Галина Шебалдина - Заложники Петра I и Карла XII. Повседневный быт пленных во время Северной войны

• Название: Заложники Петра I и Карла XII. Повседневный быт пленных во время Северной войны
• Автор: Галина Шебалдина
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91678-228-8

Герои этой книги — пленные, русские и шведы, оказавшиеся во время Северной войны 1700-1721 годов в руках противника. Их судьбы — это истории мужества и предательства, переговоров и обменов, тайной борьбы разведок и борьбы отдельных людей за выживание, это истории тихого героизма не только военных, но и купцов, путешественников, даже женщин и детей, которых война застала на чужой земле и сделала своими заложниками. Немыслима стойкость шведов, высланных в Сибирь и сумевших не только сохранить человеческий облик, но и внести вклад в изучение неосвоенных российских земель. Поражает тоска русских по родине, их постоянные попытки бежать и — как венец этого стремления — побег безоружных пленников, захвативших шведский корабль и сумевших, не зная морского дела, дойти через всю Балтику до родных берегов…

Галина Шебалдина — кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России Средневековья и раннего Нового времени Российского государственного гуманитарного университета.

---

По сведениям посла Измайлова, подобная «теснота» в содержании генералов действовала несколько месяцев. Пожалуй, единственным исключением было разрешение отслужить 2 февраля службу в день Сретенья Господня, на которую, впрочем, не были допущены князь Хилков, царевич Александр и их слуги. В конце апреля 1703 года русские пленные воспрянули духом — шведские власти сообщили им о готовности организовать обмен пленными. В связи с этим в дом генералов даже пришли специальные чиновники для составления списков русских для отправки на границу и в Москву. Каково же было их разочарование, когда они узнали, что Карл не планировал обмен ни генералов, ни резидента.

В этой ситуации генералы Трубецкой, Бутурлин и Вейде решились на побег. Ранним утром в субботу 2 мая, когда все шведы были на церковной службе по поводу католической Пасхи и охраны в доме почти не осталось, сломав часть стены в комнате майора Пиля и капитана Фриза, беглецы выбрались на пустынную улицу, сели в заранее нанятую карету и попытались скрыться из города. Но побег быстро обнаружили, и в кирхах объявили о Награде за поимку преступников в 4000 ефимков (1000 риксдалеров[50]), что вызвало большой энтузиазм среди жителей Стокгольма. Уже к полудню генералы были обнаружены в трех милях от города в лесу и закованными в кандалы были доставлены к бургомистру, который «их зело ругал и бесчестил». Далее последовало наказание: генерала Вейде посадили в небольшую комнату в Баргушу[51], а спустя десять дней перевели в здание долговой тюрьмы. Трубецкого заточили в Посмиголь — место, где содержали преступников, осужденных на смертную казнь. Суровее всех наказали Бутурлина, к которому, как известно, шведы испытывали особую неприязнь. Его посадили в подземную тюрьму в камеру, где было только маленькое окошечко в двери, через которое ему давали пищу и воду. Майора Пиля и капитана Фриза, как сообщников, перевели в тюрьму под Ратушу, а к русскому резиденту вновь приставили охрану с заряженными мушкетами. Кроме того, власти организовали тщательное расследование обстоятельств побега, выясняя прежде всего личности тех, кто помогал русским. Хил ков в письме в Москву от 19 мая 1703 года возмущался, что лучше быть русским пленным христианином в Турции, чем в Швеции, так как они «почитают русских ни зашто и бесчестно ругают и смеются» и что к ним не должно быть такого отношения, так как «всякий невольник воли ищет».

В начале июня генералов Трубецкого и Бутурлина освободили из тюрьмы и перевели на гостиный двор, где жили русские офицеры. Им выделили по отдельному дому, внутри и снаружи которого постоянно находилась вооруженная охрана. Бутурлин и в этом случае оказался в худшем положении, чем остальные: предоставленное ему полуподвальное помещение имело только одно маленькое окно под самым потолком и в комбате было совершенно темно и сыро. Вейде, которого хотели туда же перевести, побывав там, решительно отказался, вернувшись в свое старое жилье, несмотря на то что, как писал побывавший там Хилков, «за минуту в доме том такой дух как в хлеву». Сам Адам Адамович позже сообщил, что на протяжении тех четырех месяцев, что он находится «в темнице за запорами», он никого «ни человека ни зверя» не видел, кроме вахмистра который 2 раза в день приносил ему еду, и «от этого заболел».

В этом же письме Хилков обратил внимание канцлера Ф. Головина на то, что шведские власти по-разному относятся к пленным русского и иностранного происхождения. В качестве доказательства он привел пример неудачного побега саксонского генерала фон Алларта в 1702 году, когда охрана обнаружила шпаги за шторами и лошадей у подъезда, но все это не стало поводом для его наказания[52].

Неудачей и очень серьезными последствиями закончилась попытка массового побега шведских офицеров из Казани и Свияжска в феврале 1711 года. Разоблачение заговорщиков оказало влияние не только на их судьбы (одного из организаторов, капрала Рюля, например, до лета 1713 года держали в тюрьме, закованного в кандалы, на хлебе и воде), но и в целом на всех каролинов, которых в ускоренном темпе стали высылать из Центральной и Юго-Восточной России на восток, в совсем уже гибельные места — Урал и Сибирь.

