Алессандро Барикко - CITY

• Название: CITY
• Автор: Алессандро Барикко
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Современная проза

Недовольный всем, что вышло из-под его пера, Алессандро Барикко погрузился в современность и освоил профессию градостроителя. Так возник «City» — роман-город, с кварталами — сюжетными линиями и улицами-персонажами. Как и полагается уважающему себя городу, в нем есть все для увлекательной жизни: боксеры, футболисты, профессора, парикмахер, генерал, гениальный подросток, девушка на первом плане. А если этого покажется мало, — за углом демонстрируют захватывающий вестерн. Барикко не изменяет своему обыкновению — приговаривать к смерти полюбившихся ему героев. Так легче расставаться с ними...

---

— Я хочу попытаться, Учитель. Вы приведете меня наверх?

Мондини не считал, что должен отвечать на такие вопросы. Он считал, что должен убедить парня навсегда уйти с ринга.

— Пожалуйста, скажите, вы приведете меня наверх?

Мондини не был готов отвечать.

— Да или нет, Учитель?

Зимой 1989 года держалась необычайно низкая температура, и чемпионат по футболу, проходивший прямо за домом Гульда, часто прерывался из-за того, что поле не годилось для игры. Иногда, чтобы совсем уж не сорвать график, встречи проходили в предельно тяжелых условиях. Однажды Гульд, Пумеранг и Дизель видели матч на снегу. Мяч отскакивал как надо, для судьи все шло по правилам. У одной из команд форма была красной. У другой — в лилово-белую клетку. Некоторые играли в перчатках, а один из вратарей надел шапку, которая прикрывала уши и завязывалась под подбородком. Так он напоминал полярника, сошедшего с палубы исследовательского судна. На середине второго тайма Гульд вышел из дома и достиг знакомого места за правыми воротами. Профессора Тальтомара не было. Впервые. Гульд подождал немного и вернулся домой. Матч окончился в пользу красных, забивших победный гол на двенадцатой минуте второго тайма.

Профессор так и не появился, и Гульд принялся его разыскивать. Наконец он нашел профессора в доме престарелых: воспаление легких, но на самом деле, возможно, и рак, никто не знал в точности. Профессор лежал в постели. Он как будто уменьшился в размерах. Во рту — погасшая сигарета без фильтра. Гульд подошел к стулу и сел. Глаза профессора Тальтомара были закрыты — может быть, он спал. Некоторое время Гульд хранил молчание. Затем произнес:

— Ноль-ноль, две минуты до конца встречи. Центральный нападающий падает, судья назначает пенальти. Капитан, протестуя, орет как сумасшедший. Судья вспыхивает от ярости, достает пистолет и стреляет в упор. Осечка. Капитан бросается на судью, оба падают на землю. К ним сбегаются игроки. Судья встает.

Профессор Тальтомар не шевельнулся. Он не шевелился еще какое-то время. Потом медленно выплюнул сигарету, стряхнул воображаемый пепел и тихо пробормотал:

— Капитан получает красную карточку. Пробивается пенальти. Матч продолжается установленное время, назначается дополнительное время ввиду произошедшей драки. Дисквалификация судьи согласно статье 28 Кодекса судейских ассоциаций, которая гласит: придурок не может быть судьей.

Здесь профессор закашлялся и сунул в рот сигарету.

Гульд почувствовал внутри себя теплую волну.

Он еще посидел немного в молчании.

Когда он поднялся, то сказал:

— Спасибо, профессор.

Профессор Тальтомар даже не открыл глаза.

— Будь здоров, сынок.

Примерно в это же время Шатци договорилась о покупке подержанного прицепа-дачи, модель «Пагоде» 1971 года выпуска. Внутри — сплошное дерево. Снаружи прицеп был желтым.

— Как вам взбрело в голову выбрать желтый?

— Должен заметить, что покупаете прицеп вы, а не я.

— Понятно, но вы купили его двадцать лет назад. Не хотите же вы сказать, что другого цвета не было?

— Если вам не нравится желтый цвет, можете перекрасить.

— Мне нравится желтый цвет.

— Вам нравится?

— Лично мне — да. Но в общем-то надо быть умственно неполноценным, чтобы купить желтый прицеп, как вы считаете?

Профессор Бандини опустил голову. Всегда помнить, сказал он себе, с этой девушкой — терпение и еще раз терпение. Спокойствие. Иначе он никогда не избавится от желтого прицепа. Он пытался сплавить его уже не один месяц. Не так много на свете людей, предел мечтаний которых — прицеп «Пагоде» 1971 года выпуска. Желтый. Он рассовал объявления повсюду, включая и газетку университета, где преподавал. Это был университет Гульда. Гульд вырезал объявление и наклеил его на холодильник рядом с другими. В конце концов, выбор оставался за Шатци. Она предпочитала католиков, а также интеллектуалов: тех, кому неловко говорить о деньгах. Профессор Бандини был интеллектуалом-католиком.

