кончается все это ироническое построение картиной зверства, на которое был способен сказочный, прекрасный принц.

И опять факт — разительный, точный, убивающий наповал:

«Имя этого юного принца Фердинанд. Так его зовут и теперь. Но теперь он уже не юноша и не принц. Он — король Румынии».

Сборник «Правдивые повести» был вершиной творчества зрелого писателя. Этот этап его развития можно было бы назвать «на аванпостах искусства», так же, как всю его деятельность в эти годы — «на аванпостах борьбы».

ЧАСТЬ IV ПОБЕДЫ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

30-е годы в столицах Европы можно было встретить необычную пару. Мужчина, очень высокий и очень худой, одетый с небрежной элегантностью, которая дается соединением хорошего вкуса с пренебрежением к моде и внешнему лоску. Он был слишком изящен, чтобы быть старомодным, слишком небрежен, чтобы быть названным снобом.

Его голова казалась чересчур маленькой при таком росте, руки — чересчур длинными. И все же во всей фигуре была какая-то гармония. Может быть большой лоб, на который падала прядь прямых волос, тонкий нос с маленькой горбинкой или тонко очерченный рот под усами каштанового цвета, делали лицо с неправильными и резкими чертами почти красивым. В то время как действительно хороши были только глаза. Цвет их изменчив, неуловим. Серые? Да, иногда. И зеленые тоже. И карие. Взгляд их то напряжен, то рассеян. Чаще всего мечтателен или ироничен.

Что же напоминает Дон-Кихота в облике этого человека? Аскетическая худоба? Костлявые руки? Они подвижны и очень выразительны! Какая-то черта суровости, даже отрешенности. И вместе с тем глубокой доброты…

Может быть, это даже не сходство, не тождество неких внешних черт. Но раз возникшая, мысль о рыцаре Ламанчском уже не уходит. Она закрепляется ощущением чистоты и тонкости, благородства и отваги. И доброты.

А его спутница?

Это — совсем маленькая женщина, черноволосая и с какой-то «мальчишинкой» в манерах и движениях. О ней можно сказать: «маленькая», «крошечная», «миниатюрная», но больше всего ей подходит французский эпитет «minusqule», что только очень условно можно перевести как «микроскопическая». Так Барбюс иногда и называл Аннет Видаль, своего секретаря, своего спутника в разъездах по странам мира.

Даже постороннему наблюдателю было ясно, что эти двое связаны большой дружбой, что они хорошо понимают друг друга. Откуда это видно? Они скупы на теплые слова, они далеки от сентиментальности. Разве только вот это: он часто среди разговора вдруг оборачивается к ней и, слегка наклонясь, — он ведь очень-очень высок, а она очень-очень мала, — спрашивает: «N’est ce pas, Annette?»[17]

Этого человека видели в Лондоне и в Мадриде, в белопанской Варшаве и в царстве террора — белой Румынии, в Голландии — стране унылого порядка и в Копенгагене, где все смешалось: модерн и средневековье. И в Женеве, городе благих намерений, где все можно и ничего нельзя.

Ненастным сентябрьским днем на борту «Беренгарии» он приближался к берегам США, и чиновник иммиграционной службы всерьез допрашивал его: «Значит, вы коммунист? Вы в самом деле коммунист?»