Г. Богданов (составитель) - Для чего люди одурманиваются? (Сборник)

• Название: Для чего люди одурманиваются? (Сборник)
• Автор: Г. Богданов (составитель)
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Медицина
• Год: 1988
• ISBN: 5-239-00262-2

В исторической книге, составленной доктором медицинских наук Л. А. Богданович и врачом Г. Т. Богдановым, сделана попытка раскрыть условия и причины распространения пьянства и в какой-то мере обобщен богатейший опыт борьбы с зеленым змием на Руси. Адресована книга широкому читателю.

---

Все четыре действия с дробями.

61. 1 фунт черного хлеба стоит 3 коп. Такое же количество питательных веществ, как в фунте хлеба, содержится в 3 3/5 фунте пива. Зная, что бутылка пива (без посуды) весит 1 1/2 фунта и стоит 10 коп., найдите, во сколько раз пиво дороже черного хлеба?

62. Из 750 рабочих (фарфоровый завод близ Гжели Моск. Губ.) 2/25 начали пить водку в возрасте до 14 лет, 29/50 начали пить водку в возрасте от 15 до 19 лет, 3/10 начали пить водку в возрасте от 20 до 25 лет, и 1/25 начали пить водку в возрасте свыше 25 лет.

В каком возрасте более всего начали пить водку?

III. Десятичные дроби

63. В 1910 году у нас в России осуждено на каторжные работы за разбой 1855 человек. Зная, что 0,6 всего числа разбоев совершается под влиянием опьянения, определите, сколько человек сделались разбойниками и пошли на каторгу из-за своего пьянства только в одном 1910 году?

64. Ежегодно у нас умирает от опоя водкой (средним числом) 4678 человек, а убитых бывает 2840 человек. Во сколько раз больше народу убивает водка, чем убийцы? (Ответ вычислить с точностью до 0,01.)

IV. Все четыре действия с дробями простыми и десятичными

65. Хозяин позвал на свои именины 11 человек гостей, поставив им на угощение 1 четверть ведра водки, 4 дюжины бутылок пива и 2 бутылки рому. Зная, что водка содержит 0,4 яда алкоголя, пиво—1/20 и ром — 0,5, определите: 1) сколько яду пришлось на каждого из пьющих (предполагая, что хозяин и все гости пили поровну); и 2) каково смертельное для человека количество яда алкоголя, если оно на 23/60 бутылки больше, чем то, что пришлось на каждого пировавшего на именинах?

Петр Ива. Откуда на Руси зло?[33]

Ложь! Водкой не рождается
Ни добрых дел, ни дум!
Все пьянством повреждается:
Здоровье, совесть, ум.

Ведь муками похмелья
Все платятся потом
За краткий миг «веселья»,
Навеенный вином.

Не пьяными устроена
Великая страна,
Раздвинута, утроена
И так вознесена!

Судьбой обеспокоены,
В канун Бородина
Отказывались воины
От порции вина.

Кто Библию почитывал,
Тот знает: Валтасар
Твердыней стен рассчитывал
Сломить врагов удар.

Давал пиры он, резвыми
Женами окружен,
И был врагами трезвыми
Жестоко побежден.

Бог в помочь тем, кто трудную
Борьбу ведет с вином!
Заслужат славу чудную
Они в краю родном.

Н. А. Некрасов. Пьяница[34]

Жизнь в трезвом положении
Куда нехороша!
В томительном борении
Сама с собой душа,
А ум в тоске мучительной…
И хочется тогда
То славы соблазнительной,
То страсти, то труда.
Все та же хата бедная
Становится бедней,
И мать — старуха бледная
Еще бледней, бледней.
Запуганный, задавленный,
С поникшей головой
Идешь как обесславленный,
Гнушаясь сам собой;
Сгораешь злобой тайною…
На скудный твой наряд
С насмешкой не случайною
Все, кажется, глядят.
Все, что во сне мерещится,
Как будто бы назло,
В глаза вот так и мечется
Роскошно и светло.
Все повод к искушению,
Все дразнит н язвит
И руку к преступлению
Нетвердую манит…
Ах, если б часть ничтожную!
Старушку полечить,
Сестрам бы нероскошную
Обновку подарить!
Стряхнуть ярмо тяжелого,
Гнетущего труда,—
Быть может, буйну голову
Сносил бы я тогда!
Покинув путь губительный,
Нашел бы путь иной,
И в труд иной, свежительный,—
Поник бы всей душой.
Но мгла отвсюду черная
Навстречу бедняку…
Одна открыта торная
Дорога к кабаку.

