Вячеслав Сукачев - Любава

• Название: Любава
• Автор: Вячеслав Сукачев
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1976

---

Концерт Пелагея Ильинична вместе с Самсонихой смотрела, сидя в самом первом ряду. Концерт славный у ребятишек получился, нарядный. Чего-то такое они там пели, стишки рассказывали — в зале плохо было слышно,— но уж зато смотреть никто не мешал. Потом вышел директор леспромхоза, поздравил всех и лучших людей назвал. Пелагея Ильинична в этом списке восьмой шла, перед конторскими, и хоть труд ее каждый год отмечался, а загордилась она от почести, на Самсониху покосилась. Потом Егор Иванович вышел и тоже хорошие слова сказал, а уж передовиков перечислять прямо с Митьки начал. Оглянулась Пелагея Ильинична на то место, где Митька с Любавой сидели, и порадовалась за них. Согласно сидели молодые, рядышком, Любава ей улыбнулась и головой кивнула.

«Вот и ладно так-то,— думала Пелагея Ильинична,— даст бог, слюбятся потихоньку. С ребеночком только бы поторопились, чтобы и мне, старой, утеха была. Любава-то за последнее время как переродилась. Конечно, сильного веселья у нее и теперь нет, но уже и не прячется она от них, в себя не уходит. А веселье, что веселье, жить надобно, а не веселиться».

— Гляди, судариха идет,— толкнула бабка Самсониха под бок.

И правда, сударихой выплыла на сцену Галка Метелкина и начала от комсомолии говорить. Гараськиного в ней и грамма не было, вся в мать пошла, ныне уже покойницу. Мать-то, Марея, такая же боевитая у нее была, да быстро кончилась. Свел ее Гараська, кочет паскудный, начисто. Сам накобенится, все подолы у вдовых баб в деревне обнюхает, а придет домой и измываться над Мареей начинает. На другой день смотришь — и сердце заходится: во двор управляться выйдет, на лице живого места нет. А теперь, паразит, ходит тихохонький, да все в президиум встрять норовит. Будто и без него там некому мест просиживать.

«Галка, может, и славная женка была бы,— опять думает Пелагея Ильинична,— да вдруг в ней Гараськин дух проснется. Упаси бог, со света сживет и не оглянется. Грех, конечно, так думать, ну, а в самом деле случись такое, потом уже поздно руками-то махать будет. А Митька спокойный, его знающей бабе под каблук упрятать — все равно что воды испить».

Торжества на сцене закончились, ребятишки зашторили ее и стихли. А молодежь стульями загремела, освобождая место для танцев. Самсониха потянула Пелагею Ильиничну к выходу, но она задержалась немного, хотела посмотреть, как ее Митька с Любавой танцевать будут. Пелагея Ильинична видела, как тянули промысловые Митьку к буфету, а уж больше всех, конечно, Колька старался, но Митька от Любавы ни на шаг. Смеется только, да лапищей отмахивается, ну и правильно. Выпить и дома можно, коль охота есть.

Закрутили вальс, и Любава сама потянула Митьку на круг. Не в силах улыбки сдержать, сидела Пелагея Ильинична на стуле и смотрела, как лебедушкой порхнула Любавина рука на Митькино широкое плечо, как бережно он ее за талию придержал и по кругу повел. Лицо у Любавы задумчивое, навроде как пригорюнилась маленько (может, характер у девы такой?), а ножонки бегут, за Митькиными поспевают. Глянула Пелагея Ильинична вокруг и заметила, что не одна она этой парой любуется, и совсем хорошо ей стало. Теперь уж тут и делать ей было больше нечего, молодежь смущать, погуляла, да и довольно, пора и честь знать.

Вышла Пелагея Ильинична из клуба и домой потихоньку направилась. А все те же звезды, что в ее молодости светились, на небо взошли, и снег так же под ногами поскрипывал, ровно и не прошумели годы, не прокатились вперед, оставив ее для старости.

И вдруг запотели глаза у Пелагеи Ильиничны, затуманились, оглянуться не успела, а уже катятся по щекам две горячие капельки. И что, почему вдруг, самой непонятно. А снежок поскрипывает под ногами, звезды ночью умываются, и хорошо так — слов нет.

17

Рождественские морозы на славу удались. За ночь прорубь, что напротив дома Сенотрусовых, крепким ледком затянуло. Митька оставил ведра у проруби и пошел домой за ломом. Вернувшись, долго и тщательно сдалбливал наледь, удобную для ног ямку сделал, чтобы за водой ближе тянуться было, а саму прорубь в два ведра отмахал. Закончил Митька работу и на воду залюбовался, что стремительно струилась у его ног, утягивая за собой мелкие льдинки.

Зачерпнув полные ведра, Митька медленно побрел в гору, почти не обронив ни единой капельки воды. Работа по дому ему была в радость, и он старался сделать так, чтобы после завтрашнего его отъезда мать и Любава как можно дольше не знали беды без мужских рук. О том, что завтра надо уезжать, старался не думать. Дергал сено из стожка, носил огромными навильниками в пригон, колол дрова, ясли у коровы поправил и о завтрашнем дне не помышлял.

Пелагея Ильинична довязывала теплые шерстяные носки для Митьки. Сдвинув в сторону горшочек с геранью, следила в окно за сыном и тихо улыбалась. Прошумела мимо окон незнакомая машина, должно быть из района, и опять тишина, только удары Митькиного топора слышатся.

— Здорово, куркуль,— услышал Митька Колькин голос и выпрямился, добродушно улыбаясь,— ты никак на сто лет решил дрова запасти?

Колька в новеньком полушубочке, из кармана горлышко бутылки торчит, зубы как на ярмарке выставил, хоть считать по ним учись.

— Сгодятся,— говорит Митька,— далеко ли бежишь?

— Да так, делать нечего. Последний денечек, вот и бегаю.

— Ну, давай.

— До завтра.

И пошагал Колька гоголем вдоль по улице, слегка выворачивая ноги в коленках. А

Митька опять за работу принялся.

День выдался хоть и морозный, но ясный по-зимнему, с инеем на проводах и изморозью на ветках рябины, что под окном у Сенотрусовых росла. Митька уже большую кучу колотых поленьев наворотил, когда прибежала на обед Любава. Он ее издалека приметил: бежит по улице Любава в белом заячьем платке, в ладно сидящей на ней шубейке и черных валенках. Засмотрелся Митька и не знает, его ли это Любава или совсем чужая женщина. Временами кажется, что его, и захолонет сердце тогда от счастья, от великой радости. А в другой раз так и обрежет мысль — нет, не его эта женщина с большущими дивными глазами, и вянет Митька, руки сами собой опускаются. И думает Митька, всем ли так-то вот маяться приходится или же он один такой вот уродился.

— Сегодня Галка Метелкина чуть под машину не угодила,— рассказывает за столом Любава.— Петруха назад сдавал, а она смотрела, как трелевщик в штабеле комли ровнял. Трактор тарахтит, ей и не слышно. Ее прицепом двинуло, а тут Петруха, как почувствовал, затормозил.

— Ишь ведь как,— забеспокоилась Пелагея Ильинична,— ты, дева, поаккуратней там будь. Не дай бог что случится, так ведь нас с Митрием осиротишь.

Любава мельком глянула на Митьку, аккуратно схлебывающего горячие щи, и улыбнулась. А в это время кто-то мимо окна прошел. Хлопнула калитка, послышались шаги на крыльце и в дверь негромко постучали.

— Да,— в один голос откликнулись Пелагея Ильинична и Митька, обернувшись к дверям. В Макаровке в двери никто не стучал, кому надо было — так заходили.

Когда через порог перешагнул высокий, как-то странно улыбающийся человек в хорошем пальто и кроличьей шапке с козырьком, Митьке показалось, что он уже где-то встречался с ним. И улыбка у человека вроде бы знакомой была, располагающей к нему, но сердце у Митьки вдруг сжалось и ухнуло куда-то вниз. Припомнил Митька, что так же ухнуло оно у него однажды, когда он мотором мимо порожка Буркан проносился.

— Вы к кому? — первой нашлась и спросила Пелагея Ильинична, пристально вглядываясь в гостя.

— Это ко мне,— встала Любава из-за стола. Бледная, с тяжело вздымающейся грудью, смотрела она на гостя, не двигаясь с места.— Я сейчас, на одну минутку,— едва слышно прошептала она и пошла к двери, низко опустив голову.

— Извините,— опять улыбнулся гость Пелагее Ильиничне и Митьке, в растерянности замершим у стола, и вышел вслед за Любавой.

— Ниче не одела,— сказала немного погодя Пелагея Ильинична,— еще застудится...

Жадно, с болью вглядывалась Любава в лицо Вячеслава Ивановича, ища и не находя в нем каких-нибудь перемен. Та же изумленная улыбка и восторг в радостных глазах, те же легкие морщинки в уголках рта и тонкие, аккуратные губы.

— Люба, как же это? — спросил он.

— Что?

— Ты так внезапно уехала. Я весь район объехал и вот сегодня...

— А зачем? — горько спросила Любава и повела глазами по снежным сопкам, по реке и по полоске неба, что с землей смыкалась.— Зачем, Слава, все это? — неожиданно назвала она его по имени, и Вячеслав Иванович вздрогнул.— Я ведь замужем теперь, Слава. Вот и муж мой дома, ты видел.

— Да, видел,— растерянно повторил Вячеслав Иванович, неожиданно поняв, что

сейчас, именно в эти минуты, он теряет ее, что Люба уже другая и прежней Любой никогда не станет.

— А я ведь ждала тебя, Слава,— тоскливо прошептала Любава,— долго ждала, а ты все не ехал. Да что уж теперь,— она вдруг всхлипнула и качнулась к нему, всей болью своей души заглядывая в его глаза. А потом уткнулась ему в плечо и тихо заплакала.