Всеволод Иванов - Александр Пушкин и его время

• Название: Александр Пушкин и его время
• Автор: Всеволод Иванов
• Издательство: Хабаровское книжное издательство
• Жанр: История
• Год: 1985

Имя Всеволода Никаноровича Иванова, старейшего дальневосточного писателя (1888–1971), известно в нашей стране. Читатели знают его исторические повести и романы «На нижней Дебре», «Тайфун над Янцзы», «Путь к Алмазной горе», «Черные люди», «Императрица Фике», «Александр Пушкин и его время». Впервые они были изданы в Хабаровске, где Вс. Н. Иванов жил и работал последние двадцать пять лет своей жизни. Затем его произведения появились в центральной печати. Литературная общественность заметила произведения дальневосточного автора. Высоко был оценен роман «Черные люди», в котором критика отмечала следование лучшим традициям советского исторического романа.

Последним произведением Bс. H. Иванова стало повествование «Александр Пушкин и его время». Научный редактор книги — профессор, доктор филологических наук П. А. Николаев, он же автор предисловий к первому и второму изданиям этого повествования, — писал: «Среди множества научных и художественных биографий труд Вс. Н. Иванова привлечет к себе внимание читателей оригинальной трактовкой и характера великого поэта в целом, и многих особенностей его миропонимания. Пушкин предстает здесь и как волшебник поэтического слова, и как необычайно живая эмоциональная натура, но главное — как человек с чрезвычайно широким историческим мышлением. Пушкин — великий государственный ум, вот на какую сторону духовного облика поэта обратил внимание Bс. H. Иванов».

---

«Навряд, мой милый. Хоть она и в хорошем духе писана, да никак не мог упрятать всех моих ушей под колпак юродивого. Торчат!»

Год работал Пушкин над «Борисом Годуновым». Драма кончена 7 ноября 1825 года, то есть за месяц до декабрьских событий.

Поэт был так доволен, что, поставив точку, прыгал по комнате, восторженно восклицая:

— Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!

Весь этот год Пушкин учился у народа, изучал национальный стиль его действий, его мораль, ее проявления. С Пушкиным впервые в русской литературе в «Борисе» явился народ, активный, свободный, сильный, боевой, определяющий конструктивно самое государство, и вышел как полновластный хозяин государства впереди золотой толпы царей, князей, бояр, помещиков. И, опасаясь этого народа, царь Борис говорит:

Конь иногда сбивает седока,
Сын у отца не вечно в полной воле.
Лишь строгостью мы можем неусыпной
Сдержать народ.

Царю Борису, однако, суровые меры уже не помогают.

На Москву идет тот, про которого народ думает, что он действительно безупречный наследник.

Борис умер скоропостижно, не был ли он отравлен? — гадают историки. Верный годуновский воевода Басманов разбивает названного Димитрия именем молодого царя — Феодора Борисовича Годунова. И в фронтовую ставку годуновского воеводы Басманова под Севском от Димитрия является мятежный Гаврила Пушкин, предок поэта, чтоб смело сказать ему от имени Димитрия так, как думает источник правды — народ:

…Я ведаю, что рано или поздно
Ему Москву уступит сын Борисов.

И впрямь приходит время, когда в Москве Гаврила Пушкин подымается на Лобное место и обращается к народу московскому с такими словами:

Московские граждане,
Вам кланяться царевич приказал.
. . .
Димитрий к вам идет с любовью, с миром.
В угоду ли семейству Годуновых
Подымете вы руку на царя
Законного, на внука Мономаха?

Народ:

Вестимо, нет.
Московские граждане! —

продолжает Гаврила Пушкин:

— Мир ведает, сколь много вы терпели,
Под властию жестокого пришельца:
Опалу, казнь, бесчестие, налоги,
И труд, и глад — всё испытали вы.
Дмитрий же вас жаловать намерен,
Бояр, дворян, людей приказных, ратных,
Гостей, купцов — и весь честной народ.
Но он идет на царственный престол
Своих отцов — в сопровожденьи грозном.
Не гневайте ж царя и бойтесь бога,
Целуйте крест законному владыке;
Смиритеся, немедленно пошлите
К Димитрию во стан митрополита,
Бояр, дьяков и выборных людей,
Да бьют челом отцу и государю.

(Сходит. Шум народный.)

Народ:

Что толковать? Боярин правду молвил.
Да здравствует, Димитрий, наш отец!

И в результате таких речей на Лобное место взбегает мужик:

Народ, народ! в Кремль! в Царские палаты!
Ступай! вязать Борисова щенка!

Буря народного мщения на своем пути сносит последние препятствия, народ несется толпою:

Вязать! топить! Да здравствует Димитрий!
Да гибнет род Бориса Годунова!

С Феодором и его матерью — Марией Годуновой покончено. Названный Димитрий всходит на престол как законный, правильный государь. Правда, «народ безмолвствует» на призыв Мосальского кричать здравицу новому царю, он уже чует свою ошибку.

Чем побеждает названный Димитрий? Войском своим? Гаврила Пушкин, сторонник Димитрия, в отчаянно дерзкой сцене наедине с Борисовым воеводой Басмановым раскрывает откровенно карты претендентов.