Н. А. Некрасов. Праздничный разгул[35]

Не ветры веют буйные,
Не мать — земля колышется —
Шумит, поет, ругается,
Качается, валяется,
Дерется и целуется
У праздника народ!..
Как вышли на пригорочек,
Крестьянам показалося,
Что все село шатается,
Что даже церковь старую
С высокой колокольнею

* * *

Шатнуло раз-другой!..
По столбовой дороженьке
И по окольным тропочкам,
Докуда глаз хватал,
Ползли, лежали, ехали,
Барахталися пьяные,
И стоном стон стоял.
Скрипят телеги грязные,
И, как телячьи головы,
Качаются, мотаются
Победные головушки
Уснувших мужиков.
Дорога многолюдная,
Что позже — безобразнее:
Все чаще попадаются
Избитые, ползущие,
Лежащие пластом.
Без ругани, как водится,
Словечка не промолвится.
У кабаков смятение:
Подводы перепутались,
И спутанные лошади
Без седоков бегут;
Тут плачут дети малые,
Тоскуют жены, матери:
Легко ли из питейного
Дозваться мужиков?
Умны крестьяне русские,
Одно нехорошо:
Что пьют до одурения,
Во рвы, в канавы валятся —
Обидно поглядеть!

С. Есенин. Годы молодые с забубенной славой

Годы молодые с забубенной славой,
Отравил я сам вас горькою отравой.
Я не знаю, мой конец близок ли, далек ли,
Были синие глаза, да теперь поблекли.
Где ты, радость? Темь и жуть, грустно и обидно.
В поле, что ли? В кабаке? Ничего не видно.
Руки вытяну — и вот, слушаю на ощупь:
Едем… кони… кони… снег… проезжаем рощу.
«Эй, ямщик, неси вовсю! Чай, рожден не слабым!
Душу вытрясти не жаль по таким ухабам!»
А ямщик в ответ одно: «По такой метели
Очень страшно, чтоб в пути лошади вспотели».
«Ты ямщик, я вижу, трус. Это не с руки нам!»
Взял я кнут и ну стегать по лошадьим спинам.
Бью, а кони, как метель, снег разносят в хлопья.
Вдруг толчок… и из саней прямо на сугроб я.
Встал и вижу: что за черт — вместо бойкой тройки…
Забинтованный лежу на больничной койке.
И заместо лошадей по дороге тряской
Бью я жесткую кровать мокрою повязкой.
На лице часов в усы закрутились стрелки.
Наклонились надо мной сонные сиделки.
Наклонились и хрипят: «Эх ты, златоглавый,
Отравил ты сам себя горькою отравой.
Мы не знаем, твой конец близок ли, далек ли,
Синие твои глаза в кабаках промокли».

Г. Успенский. Кузька

Публика разбрелась. На сердце Кузьки становилось все тяжелей и тяжелей: он не выносил с гулянья ни одного приятного ощущения; рубль семь гривен, которые он пожертвовал себе на увеселенья, были целехоньки.

«Неужели ж, — подумалось ему, — с тем и домой воротиться?» Как за последнюю надежду ухватился он за мысль снова пойти в кабак.

В кабаке было множество посетителей! Пили, говорили с пьяных глаз что-то совсем непонятное, спорили, жаловались. Внимание Кузьки было привлечено компанией подгулявшей молодежи.

— Нет, не выпьешь, — крикнул один.

— Ан врешь!

— Что такое?

— Да вот Федор берется четверть пива выпить на спор!

— Дай, об чем?

— И спорить не хочу!..

— Нет, нет, пущай его! Друг, пива!

— Поглядим!..

Явилась четверть пива в железной мерке; Федор перекрестился, поднял ее обеими руками и принялся цедить.

Публика следила за ним с особенным вниманием.

— Н-нет, — произнес неожиданно Федор и хлопнул четвертью об стол.

— А-а!.. — послышалось со всех сторон.

Охмелевший Федор присел к столу. Глаза его смотрели бессмысленно.

Кузька, в минуту неудачи Федора, вдруг почувствовал в себе сознание чего-то небывалого. Громадные нетронутые силы, давно ждавшие какого-нибудь выхода, зашевелились. Он видал теперь перед собой такое дело, которое понимал вполне и которое могло прославить его по крайней мере в з-ском кабаке. Кузька чувствовал, что теперь ему предстоит сделать первый сознательный и смелый шаг. Он смело подошел к гулякам и проговорил:

— А что дадите, я выпью четверть?

— А ты чем стоишь?

— Берите что есть, рубль семь гривен.

— Ладно! А с нашего боку, ежели выпьешь, пей сколько хочешь и чего твоей душе угодно… Деньги наши… Идет?

— Кричи…

— Пив-ва, — заорала компания.

Скоро все общество в кабаке столпилось около Кузьки, который удивил всех своим богатырским подвигом. Четверть пива быстро подходила к концу: Кузька ни разу еще не передохнул, только лицо его медленно наливалось кровью, глаза выкатились и сверкали белками…