Дж. Т. Лерой - Сара

• Название: Сара
• Автор: Дж. Т. Лерой
• Издательство: Ред Фиш, ТИД Амфора
• Жанр: Контркультура
• Год: 2004
• ISBN: 5-901582-35-7

Америка, какой ее знали только американцы! Мрачные глубины ее души, о каких не писал даже Фолкнер, — вот тема потрясающей прозы Дж. Т. Лероя.

С героем этого нетрадиционного «романа-воспитания» мы встречаемся, когда ему исполняется 4 года и мать-проститутка, ставшая совершеннолетней, забирает ребенка у опекунов. Взрослеющий сын решает стать проституткой, лучше, чем мама, и берет ее имя.

---

— И что они сказали?

— Кто? Лаймон со Стеллой? Они ничего не спрашивали… да и зачем? — Пух побренчала микроскопическим ожерельем.

Я кивнул и пожал плечами.

— Я просто думал, мы должны хранить это в секрете, ну, это же наша игра… — Я стал снимать с кукол старые ожерелья из зубной нити.

— Это никого не касается. Какое им дело? — сказала она приглушенным голосом. — Теперь пилот отправляется на похищение Кена-Рок-звезды, — заявила она.

— Ты что — забыла? Это было уже в прошлом месяце. С тех пор Рок-звезда живет с Барби-балериной, — запротестовал я.

— Ну и что. Месть еще не свершилась. — Пух выхватила у меня куклу, сунула ее в барбимобиль и стала катать взад-вперед по кровати. — Увела моего парня, чертова сучка…

Я молча наблюдал, как она срывает с куклы одежду, затем отламывает ей голову и конечности.

— Будешь знать, — твердила она нараспев.

Хладнокровно отбросив локон, упавший на глаза, Пух довольно потерла руки и улыбнулась.

— Так во что мы играем сегодня? — спросила она как ни в чем не бывало, самым ласковым голосом на свете.

После этого случая я значительно охладел к игре, обычно ссылаясь на то, что болен или устал. И, наконец, попросил Ле Люпа унести коробки с куклами: дескать, дальнобойщики удивляются, что посланница Господа играет в Барби.

— Так и знал! — рявкнул он, впервые повысив на меня голос.

Бизнес шел на убыль. Все меньше паломников навещало меня: их число сокращалось день ото дня. Некоторые водилы дошли до того, что требовали деньги обратно: якобы патрули стали прижимать их еще чаще, шерстя их фиктивные формуляры и обложив непомерными поборами, так что прибыль от «контрабаса» сократилась, — и все это, как ни странно, началось после визита ко мне. Несколько водителей получили на одежду внушительные отпечатки подошв Ле Люпа, и требования не возобновлялись.

Ле Люп отрегулировал освещение, сделав его еще выразительней, но толпа посетителей вокруг моего «ореола» редела. Ширились слухи, будто я приношу одно невезение.

Мне не пришлось ей ничего объяснять. Пух сама перестала ходить ко мне, плюхаться на кровать и завлекать в игру. Сперва я ощутил облегчение, но потом стало как-то скучно.

Между тем Пух носила все более толстые комки денег. Ле Люп не мог игнорировать ее растущей славы. Водилы, которые выстраивались в очередь, чтобы одним глазком взглянуть на меня, теперь караванами тянулись на стоянку, где «работала» Пух.

Впервые за все это время я забеспокоился. Надо было что-то делать, чтобы поднять авторитет «святой». Для этой цели я употребил все известные мне средства: трясся в припадках, изображая смех Матушки Шапиро, закатывал глаза, как дальнобойщики в своих загадочных судорогах, и сводил напряженные пальцы, как Сара во время припадков гнева. Я даже возлагал ладонь на головы коленопреклоненных дальнобойщиков и бормотал несвязные отрывки из песен племени чокто, которыми Глэд благословлял своих ящериц перед ночной вахтой. И хотя это несколько обострило интерес ко мне и дела вроде бы немного пошли в гору, но никто с объективами и блокнотами не появлялся, чтобы привлечь внимание мировой общественности к «Трем Клюкам». Даже самые ярые мои поклонники мало-помалу переключались на Пух.

— Я десять раз ходил к Святой Саре — лопнули пять баллонов на трассе, и с женой в постели не клеилось! — подслушал я как-то из разговора двух водил. — Теперь же, когда я посетил Святую Пух, баллоны стали как железные и стояк — будто во время медового месяца.

— Со мной та же хрень. Сейчас же иду к Пух. — И я услышал шаги, торопливо удалявшиеся от моей постели.

— Святая Пух, — саркастически хмыкнул я.

— Во всяком случае, ей хотя бы не надо подсветки, — прорычал Ле Люп тоном, который навел меня на безрадостные размышления.

Он простер надо мной ручищи с тусклыми ногтями, качая ими, точно маятник с секирой из одного страшного рассказа.

— Ты обходишься мне в круглую сумму…

— Я тоже могу работать на стоянке, как Пух, — жарко зашептал я, следя за его руками. — Ведь и я видел Джакалопа. И тоже могу развить мое второе зрение.

