Сергей Михеенков - Обратная сторона радуги

• Название: Обратная сторона радуги
• Автор: Сергей Михеенков
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 1989

---

Иногда Галя вдруг вспоминала мать, ее испуганное лицо, слова, сказанные перед отъездом. Мать ей было жаль, но только и всего, и она старалась не думать об этом.

В регистратуре ей сказали, что Карицын Вадим Николаевич, студент, поступил с травмой колена правой ноги, лежит в седьмой палате и что через час к нему можно будет пройти. Там же ей сказали, что Вадима часто навещают друзья и знакомые, что к нему каждую неделю приезжает мать, что ему уже значительно лучше и что скоро, видимо, на выписку. Ей дали старенький халат, который оказался непомерно длинным, и она, подбирая его кверху, пошла по освещенному солнцем длинному, словно тоннель, коридору, решив заранее найти седьмую палату и потом, после обхода, сразу постучать в ту дверь, которая начинала жить в ее воображении неким существом с цифрой 7, обладающим способностью каким-то образом повлиять на все то, что случится или не случится после того, как она соберется с силами и постучит.

— Девушка!

Галя вздрогнула и оглянулась.

Возле окна стояла высокая стройная женщина, очень похожая на Вадима. Небрежно наброшенный на плечи халат не закрывал темно-зеленой мохеровой кофты с пышным огромным отворотом и джинсовых брюк, которые, как успела отметить про себя Галя, в таком возрасте можно было и не носить. Этот снисходительный тон, нарочито небрежно наброшенный на плечи халат насторожили Галю. Кто это, сестра, подумала она, но у него, кажется, нет никакой сестры, во всяком случае, он никогда не говорил о ней.

Галя вдруг почувствовала, что сейчас произойдет нечто ужасное, несправедливое.

— Простите великодушно, вы к кому?

— Я приехала... повидать одного человека, студента... Здесь, в седьмой палате...

— Здесь, в седьмой палате, — нетерпеливо перебила ее женщина, — лежит мой сын Вадим Карицын.

— Вы, значит, мать Вадима... — Галя не знала, как поступить, что сказать в следующее мгновение. — Я тоже к нему...

Женщина молчала. Молчание было тягостным, и Галя поняла, что нужно что-то, хотя бы что-то говорить ей самой.

— Я тоже к Вадиму... Мне сказали, что ему уже намного лучше и что скоро...

— О боже! О чем вы говорите, девушка?

Галя потупилась.

— Подумать только, он и в деревне успел завести роман! Вы ведь из деревни, милочка? Я не ошиблась?

— Нет, вы не ошиблись. Но я вас не совсем понимаю, — с трудом пролепетала Галя, чувствуя, что еще одно мгновение, и все рухнет, восторжествует несправедливость, нелепость, обман, лицемерие, ложь. Галя собрала все силы и попыталась улыбнуться. Все уже рушилось, но ей просто не хотелось верить в это.

Улыбки у нее, должно быть, не получилось, потому что женщина тут же удивленно посмотрела на нее и сказала, усмехнувшись:

— Так вот, девушка, ему нужно закончить институт. Да и после... после института он собирается учиться дальше. Кстати, он мне писал о вас. Так что мы, в некотором роде, уже знакомы. И той информации, которой я располагаю, вполне достаточно для того, чтобы мне можно было с учетом всех «за» и «против» судить о случившемся и уберечь вас, именно вас, от того, что еще, к счастью, не случилось. Я знаю своего сына так, как, поверьте, его никто не знает: он не способен на тот шаг, о котором вы сейчас задумались, он, если это позволит, погубит и себя и вас. Он просто-напросто мальчишка и не ведает, что творит. К тому же Вадим — натура увлекающаяся, и я склонна предполагать, что вы — его очередное увлечение. И только-то. Точно такие же восторженные письма он писал мне, когда знакомился с другими девушками. А теперь представьте, что через некоторое время он попросту охладеет к вам.

— Но мы ведь любим друг друга, — пыталась защититься Галя.

— Любовь, милочка моя, — это, если хотите, радуга, у которой есть изнанка. Да, к сожалению, так вот устроено. Грустно, но так. Впрочем, если вы действительно любите Вадима, то должны подняться выше собственного эгоизма и попытаться хотя бы понять его стремление в науку и найти в себе силы не мешать ему устраивать свое будущее так, как оно ему представляется. У вас тоже все еще впереди. Так что подумайте, прежде чем переступить порог.

— Все верно, вы своего добились, и я сейчас уйду. Хотя я вам не верю. И не уверена в том, что и Вадим будет вам, матери, благодарен за этот разговор, если конечно, он о нем узнает. — Галя повернулась и быстрыми шагами пошла по коридору.

Позади послышались торопливые шаги. Галя сорвала с себя халат, бросила его на кушетку. Скорее вон отсюда, на улицу, куда угодно, только поскорее! В лицо ударило холодом, напоенным дождем и запахом прелых листьев. Это немного успокоило ее, потому что напоминало дом. Но слезы все же прорвались и текли по щекам. Галя вытирала их озябшими ладонями, всхлипывала и думала о том, что та женщина, оказавшаяся матерью того человека, которого она любила, все же не права. Не права! Не права! Не права! Тысячу раз не права! У радуги нет изнанки! Радуга и с обратной стороны — радуга! У радуги нет обратной стороны! Нет обратной стороны у радуги! Нет! Нет! Нет!

Она прошла еще немного по мокрому, заваленному желтой листвой асфальту и остановилась на троллейбусной остановке. Пошел дождь. У Гали не было зонтика, и люди, горбившиеся на остановке под мелким нудным дождем в ожидании будто сквозь землю

провалившегося троллейбуса, не понимали, что она плачет; слезы текли и текли, мешались с дождем, она перестала всхлипывать, и ничего нельзя было понять.

А зимой она все же осмелилась и написала ему письмо, ни словом не обмолвившись в нем о встрече и разговоре с его матерью.

«Здравствуй, Вадим.

Прошло уже много времени с тех пор, как ваш отряд уехал из нашей деревни.

Школу открыли, и иногда мы ходим теперь в спортзал поиграть в волейбол. У нас даже команда волейбольная есть.

Всех вас часто вспоминают у нас в деревне: веселые, дескать, были ребята, работящие, колхозу помогали, сено косили...

Я не могу забыть, как мы стоговали сено, как ты поймал тогда меня под скирдой, да так ловко, что я даже не успела испугаться, как вам наша Пелагея наливала добавки, а вы стеснялись, но ели здорово. Я думаю обо всем этом, и мне больно оттого, что вот только-только встретились, сказали еще так мало, только прикоснулись друг к другу, а все уже в воспоминаниях.

Вадим, ты меня, пожалуйста, извини, что не смогла навестить тебя в больнице. Поверь, я этого очень-очень хотела, но обстоятельства... Обстоятельства помешали нам встретиться, и я когда-нибудь, быть может, расскажу тебе об этом.

Сейчас я читаю учебники, повторяю всю программу, и в будущем году снова приеду в ваш институт сдавать экзамены. И, если не поступлю и на этот раз, то останусь работать где-нибудь в городе, чтобы потом пойти на подготовительное отделение. У меня ведь там тетя живет, мамина сестра.

Напиши мне поскорее, а то мне страшно: кажется, что ты все-все забыл.

Галя».

Она хотела уже свернуть лист, чтобы вложить его в конверт, но спохватилась, перечитала написанное и, немного подумав, взяла авторучку и прибавила: «Если хочешь, я приеду к тебе на денек. Ты только напиши, как тебя найти».

Потом терпеливо ждала ответа. Шли дни, письма все не было, и Гале стало невыносимо мучительно смотреть, как почтальонка тетя Поля неторопливо ходит по деревне, скрипя калитками и терпеливо хлопая от дома к дому голенищами литых резиновых сапог.

— Ты что же это, Галина, все меня караулишь? — спросила та однажды, встретив Галю в проулке.

— Караулю? — насмешливо переспросила Галя и почувствовала, что краснеет. — Да с чего ты это, теть Поль, взяла?

— А кто ж ее знает, откуда что берется. Так подалось мне, что весточку ты ждешь. Почтальонкой-то я с самой войны работаю. Вот и научилась по взглядам, по тому, как здороваются со мной узнавать, что от меня кто ждет. — Тетя Поля поправила тяжелую сумку, взглянула на Галю попристальнее, так что та снова покраснела, и спросила: — Так как же, Галина, если придет что, в материны руки не отдавать? Или как?

— Да уж если придет что...

Летом Галя уехала в город.

В институт она снова не поступила, но назад в деревню не вернулась, устроилась на завод. А матери отписала пространное письмо, в котором подробно рассказала о своей теперешней работе, о городе, о большой реке, от которой по ночам к их дому наплывает, как огромное облако, туман, о людях, с которыми успела познакомиться, и попросила поскорее выслать ей кое-какие необходимые вещи.

Жила Галя у тетки, занимала маленькую комнатку, пахнущую лаком недавно

отремонтированного паркетного пола и старыми книгами. У тетки было трое взрослых сыновей, но все они имели свои квартиры и жили отдельно, и, когда Галя приехала сюда с чемоданчиком и стопкой перевязанных бечевкой учебников, та распахнула перед ней одну из дверей и с материнской нежностью сказала: