Иван Сытин - Жизни для книги

• Название: Жизни для книги
• Автор: Иван Сытин
• Издательство: Госполитиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1962

В книге содержатся воспоминания крупнейшего русского книгоиздателя и просветителя И. Д. Сытина, а также воспоминании современников о нем.

---

— А вы знакомы, Иван Дмитриевич, с Распутиным?

— Нет, я один, кажется, не интересуюсь этим интересным мужчиной… Слава богу, я всех офень на Руси знаю, так меня «мужичком» не удивишь… Видал всяких — умных и глупых… Многие были умнее Распутина.

— Напрасно… А вы бы съездили да познакомились: чрезвычайно оригинальный человек… Жалеть не будете!..

Эти слова английского корреспондента как-то запали мне в душу. Отчего не взглянуть в самом деле, может быть, чудо какое-нибудь пропущу. Иностранцы и те им бредят…

Наш петербургский корреспондент «Русского слова» Руманов знал Распутина, так сказать, по долгу службы и не выпускал его из своего газетного поля зрения.

Поэтому мне не стоило никаких хлопот добиться «аудиенции».

Вместе с Румановым мы поехали на Обводный канал, где жил тогда этот «властитель дум».

На наш звонок вышла скромненькая девица белошвейного типа (вероятно, дочь) и попросила нас подождать в первой комнате, где какие-то женщины с наружностью богомолок тихонько и степенно шушукались между собой, как тараканы за печкой.

— Доложите, пожалуйста, о нас Григорию Ефимовичу.

Нас проводили в отдельную комнату, где пришлось подождать минут двадцать. Я уже потерял терпение, как неожиданно вошел «сам» и протянул руку. Наружность Распутина была описана тысячу раз, и потому едва ли стоит на ней подробно останавливаться.

Белая рубаха «навыпуск», синие штаны, валенки… Волосы расчесаны по-крестьянски, с пробором посередине, и сильно смазаны маслом. Ростом большой, лохматая, черная борода, на животе поясок. Общее впечатление — отбившийся от работы, праздный мужик, лодырь, из очень зажиточных и лакомых на господскую еду.

— Позвольте, Григорий Ефимович, с вами познакомиться. Сытин.

— Здорово, брат! Что тебе? Зачем пришел, сказывай. У меня дело есть, некогда мне.

— Дела у меня особенного нет, а если вы имеете минуту времени, так потолкуем…

— Ну ладно, садись, коли так!

Мы сели к столу. Я на диван, а Распутин на стул. При этом он так положил руку на стол и на руку голову, что лицо его было совсем близко ко мне.

— Ну что тебе, сказывай…

— Я, брат, просто пришел повидать тебя. Ведь о тебе большая слава идет. Интересно мне умного, большого мужика видеть.

— Ах, дурак какой ты! Вот дурак! Разве у тебя мало умных мужиков? Ты, поди, по всей России всех умных мужиков знаешь… И умных, и дураков… Так мало тебе — пришел на меня посмотреть. Ну смотри, брат, смотри, что тебе посмотреть надо.

— Говорят, Григорий Ефимович, есть какая-то сила в тебе чарующая: и в делах, и в советах…

— Все вы дураки, и больше ничего… Что вам от меня надо? Ну идут ко мне разные бабы, лукавые чинуши, даже министры…

Распутин помолчал и неожиданно спросил:

— Ты вот, Иван Дмитриевич, ко мне первый раз… А хошь, я к тебе приеду в Москву?

Это предложение застало меня врасплох: переход был слишком неожидан. Но я все-таки имел твердость сказать:

— Нет, Григорий Ефимович, ко мне не надо. У меня дел нет. А знакомством с тобою я очень доволен. Прощай, будем знакомы.

Не знаю, обидел ли Распутина мой чистосердечный отказ, но кажется, не обидел.

1918–1924 годы

 первый день новой, народной власти газета и типография, где печаталось «Русское слово», согласно декрету о печати подлежали передаче в ведение государства. Я подчинился; верил, что найду себе применение в делах нового строительства.

Уже через несколько дней типография пошла, все было в полном порядке. Все сразу восстановилось — тихо, мирно. Все осталось па местах. Бумаги было в запасе 450 тысяч пудов. С Енукидзе, назначенным руководить типографией, я откровенно делился всеми сведениями по хозяйству, он проявлял ко мне дружеское внимание, делу я помогал. Через месяца два запасы бумаги в наших дальних сараях подходили к концу, а бумагу со станции Николаевской железной дороги стали возить во двор типографии на простых ломовиках, катая рулоны по булыжнику, цепляя крюками и ломами, бумага портилась, делали свое дело дождь и грязь. Я пошел к заведующему типографией и попросил его со мной вдвоем съездить в наш отдел по бумаге. Он вызвал автомобиль и пригласил своего помощника. Поехали. Я ему показал нашу огромную складскую территорию, три огромных амбара и заготовленный рельсовый путь к ним.