Кулак его рванулся в мою сторону. Я зажмурился, пряча лицо от удара. Над кроватью брызнула штукатурка, и, открыв глаза, я увидел, как он вытаскивает кулак из пролома в стене. Он подул на кулак, осмотрел, как зверь лапу из капкана, и молча удалился.

Я осторожно поднялся из кровати, чувствуя себя так, словно испытал этот удар на собственном теле. Очереди ко мне сегодня не было, как и подноса с завтраком перед кроватью. Стелла больше не нянчилась со мной, не кормила с ложечки, с тех пор как окончательно уразумела, что никто с телевидения не появится, и деньги на платья и макияж растрачены напрасно. Теперь все, что я от нее слышал, — это перечисление чудес, которые, как доносили слухи, творила Пух на стоянке. У слепых просветлялись бельма, увечные, хромые и парализованные обретали ловкость гимнастов, а самое чудесное — Пух склеила мотоциклиста на «Харлее», у которого были знакомые телевизионщики. Я уставился на здоровенную гору рампа и жареной печенки.

— Теперь ее можно кормить одним рампом, — сказала Петуния. — Все равно уже некого распугивать смрадом.

Я подошел к окну на задний двор, тому самому, куда запустил енотовый пенис, и распахнул его, жмурясь на яркий солнечный свет, от которого успел отвыкнуть. Ради вящей призрачной бледности, свойственной святым, Ле Люп запретил мне высовываться до заката, да и вообще мне редко позволяли показываться на улице.

— У дальнобойщиков, которые ездят только по ночам, и то бывают ожоги третьей степени — от лунного сияния, — поведал мне Ле Люп.

Но даже когда луна скрывалась за облаками, я оставался взаперти.

— Полно сутенеров, которые только и мечтают прибрать к рукам мою святую крошку, — говаривал он, запирая за собой дверь.

Нежный ветерок доносил запах болотного розмарина и хвои с легким привкусом солярки. Я представил протянувшиеся ко мне руки Глэда, в которых была косточка побольше, чтобы вознаградить меня за впечатляющий, хотя и сорвавшийся, дебют. Я вообразил, с какой помпой встретят мое возвращение в «Голубятне», как все мои старые клиенты заплачут, растроганные тем, что наконец могут похвастаться новыми шелковыми трусами в пастельных тонах хлопьев «Лаки чармс».[19] И Матушка Шапиро разморозит деликатесы из своего холодильника. Но главное, что придавало решимость, — внезапно возникшее предо мной лицо Сары. Ее заплаканные глаза помогли мне перекинуть правую ногу за подоконник.

Обрубленная скунсовая капуста по идее должна смягчить прыжок с восьми футов высоты. Сара больше не будет плакать, и я никогда не оставлю ее в одиночестве.

Я высунулся за окно и стал подтягивать левую ногу, но она за что-то зацепилась. Я рванулся — тщетно. И тогда, повернувшись, увидел перед собой то, что меня удерживало.

— Куда намылились… — произнес ровным тоном Ле Люп без вопроса. Моя нога была крепко зажата его клешней.

— Я… я… — заморгал я, заикаясь. — Просто хотелось подышать свежим воздухом. — Я торопливо стал слезать с подоконника, что было, учитывая зажатую ногу, не так-то просто.

— Быстро в кровать. Сейчас придет клиент.

Ле Люп ткнул пальцем в сторону моей демонстрационной постели с подсветкой. Я молча последовал в указанном направлении.

Позже в этот же день я лежал, уставясь в плакат с папой Римским, под монотонные удары молота и звон металла.

— Я поставил на окнах решетки, так что, если захочешь свежего воздуха, попробуй сначала выйти через дверь, — сказал Ле Люп напоследок. Я услышал, как повернулся ключ и щелкнул наружный замок.

Подбежав к окну, я застал только шум мотора отъезжавшей машины. Везде взгляд натыкался на толстые прутья. Съежившись, я горестно завыл.

Вскоре под окнами стал собираться народ, недоумевая, какого черта тут происходит. Я закатил истерику, даже когда они сбегали за Стеллой, у которой были дубликаты ключей. Я не переставал голосить, даже когда она зажимала мне рот. Я укусил ее в ладонь и отбрыкивался до последнего. Я вопил и лягался еще пуще, когда увидел Петунию, приближавшуюся ко мне с большим толстым шприцем, которым колола себя ежедневно.

— Быстро, держите ей руку! — распорядилась Стелла.

Я почувствовал резкую боль в плече и тепло, растекающееся по руке.

— Говорил же я вам — это оборотень, самая настоящая черная змея, — услышал я шепот посудомоя, не переставая сражаться.

— Никогда нельзя недооценивать силу черной змеи, она умеет очаровывать и превращаться во что угодно, — изрекла Мери Блаженная, высовываясь из-за посудомойщика.

Комната стала таять и расплываться перед моими глазами. Мышцы внезапно свело, и я упал в руки, пригвоздившие меня к постели. Прежде чем глаза мои закрылись, я увидел перед собой Лаймона, сочувственно смотревшего на меня, как водитель, склонившийся над сбитым на шоссе оленем.