МИХАИЛ - СУПОСТАТКА

• Название: СУПОСТАТКА
• Автор: МИХАИЛ
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

---

Среда смотрела на свою руку, обагрѐнную кровью и, похоже, корила себя за

бестолковость. Глаза увлажнились.

Я успокаивающе поцеловал еѐ, затем зачерпнул черѐпкой тѐплую воду из

широкогорлого кувшина и принялся обмывать сальную кисть Среды.

-Вот и всѐ. Чепуха, поцарапка. Вон дай Раечке, залижет.

В следующую секунду рядом с нами, пыхтя, остановился Максим:

-Погодьте.

Вынул из кармана Наденьку, щѐлкнул парой клавиш - из торца выстрелила тонкая, с

волосок, игла. Максим приблизился к сжавшейся Среде, осторожно взял еѐ руку. Среда

напряглась, затаив дыхание. Максим мокнул иглу в кровь Среды, щѐлкнул клавишей -

игла исчезла.

-Зачем?

-Погодь, - Максим напряжѐнно вглядывался в дисплей, озарившийся оранжевым

светом.

Я тоже глянул, но ничего кроме мельтешащих точек не увидел.

-За... - начал я и осѐкся: точки замерли на секунду, затем спешно сгруппировались в

центре, образовав рыжий овал, а ещѐ через пару секунд пошла текстовая лента. Она

двигалась так быстро, что я не успевал ухватить даже одно слово.

Лента оборвалась так же внезапно, как и началась, на месте овала застыл жирный

пульсирующий крест.

Максим крякнул, подѐргал бороду, обронил в усы:

-Спасибо, Наденька.

Дисплей погас.

-Ну и?

Максим как-то по-новому посмотрел на Среду, вздохнул:

-Да уж...

-Что? Не тяни кота за хвост.

-Тяни, не тяни... Корешок-то нашей беды тут, у неѐ в животике...

-По-русски, можно?

-Изволь. Во-первых, она беременна. Мальчиком. Во-вторых, этот мальчик... наш

предок, в третьих, Агапова... веточка на нашем общем древе. Проще говоря, кровная

родственница... Лихо, да?

-Лихо... Может, в свете этих сведений Агапова быстрее пойдѐт на контакт.

-Не без этого,- сдавленно произнѐс Максим. - Что-то мне нехорошо... мутит. Я бы

полежал... Так сладко кушалось, и такие последствия...

Я приставил к сеновалу лестницу, расстелил покрывало из заячьих шкур.

Морщась и постанывая, Максим всѐ же одолел ступеньки.

-Располагайся. Тебя как, будить к ужину или сам встанешь?

-А ужин в определѐнное время? Кто опоздал, тот голодный останется.

-Для гостей сделаем поблажку,- принял я шутку Максима.

-Вот спасибочко. Только умоляю: не хвастайтесь больше своей щедростью и

разносольством.

-Будет сделано. Молочко и чѐрствая лепѐшка в меню. Годится?

-Годится,- проронил Максим, уже засыпая.

21. Что делать?!

К ужину Максим не проснулся. Я не беспокоился: пусть отоспится всласть. Когда

ещѐ предстанет такая возможность.

Мы со Средой жили в прежнем режиме, разве что старались не производить

лишнего шума. И ещѐ я с большей нежностью и трепетом относился к Среде: под

сердцем у неѐ мой ребѐнок. Давно забытые чувства захлестнули меня целиком, и надо

76

сказать, они были какие-то особенные, точно это вообще будет первый мой ребѐнок,

поэтому и ощущения сильны своими новизной и первозданностью.

Едва набежали сумерки, я обратил внимание, что Среда едва на ногах держится.

Буквально силой пришлось уложить еѐ в постель, напоить укрепляющим чаем. Она всѐ

время хватала меня за руку, что-то пыталась сказать, но на волю вырывалось лишь одно

слово:

-Любый...

Собственно, еѐ мысли можно было прочесть на встревоженном лице: Бог взял мою

кровь, зачем? Он хочет смутить мою душу, чтобы я отлепилась от Мисааля? Почему?

Чем я не понравилась Богу? Если я буду противиться, он снова пришлѐт ту, злую Богиню

на лошади?

Лаской и нежностью мне удалось еѐ немного успокоить, и вскоре Среда заснула.

Я вышел, сел на крыльце. Почему-то дико захотелось курить.

Встал, прошѐлся по двору. Темнело, уже и первые звѐзды зажигались. Тихо,

безветренно.

У сеновала сидела Раечка, вскинув голову вверх. Я подошѐл. Повернула голову,

мявкнула.

-Что? - шѐпотом спросил. - Удивляешься, как можно столько спать? Твои

родственники, домашние кошки, дрыхнут гораздо больше.

Раечка фыркнула, точно хотела сказать, что я не о том веду речь. А о чѐм?

Раечка вновь напряжѐнно уставилась вверх. Я тоже посмотрел.

Сверху на нас упал сдавленный стон.

Раечка вскочила, метнулась к лестнице, но я уже опередил еѐ.

