Жорж Санд - Пьер Перекати-поле

• Название: Пьер Перекати-поле
• Автор: Жорж Санд
• Издательство: Фолио
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-7150-0104-8

Роман известной французской писательницы Ж. Санд (1804–1876) «Пьер Перекати-поле» («Красавец Лоранс»), повествует о жизни артистической богемы, необычных судьбах странствующих актеров.

---

Белламар дал клятву и уехал сейчас же. Я пошел разбудить Лоранса, и он немедленно побежал к той, которую называл уже своей невестой и в которую был отныне безумно влюблен. Ей хватило мужества скрыть от него свое волнение и опасения и притвориться, что она уступает его нетерпеливым настояниям. Вечером он уехал в Париж.

Ночью поезд, увозивший его в Руан, должен был встретиться с тем поездом, который вез Белламара и Империа в Барантэн.

Они приехали к нам на следующее утро. Я ждал их у мадам де Вальдер, готовый уйти при их приближении.

— Нет, — сказала она мне, — Империа вас не знает, и ей было бы неловко говорить при вас; но я непременно хочу, чтобы вы могли дать Лорансу подробнейший и вернейший отчет об этом свидании. Пройдите в мой будуар, откуда вам все будет слышно. Слушайте нас и записывайте в случае необходимости, я этого требую.

Я повиновался. Империа вошла одна. Белламар, не желая стеснять излияний обеих женщин, поднялся в приготовленную для него комнату. Мадам де Вальдер приняла Империа, протягивая ей обе руки и целуя ее.

— Господин Белламар, — сказала она ей, — должно быть, предупредил вас?

— Он сказал мне, — отвечала Империа своим ясным и уверенным голосом, — что одна прелестная дама, добрая и образованная, видела меня когда-то на сцене — уж не знаю, где — и соблаговолила почувствовать ко мне дружбу, и что эта дама, узнав, что я нахожусь поблизости, пожелала видеть меня, чтобы сделать мне какое-то важное сообщение. Я доверилась и приехала.

— Да, — продолжала мадам де Вальдер, голос которой дрожал, — вы были правы. Я питаю к вам самое большое уважение… но вы устали, быть может, еще слишком рано…

— Нет, сударыня, я никогда не устаю.

— Вам холодно…

— Я привыкла ко всему.

— Выпейте чашку шоколада, который я велела приготовить для вас.

— Я вижу также и чай. Я предпочла бы чашку чаю.

— Я сейчас подам вам, предоставьте это мне. Бедное дитя, какую суровую жизнь вы ведете; вы, такая слабенькая!

— Я никогда на это не жаловалась.

— А между тем, вы воспитывались в довольстве, даже в роскоши… Я знаю, кто вы по рождению.

— Не будем говорить об этом; я сама никогда об этом не говорю.

— Я знаю; но я имею право задать вам один вопрос. Если бы вы снова разбогатели, разве вы не оставили бы с радостью сцену?

— Нет, никогда.

— Значит, это страсть?

— Да, страсть.

— Исключающая всякую другую?

Империа молчала.

— Простите меня, — снова заговорила мадам де Вальдер еще более взволнованным голосом. — Это нескромность с моей стороны, но я осуждена на нее. Мой долг расспросить вас, добиться вашего безусловного доверия. Если вы откажете мне в нем… но разве вы еще не видите, что вы были бы неправы, что я женщина искренняя?.. Послушайте! Не думайте, что я хочу отговорить вас; тут речь идет совсем о другом! Я преданный друг одного человека, который вас сильно любил и который, сделавшись богатым, свободный от всяких уз, мог бы еще любить вас…

— Это вы о Лорансе говорите; я узнала вчера из разговора в нашем вагоне каких-то людей, что бывший актер получил в наследство большое состояние.

— А! И что же?

— Как, что же? Я очень порадовалась за него.

— А за себя?

— За меня? Вам это-то и хочется знать? О, нет, я о себе и не подумала.

— Значит, вы его никогда не любили? — вскричала мадам де Вальдер, не в силах сдерживать свою радость.

— Я его нежно любила, и память о нем будет всегда дорога мне, — отвечала Империа с твердостью, — но я не захотела стать его любовницей, раз я не могла быть его женой.

— Почему? Разве в вас сохранились родовые предрассудки?

— У меня их никогда не было.

— Были ли вы действительно связаны с другим?

— В своих собственных глазах, да.

— Еще и теперь?

— По-прежнему.

Графиня не могла более сдерживаться и сжала мадемуазель де Валькло в своих объятиях.

— Я вижу, сударыня, — сказала ей та, — что вы принимаете во мне участие, главный предмет которого, в сущности, не я сама. Позвольте же мне успокоить вас совершенно и сказать вам, что другая любовь навсегда разлучает меня с Лорансом.

— Если так, то спасите его, спасите меня совсем; повидайтесь с ним и скажите это ему самому…

— К чему? Я сказала ему это совершенно определенно, когда мы виделись с ним в последний раз в Клермоне.

— Но вы тогда заплакали, и он подумал, что вы его любите.

— Он вам это сказал?

— Мне сказал это господин Белламар.

— Ах! Да, Белламар тоже думает, что я его любила!

— И что вы любите его и до сих пор.

— Он скоро разуверится в этом. Но скажите, пожалуйста, если бы мой ответ оказался противоположным тому, который вы сейчас слышали, что бы вы сделали?