Басманов бросает Пушкину вызов:

— Да много ль вас? всего-то восемь тысяч.

Ответ Пушкина разителен:

Ошибся ты: и тех не наберешь.
Я сам скажу, что войско наше дрянь,
Что казаки лишь только селы грабят,
Что поляки лишь хвастают да пьют,
А русские… да что и говорить…
Перед тобой не стану я лукавить;
Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?
Не войском, нет, не польскою помогой,
А мнением; да! мнением народным.

Мнение народное, голос народа — вот парус, который ведет государство.

И народное мнение, его волю Пушкин видит не в одних только буйных криках, в «ярых воплях». Решающая сцена разыгрывается на Красной площади, на «Пожаре», там, где стоит на Лбу — Лобном месте — трибуна древнего веча, в атмосфере густого быта. Она разыгрывается перед Василием Блаженным — этой чудесной памятью победы Москвы над степью под Казанью, этим памятником великого собирания земли. Перед Кремлем, меж зубцами которого горят главы московских соборов.

Русский народ — чинный народ, любящий «чин» — церемониал, порядок в личном поведении и тем более пышный чин государственных церемоний. Красочные русские праздники с их полнокровной смесью христианских, языческих и азиатских элементов, пусть даже устарев, не исчезают, а властно требуют для себя новых форм…

Все это узнавал, изучал в Михайловском Пушкин.

Не чудачеством поэта были прогулки на кладбище под Святогорским монастырем, где он слушал, как певуче и горько голосили бабы по своим дорогим покойникам, как слепцы пели стих о Лазаре. На торгу он слушал, как перебранивались выпившие крестьяне, в березовой солнечной роще смотрел, как девушки и парни водили хороводы. «Пушкин, — рассказывают очевидцы, — долго простаивал с народом, записывая незаметно за спиной на бумажке с дощечкой, что видел и слышал…» В Святогорском монастыре в «девятую после Пасхи пятницу» бывали ежегодно ярмарки. Пушкин и явился однажды на такую ярмарку, одетый в белую рубаху с красными ластовицами, опоясанный тканым пояском. И великий поэт с нищими заодно пел жалостные стихи об Алексее Божьем человеке, об архангеле Михаиле, о страшном суде и при этом дирижировал своей железной тяжелой тростью. Вокруг Пушкина собиралась толпа народа, запруживала вход в Святые ворота. В конце концов Пушкин был однажды задержан даже уездным исправником как виновник таких беспорядков. Бывшие на ярмарке местные помещики были очень скандализованы таким случаем, который, однако, был, по существу, не чем иным, как семинаром поэта по изучению русской народной культуры.

Результаты этой работы Пушкина долго оставались нераскрытыми. Только творчество Мусоргского, двинувшегося вслед за Пушкиным, выявило впервые и раскрыло через музыкальное звучание могучее содержание «Бориса Годунова» как народной драмы.

В столичном обществе народная эта драма не могла иметь успеха. Пушкин предвидел это. «Важная вещь! — писал он Бестужеву 30 ноября 1825 года. — Я написал трагедию и ею очень доволен; но страшно в свет выдать — робкий вкус наш не стерпит истинного романтизма. Под романтизмом у нас разумеют Ламартина. Сколько я ни читал о романтизме, всё не то; даже Кюхельбекер врет».

И действительно, в газете «Северный Меркурий», издававшейся М. А. Бестужевым-Рюминым, по выходе «Бориса Годунова» был напечатан следующий стишок:

И Пушкин стал нам скучен,
И Пушкин надоел;
И стих его не звучен
И гений охладел.
«Бориса Годунова»
Он выпустил в народ:
Убогая обнова —
Увы! — на Новый год!

Европейски образованное общество «Бориса Годунова», можно сказать, не приняло, просто не поняло. Надо было ждать более глубокого мнения народа, надо было ждать других времен.

В 1825 году Пушкина наконец впервые посещают старые друзья — в январе к нему в Михайловское приехал И. И. Пущин.

«С той минуты, как я узнал, что Пушкин в изгнании, — пишет Пущин, — во мне зародилась мысль непременно навестить его». Доброе это намерение, однако, осуществилось лишь в январе 1825 года. Интересно отметить, что перед отъездом из Москвы Пущин, будучи на балу у московского генерал-губернатора князя Д. В. Голицына, сообщил А. И. Тургеневу, тоже другу Пушкина, что он едет в Петербург на рождество и думает посетить Пушкина.

— Как? — испугался Тургенев. — Или вы не знаете, что он под двойным надзором — и политическим и духовным? Не советовал бы!

Утром морозного январского дня Пущин, раскатившись с горы, потеряв свалившегося в сугроб с козел ямщика, влетел на тройке в раскрытые ворота на двор опального поэта.

Мой первый друг, мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.

Пушкин босой, в одной рубашке выскочив из постели на крыльцо, обнял Пущина в его обмерзшей, вывалянной в снегу шубе. Первая радость встречи остыла. Пушкин оделся, умылся; няня подала кофе, друзья уселись. Закурили трубки.