Максим метался в горячке, бессвязно что-то быстро говорил.

Не мыслю, как, но мне удалось взять его на руки и, буквально сбежать по лестнице

вниз, затем экспрессом понѐсся в баню. Специально протопил, думал: проснѐтся,

попарится от души...

В бане было горячо, я мгновенно вспотел. Положил Максима на полок. Зажѐг свечи.

Стал раздевать его. Максим продолжал метаться, что-то выкрикивая в бреду.

Раздев Максима, кинулся в дом за травами. Возвращаюсь: в предбаннике мечется

Раечка, фыркая раздражѐнно на жар, струящийся в неплотно прикрытую дверь.

Разделся под сверлящим взглядом Раечки, сунулся в баню.

Максим перестал метаться, но продолжал едва слышно сумбурно говорить.

Я запарил травы, нацедил в кружку, разбавил холодной водой. Приподняв голову

Максима, приставил край кружки к его губам. Судорожно, чисто механически, Максим

сделал глоток, другой. И обмяк.

-Алѐ, алѐ! Ты чего? Очнись!

Опустил его голову, похлопал по щекам. Максим открыл глаза, с натугой выдавил:

-Ещѐ жив... значит, успею...

-Что за разговоры! На вот допей. Сейчас попаришься и будешь, как огурчик.

-Протухший, - мрачно пошутил Максим, пытаясь приподняться.

Помог ему сесть, придерживал, пока допивал лекарство.

-Всѐ это... как мѐртвому припарки...

-Прекрати!

-Я знаю, что говорю... "Эма" проснулась... Хлебнула чистой органики... и

проснулась... До утра я не протяну... сожрѐт... Слушай внимательно... и не перебивай...

могу главное упустить...

Передохнув пару минут, Максим заговорил, быстро, без пауз, точно заученный текст

выдавал.

Мне следовало довершить его миссию. В Наденьке есть зелѐная клавиша, нажав еѐ,

я получу малюсенькую таблетку. Еѐ нужно проглотить. Это чип, он действует только в

живом организме. Со смертью Максима, его чип замолчит, Наденька автоматически

переключится на новый, на тот, что будет во мне.

Все свидетельства, документы находятся в файлах. Что не ясно, можно спросить

Наденьку, и получить чѐткий, ясный, исчерпывающий ответ.

77

Белая клавиша - текстовой вариант общения, оранжевая - голосовой...

Максим умер на полуслове. Начал "мен..."- и точно подавился, дѐрнулся всем телом, тяжело обвис на моих руках.

Я прижал его голову к груди, захлѐбываясь слезами и потом, завыл раненым зверем.

В предбаннике поддержала меня Раечка...

Вымытый Максим лежал на полке в остывающей бане. Я вынул заглушки, распахнул

настежь двери. Одевшись, обессилено опустился на порог. В голове стоял убийственный

звон, слѐзы лились ручьѐм, сердце будто зажали в тисках.

Рядом села Раечка, сочувствующе урчала, временами тянулась к лицу и слизывала

слѐзы со щѐк.

Потом прибежала полураздетая простоволосая Среда. Заглянула в баню, ахнув,

опустилась рядом со мной.

-Одеть его надо...

Скорее по интонации, чем по тексту, Среда поняла. Поднялась, и медленно побрела

к дому.

Вернулась, неся на руках меховую пару - штаны и куртку. Для меня шила, любовно

прилаживала ромбики чистой кожи, рисовала защитные орнаменты.

Одевая Максима, я постепенно приходил в себя. Вместо звона, в голове гнутым

гвоздѐм застрял вопрос: "Что делать?"

Хоронить Максима здесь, или как с Дашей попробовать перенести домой? Решаема

ли эта задача для Наденьки? Не совершу ли ещѐ одну ошибку?

Или сначала смотаться к родственнице Агаповой? Если изменится история, значит,

и Максим не явится к нам. И всѐ-всѐ станет по-другому...

Всѐ вернѐтся на круги своя? Где окажусь я? Вернусь в Первый вариант? Супостатка

Ритка останется всего лишь как досадное воспоминание юности...

И не будет Среды, Раечки, Насти... Хорошо, если сотрѐтся всѐ в памяти, а если нет?

Как жить дальше? Они же сниться будут... звать...

Или не дѐргаться, принять вариант Даши: умертвить ребѐнка. Собственно, это ещѐ

максимум двухнедельный эмбрион. Я ведь гинеколог, проделал сотни сотен абортов...

Можно и не так варварски: дать выпить травку - будет выкидыш...

И... всѐ опять вернѐтся на круги своя. То есть к Первому варианту, к 51 году, к

постылой жене, к чистке засорѐнных унитазов....

Не Хочу!!!

Чѐрт, чѐрт, чѐрт! ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ???

ГЛАВА 22

Мы похоронили Максима рядом с Дашей.

И вот третьи сутки на исходе, а я всѐ не могу принять решения. Моя истерика,-

а это, конечно же, была истерика, правда, тихая,- вскоре сошла на нет, оставив мне

тупую усталость. Видимо разум мой сообразил, что истерике не место и не время и