Мария Колесникова - Воспоминание об Алмазных горах

• Название: Воспоминание об Алмазных горах
• Автор: Мария Колесникова
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-203-00613-X

Книга о людях интернационального долга: военных советниках, инструкторах, переводчиках, работающих в сложных условиях за рубежом.

«Воспоминание об Алмазных горах» — продолжение уже известной читателю повести «Гадание на иероглифах».

«Легенда об одной любви» посвящена Екатерине Александровне Максимовой, жене легендарного разведчика Рихарда Зорге.

Роман «Чудо революции» — о знаменитом сибирском партизане — чекисте Петре Щетинкине.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

Приказ Макартура Ли Сын Ману был категоричным:

«Начинайте агрессию против Севера и одновременно ведите контрпропаганду, что Север первым вторгся на Юг. Если вы сможете продержаться хотя бы две недели, дальше все пойдет гладко, ибо за это время США, обвинив Северную Корею в нападении на Южную Корею, заставят Объединенные Нации действовать, и их именем будут мобилизованы сухопутные, морские и воздушные силы».

Они там, в своей среде, вели секретные переговоры, переписку, отдавали грозные приказы, не стесняясь называть вещи их настоящими именами. Но все это каким-то образом становилось известно правительству Корейской Народно-Демократической Республики.

Замыслы Макартура отличались глобальным охватом: сбросить атомные бомбы на Северную Корею, на Китай, развязать третью мировую войну! Нужно торопиться, пока русские не создали запас атомных бомб! Потом будет поздно… Монополии на атомную бомбу больше не существует… Генерал Макартур был убежден: «американский век» на планете можно установить лишь с помощью атомной бомбы. Своему американскому советнику Роберту Оливеру Ли Сын Ман писал:

«Я твердо убежден в том, что сейчас психологически наиболее подходящий момент для того, чтобы принять агрессивные меры… Мы оттесним часть людей Ким Ир Сена в горный район и там постепенно заморим их голодом…»

Генерал Макартур в число агрессивных мер включал также бактериологическую войну. Чума… Холера… В тот день, когда мы любовались красотами Алмазных гор, Ли Сын Ман, выступая в Национальном собрании, заявил на весь мир: «Мы добьемся победы в горячей войне против коммунистического Севера!» Ли Сын Ман жаждал войны, так как в Южной Корее ширилось и ширилось партизанское движение. В Кэсоне в это время находился советник государственного департамента США Джон Фостер Даллес, совершавший инспекционную поездку перед началом военных действий. Вернувшись в Сеул, он также выступил в Национальном собрании с речью, в которой обещал Южной Корее военную помощь в борьбе против КНДР. На бронированном борту линкора «Миссури» в Токийском заливе министр обороны США Джонсон, начальник объединенной группы начальников штабов генерал Брэдли провели секретное совещание с генералом Макартуром и решили: пора!..

Мы находились в пограничном районе, неподалеку от Кэсона, когда рано утром 25 июля южнокорейская армия, численностью до десяти дивизий, по приказу генерала Макартура внезапно напала на части Народной армии. Лисынмановцы лезли глухо и напористо, перебегая от холма к холму. Охранные отряды и части Народной армии, не сделав ни одного выстрела, отошли по всей линии 38-й параллели на три километра в глубь своей территории. Лисынмановцы, по всей видимости, вообразили, будто части Народной армии бегут в панике, усилили нажим и были изумлены, когда по ним открыли жесточайший огонь.

Правительство Корейской Народно-Демократической Республики потребовало от Ли Сын Мана немедленно прекратить вторжение. Ли Сын Ман не ответил. Макартур заявил журналистам, что южнокорейские войска «не проявили способности к сопротивлению или желания вести борьбу». Его, конечно же, душило бешенство. Такой молниеносный провал! И он «ответил» правительству КНДР вместо Ли Сын Мана: свыше сотни американских самолетов обрушили бомбовый удар на города и села Северной Кореи. Уничтожить! Стереть с лица земли!..

Неожиданно для американцев и лисынмановцев Народная армия перешла в контрнаступление по всему фронту. Это был шквал огня, сметающий на своем пути все. Танки с ходу ворвались в Кэсон и заняли его. Южнокорейские части, бросая оружие, побежали на юг. Они бежали без оглядки. Но их настигли, окружили и уничтожили.

Своим опорным пунктом южнокорейские войска сделали Сувон, расположенный на юге от Сеула. Сюда прилетел генерал Макартур. Он бросил специальный отряд Смита из отборной американской 24-й пехотной дивизии. Но вскоре и отряд Смита бросился наутек в Тэчжон, который объявили «временной столицей». Здесь обосновалось правительство Ли Сын Мана. Здесь находился штаб командующего 8-й американской армией генерала Уоркера. Подход к Тэчжону прикрывала 24-я дивизия генерала Дина, который сурово требовал от своих солдат «восстановить честь великих Соединенных Штатов». Оборонительный рубеж в районе Тэчжона генерал Уоркер назвал «линией, от которой нет отступления». Совсем недавно генерал хвастал, что завтракать он будет в Хэчжу, обедать в Пхеньяне, ужинать на корейско-китайской границе в городе Синичжу. Теперь он не мог точно сказать, где будет ужинать. Пехотные соединения Народной армии стремительно осуществили обходный маневр, преодолев высокие горы, и зажали Тэчжон в кольцо. Когда генералу Дину доложили об этом, он не поверил. Танкисты, которым Сергей Владимирович еще совсем недавно читал лекции в Пхеньяне, ворвались в Тэчжон. Генерал Дин приказал своим подразделениям побросать в реку снаряды, ящики с патронами, пушки, продовольствие и налегке бежать дальше на юг, в Кумсан. Генерал Дин, переодевшись в солдатскую форму, пытался бежать, но был схвачен бдительным солдатом 18-го гвардейского полка Народной армии.

Через три дня после начала войны Народная армия освободила Сеул. Марионеточная армия Ли Сын Мана была разгромлена. Сам диктатор, прихватив золото сеульских банков, вместе со своей женой — американкой бежал на юг. В освобожденных районах началась земельная реформа: все земли, принадлежащие помещикам и американским оккупационным властям, были переданы крестьянам.

— Танковое училище переводят в Сеул, — сказал полковник Аверьянов. — Будем готовить командиров машин по ускоренной программе. Едем!

Дрогнуло сердце: я увижу Сеул!.. Тот самый Сеул, где некогда бывал мой любимый Пьер Лоти…

По дороге в Сеул сделали остановку в Кэсоне, через который всего несколько дней назад проходила разграничительная линия. Мы не отказали себе в удовольствии осмотреть усыпальницы вана Конмина и его жены. Могилы находились в красивом лесистом горном ущелье. Каждая имела форму полусферы, основание которой покоилось на массивных гранитных плитах с рельефными изображениями знаков зодиака. Седая легкая трава покрывала эти величественные купола.

— Самая выдающаяся ванская гробница! — сказал Сергей Владимирович. — После этой усыпальницы можно ничего больше не смотреть. Конмин управлял государством Коре. Жил он в эпоху монгольского нашествия.

У входа в каждую усыпальницу высился массивный каменный стол-плита, а рядом — пепельно-серые ритуальные светильники. Каменные перила и шестигранные столбы, ширмообразные плотные стены, декоративные рельефы на стенах, каменное изображение льва-арслана, символизирующего духа — хранителя четырех сторон света… Я прикасалась ко всему этому руками — это было прикосновение к самой вечности. Позади усыпальниц паслось целое стадо каменных животных. Древний душный жар охватывал нас.

Нет, не настенные фрески гробницы, изображающие вана и его жену, не загадочный белый памятник перед храмом Квантхонбочжэсонса, не замысловатые рельефы поразили мое воображение. У входа в гробницу молчаливо стояли статуи военных и гражданских чиновников той поры. Тогда в моде было добиваться портретного сходства. Вот эти-то портретные скульптуры и привели меня в трепет. Особенно большое впечатление производила статуя старого полководца. Он стоял в гордой позе, опершись на меч. Борода ниспадала на громоздкие доспехи, сквозь усы прорезывалась ироническая усмешка, а большие, широко открытые глаза казались живыми, в них горел ум.

— Такими они и были, — сказал негромко Сергей Владимирович. — Станьте-ка между этими двумя богатырями — запечатлею на фотопленку для истории с биографией. Нам нужно еще успеть осмотреть дворец Манвольдэ. Я о нем много слышал. Самый прекрасный памятник старины.

Я тоже знала о существовании этого дворца, построенного еще в 919 году. И конечно же, стремилась увидеть его, прикоснуться пальцами к мрамору.

Дворец поднимался террасами по склону горы Санаксан. По сторонам вставали фиолетовые скалы. Ступенька за ступенькой преодолевали мы широкие мраморные лестницы, будто совершали восхождение на небо, останавливались перед ржавыми каменными стенами с многоугольчатыми башнями. Мы словно бы парили в воздухе. Лиловеющие дали казались бесконечными. Нежно сияла немая высь. Мной завладело желание познать корейское искусство, рассказать о нем всем, рассказать и об этом дворце Манвольдэ, где не ступала никогда нога советских искусствоведов и историков. Я — первая… И фотография:

«На мраморных ступенях Манвольдэ. Июль 1950».

По трехмаршевой лестнице мы поднимались к воротам Хвегё, за которыми находился павильон Хвегён — главное здание дворца.

Что-то было торжественное, величавое в этом нашем восхождении. В этих роскошных дворцах с высокими стенами, с лотосовыми прудами, искусственными водопадами никогда никто не жил. Их строили только для того, чтобы любоваться. И это была еще одна странность, с которой я столкнулась в Корее. Сергей Владимирович рассказал, что те самые горы Мёхянсан, где стоит многоярусная пагода с бронзовыми колокольчиками, богаты золотом: слитки находят прямо в реке. Но разработку золотоносных жил не ведут: не хотят из-за нескольких тонн золота портить прекрасный пейзаж. Тут, наверное, требовалась иная логика, чем у нас…