Однажды он читал свой курс перед сотней студентов, в аудитории номер 11. Открылась дверь, и вошла эта девушка.

— Профессор Майкл Бандини?

— Да, а что?

Шатци помахала вырезанным из газеты объявлением:

— Это вы продаете подержанный прицеп-дачу, модель «Пагоде» семьдесят первого года выпуска, в хорошем состоянии, цена подлежит обсуждению, обмен исключен?

Не очень понимая почему, профессор Бандини смутился, как если бы ему принесли зонтик, забытый в зале для порнофильмов.

— Да, это я.

— Можно его посмотреть? То есть прицеп, можно посмотреть прицеп?

— Я читаю лекцию.

Кажется, только тогда Шатци обратила внимание на студентов, заполнявших аудиторию.

— О-о.

— Вам нетрудно подойти позже?

— Конечно, извините, я могу чуть-чуть подождать, можно, я присяду здесь, вы не против? Вдруг я узнаю что-то для меня нужное.

— Пожалуйста.

— Спасибо.

В мире полно ненормальных, сказал себе профессор Бандини. Потом возобновил лекцию с того места, на котором его прервали.

Обычно, утверждал он, порч, или веранда, расположен вдоль фасада дома. Он состоит из навеса различной ширины — но редко больше четырех метров — и поддерживается рядом опор, прикрывая сверху террасу, которая приподнимается над землей на высоту от двадцати до ста пятидесяти сантиметров. Картину дополняют водосток и ступеньки для подъема на террасу. С чисто архитектурной точки зрения, порч представляет собой довольно незначительное развитие классической идеи фасада, соединяющей в себе бедность мелкого собственника и его стремление к убогой роскоши. С точки зрения психологической или даже нравственной, речь, напротив, идет о феномене, который ставит меня в тупик и который, после тщательного размышления, выглядит трогательным и отталкивающим одновременно, но в любом случае эпифаническим. От греческого epiphaneia, откровение.

Шатци согласилась легким кивком головы. И действительно, на Дальнем Западе почти у всех была веранда перед домом.

Анормальность порча — продолжал профессор Бандини — разумеется, в том, что он расположен как бы внутри дома, но в то же время и снаружи. В некотором роде это удлиненный порог: уже не часть дома, но еще не угрожающий внешний мир. Это нейтральная зона, где идея защищенного места — каждый дом призван быть свидетельством и воплощением этой идеи — выходит за пределы собственного определения и предлагает себя вновь и вновь, почти беззащитная, словно посмертный отпор натиску открытого пространства. В этом смысле порч — по преимуществу царство слабости, мир в состоянии равновесия, идея в изгнании. Не исключено, что эта самая слабость и составляет его очарование: человек склонен привязываться к местам, как бы напоминающим о его собственной хрупкости, о том, что он — существо обнаженное и пограничное.

В частных беседах профессор Бандини подводил итог своим рассуждениям фразой, которую считал неосторожным произносить публично, но представлявшей, по его мнению, счастливый синтез всех его размышлений. «Люди владеют домами; но они суть веранды». Он попробовал однажды сообщить об этом жене, но та хохотала, пока ей не стало плохо. Результат: жена бросила профессора ради переводчицы на двадцать два года старше ее самой.

Все же любопытно — излагал далее профессор Бандини, — что определение «царства слабости» исчезает, как только порч перестает быть неодушевленным архитектурным объектом и в нем поселяются люди. На веранде среднестатистический человек живет спиной к дому, в сидячем положении, и более того — сидя на кресле, снабженном специальным механизмом, чтобы качаться. В известных случаях, с ослепительной точностью дополняя картину, человек держит на коленях заряженное ружье. И всегда смотрит прямо перед собой. А теперь возвратимся к ощущению хрупкости, которое оставляет порч как чистый архитектурный объект: стоит лишь обогатить его присутствием человека — он сидит спиной к дому и качается в кресле с заряженным ружьем на коленях, — хрупкость явно уступает место силе, надежности, решительности. Можно даже утверждать, что порч перестает быть мимолетным эхом дома, к которому приставлен, и становится отчетливым выражением того, что дом едва лишь очерчивает: защищенное место, решение теоремы, которую дом всего лишь формулирует.

Шатци особенно понравились слова про заряженное ружье.

В конечном счете — развивал свою мысль профессор Бандини — этот человек вместе с порчем образуют светскую, но притом священную, икону, прославляющую право человеческой особи обладать своим собственным местом, право, недоступное тому, кто просто существует. Более того: эта икона прославляет претензию человеческой особи на то, чтобы иметь возможность защищать это место оружием методичной слабости (кресло-качалка) или материально подкрепленной смелости (заряженное ружье). Вся человеческая судьба заключена в этом образе. Поскольку именно так выглядит положение, предназначенное человеку: быть лицом к миру, имея за спиной самого себя.