— Путь совершенно подготовленный, но не открыт. Не успели. Две недели осталось, чтобы пустить в эксплуатацию.

Я размел рельсы, показал, что здесь два поезда могут входить, разгружать бумагу прямо из вагона в сараи, ежедневно подвозить ее частями прямо в типографию. Пригласили инженера, который через неделю все привел в порядок. Дело пошло без вреда для бумаги, дешево, быстро.

Мое пребывание в газете уже кончилось. Я перешел на Пятницкую и стал ходить на фабрику пешком ежедневно (от Страстного бульвара, теперь площадь Пушкина). Выходил в 7 часов утра и оставался до конца работы.

Переход к верному хозяину — к народу всей фабричной промышленности я считал хорошим делом и поступил бесплатным работником на фабрику. Два года, до конца 1919 года, я усердно посещал фабрику и разные учреждения по ее делам. В декабре моей обязанностью было посещать пять раз в неделю представителя Госиздата: от него надо было получать указания, что печатать, в каком количестве, какого качества. Все вырабатывалось совместно, исполнялось с большой аккуратностью. Учет дела, материала и работы вела тщательно контора. Я — бесплатный инструктор, подотчетный исполнитель заказов; все делалось вовремя, все заказы исполнялись только по указанию Госиздата.

В мае 1919 года уже официально проводится передача всех предприятий и всего имущества Госиздату РСФСР. Я сдал текущий счет и кассу.

Вацлав Вацлавович Воровский, возглавлявший тогда Госиздат, приехал ко мне попрощаться. Сказал, что сожалеет, что не может в дальнейшем работать со мной. Так мы расстались.

Дальнейшая работа моя изменилась. В начале 1920 года я уехал за границу: по поручению ВСНХ надо было наладить бывшую у меня договоренность со Стиннесом о концессии бумажной промышленности. Выехал в Германию. Стиннес, с которым мне пришлось иметь дело, с удовольствием принял предложение о концессии и решил послать со мной в Россию своего представителя г-на Фермана.

Два месяца в Москве продолжались переговоры, но соглашение не состоялось. Ферман уехал, хотя оставил на будущее некоторую надежду, потому что концессия была выгодная.

Однажды пришли ко мне старые рабочие Дербышев, Шендерович и Алмазов.

— Вот, Сытин, идите к нам, ВСНХ предлагает создать с вашим участием «синдикат». Он должен объединить писчебумажное дело, печатное дело, большие типографии. Этот синдикат — Полиграфпром будет исполнительным органом Госиздата и других государственных учреждений в самом крупном масштабе. Хотите с нами работать?

— Вы говорите о моей мечте. Это будет замечательное дело, в три раза больше того, что было у Сытина. Я очень рад этому. Только вот моя маленькая просьба, прошу сделать. Сытин один… На него все пальцами будут показывать, лезет, мол, вперед. Прошу вас, разрешите мне пригласить некоторых наших старых книжников.

— Ну как знаешь. Смотри, чтобы дело не было испорчено.

— Вы же понимаете, что это только украсит дело.

— Давай, веди их.

Пришли на совместное обсуждение, беседуем как будто хорошо, все согласны, как будто дело идет на лад. Условились собраться у заведующего Госиздатом О. Ю. Шмидта.

Следующий день проводим в Госиздате. В кратких словах доклад делает Дербышев. Дело задумано серьезно и обстоятельно: мы должны создать огромное образцовое государственное дело: широко поставить издательскую работу, развивать фабрики, улучшать их продукцию; всю полиграфию объединить, дать все, что нужно главным типографиям, поручить им самые важные государственные издания. Мы дадим Госиздату все, что он пожелает, чтобы широко поставить печатное дело.

Но исполнить это не удалось. Выслушав нас, О. Ю. Шмидт сказал, что объединение полиграфической и бумажной промышленности — это особое дело государства, вопрос нужно ставить не в Госиздате.

— Наше дело — давать заказы, мы заказчики, вы исполнители, — сказал он. — В торговле с Думновым, Сабашниковым и Сытиным мы еще можем иметь некоторое дело, но в ограниченном и скромном виде.

Так на этот раз мы не договорились, очевидно, задуманное не было в соответствии с общей системой государственного хозяйствования.

Правда, позже в форме акционерного общества по изданию книг создалось издательство «Земля и фабрика», в котором пайщиками были и Полиграфпром (объединение крупных московских типографий) и объединение некоторых бумажных фабрик. Но в этом деле я не нашел применения своему труду. Произошло все это во время моих длительных поездок в Америку.