Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 3

• Название: Собрание сочинений. Том 3
• Автор: Петр Павленко
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1953

Повести и рассказы, включенные в настоящий том, охватывают более чем двадцатилетний период творчества П. А. Павленко. Из повестей вошли: «Пустыня» (1931), «Русская повесть» (1942), «Степное солнце» (1948–1949) и рассказы, написанные с 1928 по 1951 г.

---

Они закурили.

— Хотите, я покажу вам еще одну нешаблонную вещь? — спросил Чириков и, не встретив возражений, жестом пригласил за собой инженера и Грищука. — В жизни не то, что у нас с вами, в ней мало шаблона. Пойдем с нами, Коля, и тебе это будет интересно.

Они прошли несколько шагов в сторону от дороги, к обрыву, спустились бегом по крутой и скользкой тропинке, завернули за скалу и остановились.

Земля обрывалась, как крыло самолета. Они стояли у отвесного края большого каменного стола. Две огромных веллингтонии накренились своими могучими стволами в воздух, будто им стоило лишь оттолкнуться корнями, чтобы взлететь.

— Вот прелесть! — восторженно произнес Горюнов. — На эту площадку я часто, знаете, заглядывался снизу. Она напоминает орлиное гнездо, но я и понятия не имел, что она до такой степени хороша. Вот создаст же такое природа! Лучше не придумаешь!

— Это создала не природа, — сказал Чириков. — Это создал человек — и не шаблонный притом. Я сам сначала думал, что это игра, фокус природы, но потом пришел к другим выводам. Я ведь сюда частенько захожу, — признался он сконфуженно.

— Кто же это?

— Этого я не знаю. Но след чьей-то сильной жизни здесь явственно сохранился. Во-первых, веллингтонии. В наших местах они редки и бывают только в хороших парках, без человеческих рук тут не обошлось. Это он сам посадил их здесь.

— Вы думаете?

— Уверен. Вы только поглядите, как симметрично они стоят по краям расщелины, которую, вероятно, предполагалось использовать для устройства лестницы.

Горюнов опустился на колено и критически осмотрел расщелину. Молодая, бойкая луна в упор осветила скалу, помогая инженеру ориентироваться.

— Знаете, я подозреваю, что и расщелина не совсем естественного происхождения, — удивленно сказал он, поднимаясь. — Очень уж она аккуратна, осмысленна…

— Мне самому тоже так казалось. Но взгляните сюда. Видите вы эту подпорную стенку из тесаного гранита? Это уж не природа сложила, правда?

— Позвольте, а где же мог стоять дом? — увлеченный открытием чего-то, не каждый день встречающегося, озабоченно огляделся Горюнов. — Я что-то не совсем улавливаю композицию усадьбы.

— Да вот в том-то и дело, что никакого дома нет. Не ищите! Ни дома, ни даже фундамента. А водопровод есть, — и Чириков, знакомо пошарив по земле, поднес к глазам осколок поливной гончарной трубы, поясняя:

— Труба эта шла у него из-под горы, но сейчас воды почему-то нет. Я подозреваю, что когда строили шоссе, вероятно, случайно нарушили всю систему. Но какой огромный труд, подумайте!

Инженер между тем внимательно рассматривал черепок.

— Чистенькая работа! — одобрил он. — Здешнюю местную промышленность прямо не допросишься такие вот вещи производить, а, кажется, чего бы проще? А дай она нам такие трубы, мы бы дренировали все оползневые участки, да и вашему брату, агроному, они нужней хлеба. Сколько лет может быть этому черепку? — спросил он заинтересованно.

Чириков пожал плечами.

— Во всяком случае, побольше полсотни лет, — произнес он, указывая на гигантские веллингтонии. — Этим «мальчикам» лет ведь по семьдесят — восемьдесят, так что водопровод не моложе их, если не старше.

— Но кто же это мог быть, товарищ Чириков? Может быть, это еще двести лет назад кто жил? — тряся агронома за руку и заглядывая ему в глаза, будто боясь, что его обманут, шопотом спросил молодой Грищук. — Археология, ей-богу! Хотите, я в газету напишу?

— Кто мог быть, я не знаю и не догадываюсь, — и агроном беспомощно развел руками, — но я представляю, что появился однажды человек, который понимал красоту как необходимость. Влез он на эту скалу, замер от удивления и сказал себе: здесь счастливое место для счастливых людей, надо его подготовить для человека. И взялся. Посадил деревья, провел воду, задумал лестницу вниз вырубить в скале, поставил подпорную стену…

— А почему же он дома себе не поставил? — вмешался Грищук. — Нет, ваша теория — не того…

— Почему дома не поставил? Очень просто. Жить здесь в ту пору было немыслимо трудно, и он заранее знал, что не дождется того времени, когда сюда пройдет дорога, когда можно будет не мучиться, а наслаждаться. Я понимаю его так: он твердо знал, что жизнь человеческая еще не приблизилась к этой скале, что ей еще много других хлопот, и он просто поставил метку для будущих поколений, чтобы обратить их внимание и возбудить любопытство. Он начал работу, как бы бросив нам вызов: «Продолжайте, люди, мой почин, закончите начатое!» — и тем самым как бы сомкнул свою жизнь с нашей, продлил себя в человеческой памяти на много лет…

— Стариков не расспрашивали? — поинтересовался Горюнов.