— Милое дитя мое, я приняла заранее твердое решение и исполнила бы его. Я уехала бы без слова упрека, без досады на вас.

— Вы незнакомка из Блуа!

— Вам сказал это Белламар?

— Нет, я сама догадалась.

— Это действительно я. Но как вы меня узнали?

— По вашему великодушию! Это уже не в первый раз, что вы готовы так поступить. Не писали ли вы этого Белламару? Не поручали ли вы ему поговорить со мной о вас?

— Да. А он сделал это?

— Сделал, да, но не называя мне вашего имени, которое я узнала только сегодня. В вагоне, где я узнала о блестящем положении Лоранса, кто-то сказал: «Он женится на своей соседке, мадам де Вальдер». Будьте же счастливы без зазрения совести и страха, дорогая графиня. Я узнала об этом с большим удовольствием. Я люблю Лоранса как брата!

— Поклянитесь мне, милое дитя, что вы тогда оплакивали его как брата.

— Я вижу, что слезы эти очень вас тревожат. Я должна ответить вам доверием на доверие. Я расскажу вам все в нескольких словах, так как вы знаете уже всю мою жизнь, за исключением интимной истории моих чувств.

— Скажите мне все, все! — вскричала мадам де Вальдер.

Империа сосредоточилась на секунду и рассказала затем следующее:

— Вы знаете, как и почему я поступила на сцену. Лоранс, конечно, рассказал вам это. Я хотела поддержать отца, и, несмотря на все превратности моей жизни, мне удалось доставлять ему до самой его смерти всевозможные удобства, какие только были доступны ему в его состоянии тихого умопомешательства. Я навещала его каждый год, и он меня не узнавал. Но я удостоверялась лично, что он не терпит недостатка ни в чем, и возвращалась к себе успокоенной. Если я могла исполнить этот долг, то я обязана этим господину Белламару, и о нем-то я и буду говорить с вами. Когда я явилась к нему украдкой в первый раз, чтобы попросить его сделать из меня артистку, он не был мне незнаком. Он приезжал к нам в Валькло ставить детскую комедию, которую мы собирались играть в день рождения моего бедного отца. Мне было двенадцать лет, Белламар был еще молод. Его комическое безобразие сперва очень меня развеселило; но потом его ум, его доброта, его милая нежность в обращении с детьми заполонили мое детское сердце и овладели им навсегда.

— Как! — вскричала мадам де Вальдер. — Вы любите Белламара? Возможно ли?

— Да, именно его, — отвечала с твердостью мадемуазель де Валькло, — его, беднягу, который был всегда некрасив, который скоро будет стариком и останется всю свою жизнь бедняком… Взгляните на меня: я скоро буду такая же, как он, время сгладило всякую разницу! Когда мне было двенадцать лет, ему было тридцать, и глаза мои не подводили счетов. Когда он прорепетировал со мной роль, заставил меня научиться нужным жестам и отечески поощрил меня, говоря, что я родилась артисткой, меня обуяла большая гордость, и воспоминание об этом человеке, открывшем мне мою судьбу, запечатлелось в моем мозгу, как прикосновение таинственного духа, явившегося из какой-то неведомой области для того, чтобы объявить мне мое призвание. В день его отъезда из Валькло мальчики, игравшие в нашей пьесе, бросились ему на шею. Он был такой добрый, такой веселый, так хорошо умел управлять ими, забавляя их, что все его обожали. Он подошел ко мне и сказал:

— Не бойтесь, барышня! Я не попрошу у вас позволения поцеловать вас. Я такой урод, а вы такая хорошенькая; но рука моя не так безобразна, как мое лицо, не положите ли вы в нее вашу маленькую ручку?

Я была тронута, его рука была прекрасна. Я забыла, какое у него лицо, обвила его шею руками и поцеловала его в обе щеки. От него хорошо пахло, он всегда холил свою персону. Лицо у него было мягкое и гладкое. С этой минуты он никогда уже не казался мне некрасивым.

Когда он уехал, о нем много говорили у нас. Мой отец, человек выдающийся и очень начитанный, высоко ценил ум и чувства Белламара. Он обращался с ним, как с человеком серьезным и считал его настоящим артистом. Белламар имел большой успех в нашей провинции, где он давал в то время спектакли. Мои родители часто присутствовали на них. Раз я упросила, чтобы они взяли меня с собой. Он играл «Фигаро». Он был в хорошем костюме, хорошо загримирован, он был полон живости, изящества и грации: я нашла его прелестным. Даже его недостатки, его дурной голос — и те понравились мне. Я никак не могла отделить его физические недостатки от его достоинств. Ему горячо аплодировали. Я пришла в восторг от его успеха, мне позволили бросить ему букет с надписью: «Маленькая Нанси своему учителю». Он поднес букет к губам, глядя на меня с растроганным видом. Я была в упоении гордости. Мои маленькие кузены разделяли мое упоение; они были знакомы с известным актером, с артистом, пользующимся успехом, которому так хлопают! Они играли с ним, они говорили ему «ты», а он преважно называл их «Мои дорогие товарищи». Пришлось их пустить в антракте за кулисы: они непременно хотели поцеловать его. Он передал им для меня фотографическую карточку, изображавшую его в красивом костюме Фигаро, и сказал им: