Павел Лаптев - Сказки уличного фонаря

• Название: Сказки уличного фонаря
• Автор: Павел Лаптев
• Жанр: Современная проза

В этой книге представлены произведения Павла Лаптева. С творчеством этого прозаика знакомы немногие, но благодаря нашему клубу, его стиль начнут узнавать.

---

— Есть, есть! — подтвердила Аня. — Будешь? — предложила окурок подруге.

— Не-е, — отказалась Таня, — дошибай.

Все вместе они пошли в рядом стоящее общежитие, где жили девочки. В маленькой комнате, занимая чуть ли не треть её, стояла ёлка. Были ещё тумбочка с телевизором Рекорд и сложенный диван. Свободного пространства получалось пару квадратных метров.

Ребята включили второй альбом заокеанского дуэта, погасили свет и в полутьме ёлочных огней начали танцевать. Наконец-то, чего и ждали ребята, чтобы законно прикоснуться к девочкам, на третьей медленной песне начали танцевать в обнимку. На втором куплете Валерик с Таней начали целоваться.

На третьем куплете все почувствовали едкий запах, а к концу припева появился в комнате дым.

Аня сообразила, откуда он идёт и открыла створку шифоньера. Огромное облако вырвалось оттуда и показалось в свете тлеющего огня на половину сгоревшее пальто Ани.

— Блин! — закричала она, я же сигарету в карман положила.

— Как положила? — закричала Таня.

— Когда к общаге подходили, я её от вахтёрши в карман спрятала, — сказала Аня.

— Дура, блин! — ругалась подруга.

Валерик быстро открыл форточку, высунул голову, потом и вовсе залез в неё по пояс.

— Валер! Нам-то дай воздуха! — кашляя просил Сева. Девочки тоже кашляли, ругались и на полу топали по тлеющей и не успевшей сгореть части пальто.

Сева открыл дверь в коридор, но Таня быстро закрыла.

— Ты чего? Дурак? Сейчас на дым взрослые сбегут! — сказала она.

Вдруг Ане стало плохо и она упала на пол.

Сева снова открыл входную дверь, потом подбежал к Ане и вытащил её в коридор.

— Ты чего, дурак? — ругаласьТаня.

— Дурак, дурак, — согласился Сева. — Воды принеси!

Таня быстро налила из-под крана воды и дала стакан Севе.

Тот плеснул воду на лицо сидящей у стены на полу Ане. Аня очнулась.

— Вставай, Ань! А то заметят! — умоляла её подруга.

Коридор уже успел наполниться запахом и, когда с лестницы поднялся мужчина, он сразу подошёл к ребятам и те ему быстро рассказали о случившемся.

— Тикайте отсюда, — сказал он ребятам. — А то вам расстрел будет.

Сева быстро схватил с дивана пальто и крикнул торчащему в форточке Валерику:

— Надышался что-ли, жених? Делаем дёру! — и втащил Валерика в комнату.

Валерик взял верхнюю одежду и ребята помчались на улицу. Отбежав немного от общежития, они наконец оделись.

Сева в наручных часах Электроника нажал кнопку подсветки — до нового года оставалось четверть часа.

— Ну, по домам? — предложил он.

— По домам, — вздохнул Валерик и пожал ему руку.

— Завтра пойдёшь гулять? — спросил Сева.

— Не знаю, — ответил Валерик. — Буду теперь до пяти сидеть, ждать зарубежную эстраду. Может быть, из третьего альбома Токинга покажут чего. Запишу на мафон.

— Стерео тогда запиши, — посоветовал Сева.

Ребята пошли по домам, где уже начались обряды встречи нового года. Где на престоле телевизионного столика Горбачёв уже начал поздравлять с новым социалистическим годом, обещая какую-то перестройку.

Через несколько дней, к концу каникул в дверь аниной комнаты в общежитии постучали. Аня как раз собирала учебники на третью учебную четверть. Она открыла дверь. В коридоре стоял Сева и держал в руках новое пальто.

— Привет, Ань, — сказал застенчиво он. — Вот, тебе пальто. По блату мать достала, у нас в торге знакомые, — и улыбнулся.

Удивлённая Аня сначала не знала, что ответить.

— Ой! Привет! Зачем это, дорого ведь, — пролепетала она.

Сева махнул рукой.

— Нормально, бери, — протянул пальто.

— Ой! Заходи, сегодня же праздник Рождество, ты знаешь? Как раз вовремя, у меня и торт есть.

— А предки? — опасливо спросил мальчик.

— На дежурстве, — ответила девочка.

— Ругали? — спросил он о пожаре.

— Было, — улыбнулась Аня. — Но даже не за пальто, за курение.

Сева прошёл в комнату.

У меня есть песни из третьего альбома Модерн Токинга, хочешь послушать? — предложила девочка.

— Третьего альбома? Здорово, давай! — обрадовался Сева.

Аня достала катушку Свема, поставила на магнитофон.

— Знаешь, а сегодня праздник Рождество, — сказала девочка.

— Рождество? Праздник что-ль? — спросил пионер Сева.

— Это день рождения Божьего Сына, который родился чудом от Девы Марии, — припоминала девочка сказанное родителями.

— Чудом? — скривил рот Сева.

— Нам не понять, — сказала Аня. — Главное, что он принёс с собой.

— А чего? — не понял Сева.

Девочка поставила катушку с магнитной лентой на магнитофон, нажала на кнопку и, когда раздались первые аккорды «Братец Луи», ответила:

— Любовь.

ПАСХА СОВЕТСКАЯ

Как камень стал чернее ночи, как стены когда-то белые скрыла она, словно грех от глаз Божиих раскажи, раскажи звонарь о годах недавних, сними пелену настоящего с ее гордым храмом восстановленным с золотом куполов, со светом крестов.

Вот они, ещё молодые, ещё только катят со всей округи выксунской резину от колес автомобильных, затаскивают в проемы разрушенных большевиками стен, складывают в башню посреди безкрышенного храма. И ты, ангел алтарный, в сомнении — веселиться или плакать. Будь беспристрастен, время твое еще не настало. Жди ночь, жди ночь, жди…

И она пришла, тьма страстная в предверии Воскресения Христова. И двое ребят, словно котов полуночных влезли в дыры обиженных стен и один, чиркнув спичкой, осветил своё длинное лицо улыбающееся со свисающимися на него длинными волосами — Борыська.

— У, у- ух! — пропел он почти басом ломающимся голосом, — Яко с нами…!

— Яко, яко! Х… хватит спи-ички жечь. Еще нет две-енадцати, — озлился заикаясь на Борыську второй, Серый.

— Ну и че, нет двенадцати. Чего ждать, когда менты привалят? — обиделся Борыська. — У тебя часы есть-ли?

— Ну есть, — ответил Серый. — Ну-ка за-асвети.

— А- а! — поймал Борыска и съязвил — спички не трать и поднес огонек к Серому.

Но он потух и Борыська снова зажёг спичку, засветила она Серого лицо круглое, маленькое с короткой стрижкой, и руку с Полетом.

— Полчаса. Полдвенадцатаго. — произнес шёпотом Борыська, и вдруг рявкнул. — Да какая разница! Пока разгорится.

А ночь, ночь такая звездная, вот ведь как бывает на Руси — поднимешь в храме взор вверх, а там — небо, бесконечная вселенная, и порадуешься на миг величии Творца, создавшем мир и сразу погруснеешь от ничтожества человека, допустившее оное — храм без крыши.

Борыська пальцы обжег от спички, бросил и в азарте фантазирует:

— Слышь, Серый, прикинь, а… Когда-то здесь службы были, попы пели, народу куча…

— Все ве-ернется, — почему-то ответил Серый, и сам подумал — вот ведь фантастика.

— Ага, чудеса — вернется, — язвил Борыська. — Крышу снесли, колокольцы сняли — одны развалины.

— А ты, Бор-ыысь, шире думай, — уже гнул свое Серый. — Де-ело не в этой вот ра-азрушенной церкви, а во всей, понял — в-оо всей! Придет время и везде постр-ооят заново.

Вздохнул Борыська тяжело:

— Вот тогда и припомнят нам костер…

Ангел, пребывающий при алтаре улыбнулся. Он, макнувший одно крыло в вечность ведает, что сии слова — правда. Не пройдет и десятилетие и те же ребята, уже возмужавшие станут носить кирпичи, мешать цемент, строить и восстанавливать. И чуть позднее стоять среди множества Христова Тела на литургии и славословить милосердного Бога. И хитро прищурясь, ангел возрел далее, как их, Серого и Борыську, Сергея и Бориса будут рукопологать во священство…

По огрызкам стен, чуть касаясь неба в глазницах окон побежали их две тени — что-то засветилось вне.

— Тихо, Серый, — шёпотом испуганным прошипел Борыська. — Милиция.

Ребята дыхание затаили, прислушались. Лишь ветер, словно Дух Божий ласкает камни и дождь, будто слезы ангелов оплакивает их. И чу — стуки, скрежет, смех переходящие в полоску света — фигуры с фонариком залазят внутрь.

— Да это наши из старого микрорайона, — обрадовался Серый.

А те смеются, что напугали.

— А мы думали запалили уже, — говорят.

— А мы, — говорят. — бензину принесли для пышности…

Вот уже какой советский год в ночь перед Пасхой в разрушенном Христорождественском храме, стоящем у Верхнего пруда подростки устраивают костер. И жители, в чьих сердцах затаенно и тихо спрятано зерно веры и в чьих головах помазано хоть какое-то правильное славие Господа радуются, словно не Русь это святая, а чужая языческая страна, да в первые годы апостольские. А некоторые крестятся в темноте и шепчут покаянно неведомому и забытому Богу:

— Христос Воскресе… Христос Воскресе…

— Христос Воскресе! — воскликнул Серый, еле успев отпрыгнуть от пламени запаленной резины. — У-ух ты! Полыхнуло!