— Расспрашивал. Никто не помнит, чтобы здесь кто-нибудь жил или собирался жить.

Они прошли несколько раз взад-вперед по скале.

— А что эго за кусты? — спросил присмиревший Грищук.

— Это я посадил. Гранат, инжир, маслина. Захотелось и мне присоединиться к бескорыстным усилиям неизвестного строителя и хоть на шаг приблизить жизнь к этому месту. Пройдет еще двадцать — тридцать лет — и здесь будет чудесно. Жаль, что счастливцы, которым доведется жить на скале, не узнают, как долго этот клочок земли ждал своего часа служить людям. История безыменного строителя, конечно, забудется, и всем будет казаться, что дворец возник сразу и без усилий двух или трех поколений.

— Кто бы он ни был, — только не помещик и не сиятельный вельможа, — убежденно сказал инженер. — Те, будьте уверены, нашли бы средства построиться, а кроме того, они обычно держались ближе к морю, к виноградникам, к хорошим и удобным дорогам. В самом деле, кто бы это мог быть?

Чириков улыбнулся с застенчивой радостью:

— Есть, есть такие люди на свете, товарищ Горюнов. Одни из них становятся Мичуриными, другие уходят открывать новые земли, как Дежнев, а третьи обживают голые скалы, готовят их для будущего. Ведь заметьте, он и землю должен был сюда натаскать, чтобы прикрыть голый камень. Да! — вспомнил он. — Тут и винограду лоз с десяток имеется, выродился только он, не плодоносит, но по листу вроде как старый местный сорт, потомок, может быть, тех сортов, которые завезли к нам современники Гомера.

— Может, и он его современник? — спросил инженер.

— О нет! Этот неизвестный строитель — человек безусловно русского происхождения. До русских здесь никто веллингтоний и не видывал, это деды наши их тут насадили, да и потом вся ухватка, весь распорядок и характер дела чисто русские, озорные, с выдумкой. Вот, мол, глядите, дорогие потомки, что я нашел и приготовил для вас… Получите подарочек!

Молодой Грищук, став неожиданно задумчивее и проще, сказал:

— Я бы, товарищ Чириков, просил вас от имени комсомольской организации прочесть нам по этому поводу лекцию. Экскурсию специально устроим, и я категорически считаю, что над этой скалой надо шефство взять.

— Что ж, я согласен, — кивнул головой агроном. — Шефство — хорошее дело!.. Не слышно нашего Виктора?

— Да он давно ждет нас, — небрежно ответил молодой Грищук. — Я остановил и велел подождать, раз такое дело.

И они пошли к таратайке, где Виктор Андреевич и старый Грищук о чем-то спорили, нимало не заботясь об их отсутствии.

— А где же пропагандист? — спросил Чириков.

Виктор Андреевич раздраженно сплюнул:

— Вожжаться с ним! Сидять, Воропаева слушают, уши поразвесили, як летучие мыши… говорить, ежли можешь, часа через два… я не стал дожидаться.

— Вот кому! — восторженно крикнул молодой Грищук. — Воропаеву! Ему бы об этой скале рассказать! Он бы!.. А? Поднял бы! А что вы думаете? Честное слово, поднял бы!

Таратайка тронулась.

— Да он же, Воропаев, вашего дела еще не понимает, — алиготе, мускат, каталон не знает, — грустно заметил Горюнов, но юноша ничего ему не ответил.

Может быть, ему не хотелось повторять при отце свою выдумку о Воропаеве, а может быть, то, что он сейчас пережил, еще владело им полностью, и не хотелось расставаться для пустого спора с тем значительным и прекрасным, что видели они только что.

Только старый Грищук немного погодя спросил сына:

— Где были?

— Клад нашли, — ответил тот сухо.

Виктор Андреевич присвистнул и сказал, не оборачиваясь:

— Сегодня же, как приедем, надо заявить, куда следует.

1947

Осенняя заря

Он прижал руку к груди и весь обратился в слух, следуя за шорохом ее быстрого бега на цыпочках, за стеною. Вот она приблизилась к окну, слегка зацепив в темноте платьем за край стола. Вот отстранила рукой темную занавеску и, боясь вспугнуть тишину, приоткрыла окно и еще темный, непроснувшийся сад. Напев дождя порвался в дом.

Кто мог подумать, что на закате жизни мыслима такая острая и сильная любовь, как та, что сегодня пережил он?