Герберт Уэллс - Борьба миров

• Название: Борьба миров
• Автор: Герберт Уэллс
• Издательство: Прибой
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1927

На исходе девятнадцатого столетия никто не поверил бы, что за человеческой жизнью зорко, тщательно и завистливо наблюдали разумные существа, стоящие на более высокой ступени развития. Они обдуманно и расчетливо ковали планы против землян: чтобы выжить, расе марсиан требовалось завоевать территорию, населенную существами низшего порядка. И вот в начале двадцатого века на Землю посыпались цилиндрические снаряды, выпущенные с Марса…

---

Говоря о различиях жизни на Марсе и на Земле, я должен упомянуть об одном любопытном явлении, о «красной траве».

Преобладающим цветом растительного царства на Марсе является, повидимому, не зеленый, как у нас, а кроваво-красный цвет. Во всяком случае, семена, которые марсиане, намеренно или случайно, занесли с собою на Землю, давали все, без исключения, красные ростки. Но из всех этих растений только одно, получившее название «красной травы», привилось на Земле.

Другое красное растение, ползучее, продержалось у нас очень недолго, и лишь немногие видели его. Некоторое время оно разрослось с поразительной пышностью и силой, покрыло всю внутренность ямы на третий или четвертый день нашего заточения, и ее сочные кактусообразные побеги обрамляли каймой наше треугольное окошечко в стене. Позднее оно разрослось по всей окружающей местности и в особенности там, где была проточная вода.

У марсиан имелось то, что можно было бы назвать слуховым органом, в виде одной круглой барабанной перепонки, находящейся на задней стороне их туловища — головы. Глаза их имели то же строение, что наши, с той только разницей, по утверждению Филипса, что синий и фиолетовый цвета им казались черными.

Высказывалось предположение, что марсиане сообщались друг с другом посредством определенных звуков и движениями щупальцев. Это говорилось между прочим в одной талантливо, но несколько поверхностно составленной статье, на которую я уже ссылался и которая до сих пор была главным источником сведений о марсианах. Автор ее, несомненно, не видел марсиан. Из всех, оставшихся в живых, никто не видел их так близко и не наблюдал их так подолгу, как я. Я отнюдь не ставлю себе в заслугу того, что было лишь счастливой случайностью, а просто констатирую факт.

Я имел возможность наблюдать их целыми часами, видел, как они вчетвером, впятером, а раз даже вшестером исполняли самые сложные, самые трудные работы, не обменявшись ни единым звуком, ни единым жестом. Их своеобразное завывание всегда предшествовало процессу питания. В нем не было никаких модуляций, и оно не имело значения сигнала. Это было просто выдыхание воздуха, так сказать — подготовительная операция, облегчающая всасывание крови в приемный канал. Я имею некоторые притязания на хотя бы элементарные познания о психологии и я твердо убежден, как только можно быть убежденным в чем-нибудь, что марсиане обменивались друг с другом мыслями без помощи каких-либо звуков и жестов. Я убедился в этом, несмотря на мои предвзятые идеи, так как до нашествия марсиан, — как это, может быть, припомнят читатели, которым случалось просматривать мои статьи, — я писал, и даже очень горячо, против телепатической теории.

Марсиане не носили одежды. Их понятия об украшениях и приличии естественно расходились с нашими. И не только они были менее чувствительны к переменам температуры, но даже изменение атмосферного давления не отражалось сколько-нибудь серьезно на состоянии их здоровья. Но хотя марсиане и не носили одежды, зато во всем другом, где можно было искусственно пополнить свои физические ресурсы, они далеко превзошли людей. Мы, с нашими велосипедами, коньками, с нашими лилиенталевскими летательными аппаратами, пушками, ружьями и так далее, только начинаем ту эволюцию, которую марсиане уже проделали. Они представляли собою один сплошной мозг, облеченный в различные тела, соответствующие их потребностям, совершенно так, как человек надевает платье, садится на велосипед, когда он спешит, или берет зонтик, когда идет дождь.

Во всех механических приспособлениях марсиан поражала одна интересная особенность. В них совершенно отсутствовало то, что составляет главную часть почти всех механизмов, изобретенных людьми, — отсутствовало колесо. В вещах, занесенных ими на землю, не было даже намека на применение принципа колеса. А ведь, казалось, оно должно было бы применяться, хотя бы для целей передвижения!

По этому поводу любопытно отметить тот факт, что и на Земле мы нигде не встречаем в природе идеи колеса. Природа предпочитает достигать движения другими способами. Быть может, принцип колеса был неизвестен марсианам, что, впрочем, мало вероятно, но, во всяком случае, что они воздерживались от его применения. Их механические аппараты поражают почти полным отсутствием даже неподвижных или относительно неподвижных осей, ограничивающих круговое движение одною плоскостью. Почти все соединения в их машинах представляли сложную систему скользящих частей, двигающихся по маленьким, великолепно отполированных подшипникам. Перечисляя все эти подробности, я хочу упомянуть еще об одной: длинные рычаги их машин в большинстве случаев приводились в движение системой металлических дисков в эластичном футляре, представляющей остроумное подражание системе живых мышц. Когда чрез эти диски пропускался электрический ток, они поляризировались и взаимно притягивались со значительной силой. Этим способом и достигалось то сходство с движениями живого существа, которое так поражало и пугало всех, видевших марсиан в действии.

Особенным обилием искусственных мышц отличалась та крабообразная машина, которая работала по разгрузке цилиндра, как раз в тот момент, когда я в первый раз заглянул в трещину в стене. Эта машина несравненно больше походила на живое существо, чем сами марсиане, которые, лежа в лучах заходящего солнца, задыхались, еле шевеля своими ослабевшими щупальцами, после своего долгого путешествия в мировом пространстве.

В то время как я наблюдал в трещину их вялые движения, отмечая каждую интересную для меня подробность, викарий напомнил мне о своем присутствии, дернув меня за руку. Я оглянулся и увидел его сердитое лицо и красноречиво сжатые губы. Ему тоже хотелось посмотреть, а так как щель была маленькая, то смотреть в нее можно было только одному. Я уступил ему свое место. Свои наблюдения мне пришлось отложить на некоторое время и ждать, пока он воспользуется своим правом.

Когда я снова занял место у трещины, «рабочий-машина» уже сложил отдельные части, вынутые из цилиндра, в аппарат, представлявший несомненное подобие его самого. А немного ниже, левее, я увидел небольшую машину для копания земли. Она выбрасывала кверху столбы зеленого пара и, быстро двигаясь вокруг ямы, методично и планомерно расширяла ее, складывая вырытую землю по ее краям. Эта-то машина и производила тот непрерывный грохот вперемежку с ритмическими ударами, от которых сотрясалось наше убежище. Во время работы машина непрерывно гудела и свистела. Насколько я мог заметить, в ней не было марсианина, и машина работала самостоятельно.

III Дни плена

Появление второй боевой машины заставило нас бросить наш наблюдательный пост и спрятаться в умывальную комнату, так как мы боялись, что марсианин со своего возвышения увидит нас в нашей засаде. Однако спустя некоторое время наш страх прошел, и мы сообразили, что в ослепительном блеске солнца наше окошко должно было казаться снаружи темным пятном. Но вначале нам достаточно было увидеть машину марсиан, как мы с бьющимся сердцем бросались назад в умывальную комнату.

Все же, несмотря на все опасности, угрожавшие нам, мы не могли противиться искушению посмотреть в трещину. И теперь, вспоминая те дни, я удивляюсь, как могли мы, несмотря на весь ужас нашего положения, — смерти от голода, с одной стороны, и мучительной смерти — с другой, ради печальной привилегии смотреть, наперегонки бежать через кухню, толкаясь кулаками в то время, когда нам грозила опасность быть открытым.

К сожалению, мы были людьми разного склада, разного образа мыслей и действия; заключение и опасность резче выявили это различие. Еще только в Галлифорде я возненавидел священника за его нытье и тупое упрямство. Его бесконечные невнятные монологи мешали мне сосредоточиться и доводили меня, и без того крайне возбужденного пленом, почти до сумасшествия. Он был неспособен принудить себя к чему-нибудь. Он мог плакать часами, и мне кажется, что этот баловень судьбы серьезно воображал, что его жалкие слезы могли чем-нибудь помочь.

Я же, сидя впотьмах, прилагал все усилия, чтобы забыть о его присутствии, и не мог, так как он назойливо напоминал о себе. Он ел гораздо больше меня, и было безнадежно доказывать ему, что единственный наш шанс на спасение, — это оставаться в доме и ждать, пока марсиане покончат со своими работами в яме, и что в этот — очень возможно, долгий — промежуток ожиданья, может наступить время, когда нам нечего будет есть. Он ел и пил, когда ему хотелось, не стесняя себя нисколько. Спал он мало.

Время шло, а с ним росла его беспечность и нежелание считаться с обстоятельствами. В конце концов это грозило большой опасностью, и мне пришлось, как бы мне ни было тяжело, прибегнуть к угрозам, и, наконец, даже — к побоям. На какое-то время это образумило его. Но он был одной из тех натур, полных лицемерия, которые обманывали Бога, людей и сами себя. Дряблая, трусливая, себялюбивая душонка! Мне неприятно вспоминать, и тем более, писать об этих вещах, но обязан быть последовательным в своем рассказе. Те, кто не сталкивался с темными и с страшными сторонами жизни, легко осудят меня за мою жестокость, мою вспышку гнева, которым закончилась наша трагедия. Конечно, эти люди умеют отличать добро от зла, но они не знают, на что способен человек, доведенный до отчаяния. Однако тот, кто спускался на дно жизни, до самых ее пределов, поймут и пожалеют меня.