Третий, широко известный случай бегства был удачным и по странному совпадению произошел в том же 1711 году. Ему предшествовали следующие события. Шведская аристократия, недовольная тем, как развивается обменный процесс после Полтавы, усилила давление на короля и совет. В результате было принято решение о размене русских генералов и старших офицеров на соответствующие чины из пленных каролинов. В частности, планировалось обменять царевича Имеретинского и князя Трубецкого на графа Пипера, а Долгорукого и Головина на фельдмаршала Реншельда и какого-нибудь полковника, а также несколько офицеров с обеих сторон. В конце 1710 года русских пленников повезли в сторону русско-финской границы, где планировался обмен. Ожидание известий из России затянулось; только в апреле стало известно, что Пипера и Реншельда вернули в Москву, а следовательно, обмена не будет. К этому моменту уже произошло трагическое событие: 3 февраля 1711 года в Питео, проболев несколько дней, скончался грузинский царевич Александр Багратиони.

Ситуация накалилась до предела — особенно после того, как в конце апреля пришел приказ о возвращении пленных. И тогда 70-летний русский вельможа князь Я.Ф. Долгорукий принял отчаянное решение, которое, возможно, спасло жизнь ему и еще нескольким десяткам человек. Стечение благоприятных обстоятельств: задержка выхода судна из-за непогоды, небольшая охрана и, как писал сам князь, «благой случай и бесстрашие и дерзновение» помогли осуществить побег, который был абсолютно не подготовлен. Удачный исход произошедшего 3 июня 1711 года тем более трудно объяснить, так как ни шкипер, ни штурман, не говоря уже о пленниках, не знали дорогу через Балтийское море, у них не было даже морских карт. Тем не менее 19 июня беглецы благополучно прибыли в Нарву, а 26 июня в Санкт-Петербург, где были торжественно приняты губернатором князем А.Д. Меншиковым. Вместе с Долгоруким на свободе оказалось 44 человека, и это был если не самый крупный, то наверняка самый громкий удачный побег русских пленных за всю историю войны[53]. Шведские власти, узнав о побеге, вновь заговорили о том, что обещаниям русских нельзя верить.

Каждый из отправляемых на обмен пленных должен был подписать реверс[54] в том, что, если обмен не удастся, он вернется к месту наказания. Такое же обещание давали шведские пленные и также практически всегда его нарушали. Вот как выглядело обязательство, которое подписали 2 декабря 1710 года царевич Имеретинский, Трубецкой и Головин: «Мы, нижеподписавшиеся, по соизволению советников отпускаемся в финскую землю со всеми слугами, и надо поспеть нам для размены, как здесь договорились, и обязываемся сим письмом и все за паролем кавалерским, если не будет размены, то мы должны быть в прежнем аресте и возвратились назад; подкрепляем руками и печатями».

В качестве наказания король дал жесткое распоряжение не отпускать на обмен тех русских, за которых в тех или иных ситуациях давал ручательство князь Долгорукий.

Пленникам, которым удавалось вырваться на свободу, предстояло пройти еще несколько процедур, прежде чем они могли вернуться к родным. Прежде всего властей интересовали обстоятельства пленения и побега. Кроме того, бывшие пленники рассматривались в качестве важных, а иногда и единственных источников сведений о состоянии дел противника, о его военной силе и планах, о настроениях в обществе. В соответствующих канцеляриях записывалось практически все, о чем рассказывали беглецы. Многое из сообщенных ими сведений можно отнести к преувеличениям и домыслам, но при совпадении с данными других источников ценность их была высока. Так, безусловный интерес вызвали показания жителя Олонца Дмитрия Попова, который вместе с товарищами по работе (семь человек) в августе 1713 года бежал из Стокгольма. По его словам, на тот момент шведскую столицу обороняли только 1000 королевских гвардейцев. Он также передал очередные слухи о смерти короля, о военных действиях генерала Любекера, о наборе рекрутов в финскую армию, куда «не берут только стариков, которые служить не могут и пашут землю». Его же соратник по побегу, слуга генерал-майора Чернышева Григорий Козьмин, сообщил и вовсе сенсационное известие о том, что весной «мещане с прочими подлыми людьми» в Стокгольме хотели поднять бунт и уничтожить членов Королевского совета за то, что они выступают против заключения мира «с царским величеством». Это, по его словам, стало основной причиной того, что из столицы вывезли в разные провинции высокопоставленных русских пленных.

Более важными, так как подтверждались другими информаторами, были сведения о шведском флоте, сообщенные явившимися 19 декабря 1713 года в Канцелярию Правительствующего Сената одиннадцатью пленниками, бежавшими из Стокгольма в Курляндию. Они же рассказали, что во время русского похода на Або[55] многие из жителей этого города «убоявшись» уехали в Стокгольм, в котором население стали обучать обращению с оружием и военному строю.